— О чем это вы? — у Холли был такой же удивленный взгляд, как у Эбби.

— Пусть Мэдди сама расскажет, — сказал Джонти, — а мне пора. Увидимся позже.

И он вдруг бросился вперед и молниеносно чмокнул Холли в щеку. А потом помчался к отелю вслед за Дилли.

— Да уж, есть о чем поговорить, — сказала я.

Холли поднесла руку к щеке, куда ее поцеловал Джонти. Мы разлеглись на шезлонгах.

— Беги отсюда, Эбби, — сурово сказала Холли.

— А почему?

— Разговор для больших девочек. Пойди поиграй, поищи маму.

Прогнав Эбби, Холли уселась поудобнее. Я рассказала ей о ссоре с папой.

— Да уж! — сказала она. — Иногда я думаю, что она влюблена в собственного брата! А на тему пап — мой вообще, как найдет у меня какой-нибудь девчачий журнал, истерику закатывает. Кажется, они думают, что стоит нам узнать, что такое секс — сразу убежим и забеременеем. И если ты подросток, то у тебя нет головы на плечах. Родители никогда нам не доверяют.


Папа вместе с Брайаном Хайтером пришел попрощаться перед отъездом. Брайан сказал мне, что Дилли вернется к занятиям по виндсерфингу, и они уехали, как двое нетерпеливых школьников. Я обедала в гордом одиночестве.


Дилли заметила, что мне очень легко дается виндсерфинг. Да, получалось просто здорово — я свалилась всего один раз. Тут все дело в балансе — а с этим у меня проблем нет. Солнце палило, и как только мы выходили из воды, сразу приходилось мазаться кремом от загара. Но море и бриз были чудесные. Инструктор тоже очень меня хвалил — может, потому, что я ему понравилась. Наверное, он был удивлен: благодаря моим танцам я куда сильнее, чем кажется. Вот что еще я страшно хочу сделать вместе с Рэдом! Теперь я знаю, почему они с Джонти так любят виндсерфинг: чувствуешь себя свободным — в мире только ты, море и ветер. Дилли говорит, немного похоже на верховую езду: ты независим, держишь все под контролем, и в мире только ты и лошадь. Хорошо, когда у родителей хватает на все это денег. Всем бы детям так везло!

Потом мы шли вдоль пляжа, и кто-то яростно замахал мне из тени пальм.

— Пойдем, познакомлю тебя с Бьянкой, — сказала я Дилли. — Она, наверное, сегодня хорошо себя чувствует, раз они принесли ее на пляж!

— Мэдди! — завопила Бьянка. — Мама говорит, что мне можно поехать на банане с тобой и папой! Я уже замучилась ждать, когда кончится твой урок!

Вот ведь маленькая начальница! Я посмотрела на ее папу.

— Мы тут придумали что-то вроде упряжи для Бьянки — ты сможешь привязать ее к себе перед спасательным жилетом. Я сяду впереди — если свалимся, то вместе. Ну, что думаешь?

— Он только об этом и говорит в последнее время, — улыбнулась мама Бьянки. — А ей так просто не терпится. И мы решили попробовать.

— Вот и отлично! А если Дилли — это моя подруга Корделия Хайтер — тоже поедет с нами, банан будет весь наш.

— Я бы тоже поехала, — сказала мама Бьянки, — но мне даже смотреть на это страшно! Я плохо плаваю.

— Ну, пойдем! — Бьянка чуть не лопалась от нетерпения.

И мы пошли к банановой лодке. Водитель нашел маленький спасательный жилет для Бьянки, и мы привязали ее ко мне. Малышка буквально дрожала от возбуждения, когда мы поехали по бухте. Водитель лодки был очень осторожен и поворачивал аккуратно, чтобы мы не упали. Но Бьянка так просила сделать все «по-настоящему», и я решилась. Обычно кто-нибудь начинает прыгать, тогда банан выгибается, как змея, и на нем почти невозможно удержаться. Когда мы уже возвращались к берегу, я несколько раз подпрыгнула и скатилась в море, увлекая за собой Бьянку. Я много возила ее по бассейну и знаю, на что она способна. И ей страшно понравилось — она дрыгалась у меня на руках и вопила: «Смотрите на меня! Смотрите на меня!» Там было мелко, я встала на ноги и отстегнула от себя Бьянку, а потом подтащила ее к берегу, прямо как в бассейне.

— Ты меня напугала, — сказал папа Бьянки, когда мы все вышли и сели на берегу.

— Меня тоже, — подхватила ее мама, — я была уверена, что она вот-вот утонет.

— А мне так понравилось! — Бьянка была в восторге. — Это лучше всего в жизни!


— Потому ты это и сделала? — спросила Дилли, когда мы уже сидели в пляжном баре.

