— Это с тобой она уезжала от тети Тамары? — мрачно глядя в землю, уточнил Максим.

— Со мной… А ты откуда знаешь?

— Так… Разведка донесла.

— Слушай, ну хватит тебе на меня дуться! — вдруг встрепенулся Анатолий. — Ну хорошо, я согласен — дай мне в морду! Дай!

— А что, есть за что давать в морду? — скосил на него зеленые глаза Максим.

— Представь себе, я не ангел. Но я же не знал, что ты жив!

— Вообще, откуда ты все так хорошо знаешь?

— Откуда, откуда… Вероника рассказала, — угрюмо пробормотал Анатолий.

— И много она тебе рассказала? — с сарказмом поинтересовался Максим.

— Ты вообще в курсе, что она больна?

— Нет, а что с ней? — Горькая ирония в глазах Максима сразу сменилась тревогой.

— После того как она побывала в завале, у нее открылась клаустрофобия. Кроме того, ей постоянно снятся кошмары. Она даже кричит во сне… — добавил он и сам тут же испугался того, что сказал.

— Ты с ней спал? — тихо, почти шепотом спросил Максим.

Анатолий молча кивнул.

— Она тебя любит?

— Ну что ты заладил: любит не любит! — взорвался Анатолий. — Откуда я знаю? Ну не мучай ты меня, лучше просто дай мне в рыло и успокойся!

— Нет, ты скажи — она тебя любит? — Голос Максима по-прежнему звучал как у замороженного.

— Да тебя она любит, тебя! Я и к врачу ее таскал! Она даже мертвого тебя любит… Тьфу ты… прости, что это я говорю.

— Почему ты так решил? — вдруг совсем другим тоном спросил Максим.

— Думаешь, кого она во сне все время звала? И меня иногда Максимом прямо в лицо называла, я даже не обижался. Разве ж на нее можно обижаться?

— А где она сейчас?

— Эх! Лучше не спрашивай… — махнул рукой Анатолий и горестно вздохнул.

— Но она придет сюда?

— В том-то и дело, что не придет!

— А что она вообще тут делала?

— На работу я ее к себе взял. Что-то вроде домработницы. Уже недели две отработала. А теперь убежала, я даже деньги не успел ей заплатить…

— А когда она убежала? — Лицо Максима на глазах побледнело.