— Угу, она жутко хотела, чтобы все было по-настоящему. А ты сама не хотела бы, если бы знала, что тебе недолго осталось жить? — У меня на глазах еще стояли слезы от слов Бьянки. — Родители обращаются с ней, как с фарфоровой вазой, а ей не этого надо.

— Но они ведь хотят как лучше…

— Думаю, все родители так, — сказала я, вспомнив о папе.

Мы с Дилли вернулись в отель. Я мечтала залезть в душ после такого активного дня.

— Как спокойно без Линден, правда? — сказала Дилли.

— А она тебе не нравится?

— Мы с ней очень разные, — дипломатично ответила Дилли.

— Она очень забавная, — вступилась я за Линден. Все-таки она сестра Рэда.

— Со мной она вообще не считается. И я ей не доверяю. Ну, помнишь хотя бы, что она сказала о Рэде твоему папе? А ее вчерашние попытки закадрить Чарльза? Между прочим, Флавия в глубоком шоке — она считала, что между ней и Рэдом все так серьезно. Хотя ясно же, он по тебе с ума сходит. Но она никак не примирится с тем, что ее мелкие брат и сестра тоже могут нравиться людям. Ныла все утро, пока мы катались!

— Ты не знаешь случайно, когда вернутся О’Ниллы?

— Понятия не имею.

— А ты знакома с большим дядей?

— По-моему, мы в прошлом году как-то ужинали вместе. А что?

— Какой он?

— Абсолютно такой же, как и все остальные здесь. Да, он, конечно, самый известный в мире режиссер, как не устает повторять Линден. И у него мало общего с мамой и папой, если честно. Но вряд ли вообще у кого-нибудь есть что-то общее с моими родителями — для этого нужно жить в таком же углу Уорикшира, как мы. А поскольку почти весь Уорикшир принадлежит нам…

— Мне нравятся твои родители. Никогда не встречала таких, как они. А твоя мама напоминает мне Пенелопу Кит!

— Да, они нормальные. Не ссорятся, ничего такого. Просто какие-то допотопные — как будто заморозились где-то в тридцатые годы. Вот что получается, если семья поколение за поколением не вылезает из своего угла Уорикшира. Флавия здорово умеет рассуждать на тему: зачем меняться, если это не обязательно. И я тоже иногда так рассуждаю. Но я не желаю быть такой, как Флавия!

Тут наши пути расходились.

— Ну, увидимся позже, — сказала Дилли. — Надеюсь, ты найдешь Рэда. А мне придется ждать до утра, чтобы увидеться с Чарльзом. Холли сказала Джонти, что они будут на пляже рано, а потом куда-то уезжают.

— Увидимся, — и я пошла в наш номер.

Там было очень прохладно. Я взяла банан из вазы с фруктами и открыла дверь на балкон, жевала и смотрела на тропический сад, бассейн и море. Люди возвращались с пляжа к отелю, в основном — чтобы переодеться к ужину. Судя по виду, они собирались на прием к королеве! Ах, как жаль, что я забыла свою диадему! У Хайтеров наверняка есть куча пафосных нарядов и фамильные драгоценности, конечно. Надо будет как-нибудь спросить Дилли. Она из семьи таких богачей и при этом абсолютно нормальная и очень симпатичная. Вот Флавия — совсем другое дело. Здорово, конечно, владеть почти целым Уорикширом и приезжать сюда каждый год! А на Пасху ездить кататься на горных лыжах куда-нибудь в Альпы. А на Рождество можно и в Нью-Йорк — или в свою квартиру в Челси. Невероятно. Надо будет рассказать обо всем этом маме и Элоизе. Мама будет в шоке.

И еще я очень хотела увидеться с Рэдом наедине. Хотя бы на пять минут. Интересно, это возможно?

Я приняла душ и переоделась в маленькое клубное платье — в обтяжку и мерцающее, мягко-розового цвета. Оно мне идет, особенно когда я загорю. Для ужина с папой стоило приодеться и вообще быть красавицей, чтобы загладить впечатление вчерашнего вечера. Папа ведь старался. И я так благодарна ему, что он организовал эту потрясающую поездку для меня одной…

Я надела драгоценности, которые мне подарил мой бывший парень — у него на удивление хороший вкус. А на загорелой коже все это смотрится еще лучше. Я спустилась в бар ждать папу и заказала себе маленький фруктовый коктейль. Был великолепный закат, пальмы слегка покачивались на легком ветерке. Рекламные проспекты не врут! Я уже разделалась с коктейлем, а папы все не было видно, да и никого из знакомых тоже. Хайтеры, наверное, пошли куда-то еще, а О’Ниллы до сих пор не вернулись. Я подождала еще немного, потом решила узнать — может, папа оставил для меня сообщение на ресепшене.

Я подошла к стойке, и дежурный попросил меня взглянуть в нашу ячейку. Там лежал факс! Но сообщение было не от папы, а для него от кого-то по имени Ф. Марчант: «Настанет ли когда-нибудь суббота? Грентли Адамс, пять часов вечера». Я перечитала еще раз. Кто его знает, что это значит, наверняка что-то по работе. Но тон письма мне почему-то не понравился, и, стыдно сказать, я скомкала лист и выбросила в ближайшую урну. Папа сам виноват, что его все еще нет.

— Мэдди!

Я оглянулась и увидела Рэда. Он, наверное, только что меня заметил, потому что Линден и Оливер в это время проходили мимо ресепшена.

— Ты уже ужинала?

Его глаза так ярко горели, когда он говорил, — просто здорово. Я была так рада его видеть!

— Нет еще. Жду, когда папа вернется с гольфа. Он уже давно должен был приехать. Я так есть хочу!

— Так, Мэдди, быстро. Идем со мной, — он проверил свой задний карман. — Мобильный. Деньги. — Потом схватил меня за руку и потащил на улицу. У дверей стояло такси. — Хорошо. На нем мы только что приехали. — Он втолкнул меня внутрь. — В «Карамболу», пожалуйста, — а потом сел сам и набрал номер отеля. — Алле! Сообщение для Ричарда Дюмона от его дочери: уехала в «Карамболу» с Рэдом. Вернусь около одиннадцати. — Он засмеялся, глядя на мое удивленное лицо. — Недаром я сын Оливера О’Нилла. Люблю, когда жизнь кипит, — и набрал другой номер. — Пап, это я. У меня поменялись планы, поужинаю в городе. Увидимся около одиннадцати. — Он оценивающе посмотрел на меня: — Ты потрясающе выглядишь! А теперь слушай. Мне из достоверных источников известно, что партия играющих в гольф немного задержалась и в отеле они будут самое раннее в девять. Джонти сказал.

У меня перехватило дыхание.

— Что такое «Карамбола»? Мне пора визжать? А ты знаешь, что Линден вчера сказала моему папе…

— Хоть мне и неловко в этом признаваться, но да, я знаю. Мне Джонти и это сказал. А «Карамбола» — это очень стильный ресторан, но главная его прелесть — это лучшее место, откуда можно увидеть летящих скатов. Объяснять пока не буду, сама увидишь. По дороге в отель шофер сказал нам, что они сегодня особенно хороши. Так что можешь визжать, если хочешь, но я бы на твоем месте не стал. Тем более мы уже почти приехали.

Машина поднялась на горку и подкатила к ресторану, который стоял прямо на краю обрыва. Мы вышли. Рэд заплатил шоферу и попросил его вернуться в половине одиннадцатого. Как элегантно и умело! Ни в какое сравнение не идет со всеми моими бывшими!

— Папа взбесится.

— Он не имеет права. Он опоздал и не предупредил тебя. И он знает, где ты. Так что забудь! Просто наслаждайся!

И он обнял меня за плечи и ввел внутрь. Мы нашли столик с видом на море. Рэд быстро все заказал, и мы пошли туда, куда показывали все остальные. Там были скаты! Гигантские, с серебряными спинами, они выскакивали из воды и прыгали в волнах. Сначала видишь лишь темное море, потом вдруг появляется один скат, за ним другой, третий — это просто волшебно, словно звезды загораются в вечернем небе.

— Они как будто не из этого мира! — сказал Рэд со счастливым вздохом. — В последний раз я их видел, когда был еще слишком маленький, ничего не понимал. А потом уломал папу, но мы приехали слишком рано. Линден была еще совсем малышка, и нам пришлось уйти. Я очень злился. — Он улыбнулся мне. — Надеюсь, ничего, что я тебя похитил, Мэдди. Ты была такая красивая и одинокая, что мне захотелось тебя утащить. Особенно после вчерашнего вечера. — Он взял мою руку в свои.

И тут, представьте себе, зазвонил его мобильный!

— Да, Линден. Ну конечно, я соображал, что делаю. Да, я мог тебя взять, но сейчас не тот случай. Теперь ты знаешь, где я и с кем, так что больше звонить не обязательно. И вообще, Линден, слышишь? Я отключаюсь. Только эсэмэски, о’кей? Ну, пока.

Нам принесли заказ. Еда была изящно разложена на тарелках, а напитки подавались в ведерке со льдом. Мне пришлось ущипнуть себя (прямо под коленкой, где по-настоящему больно), чтобы поверить в эту сказку. И напомнить себе, что я вернусь к тарелке макарон, когда все это закончится. Мы оба сильно проголодались и некоторое время ели молча.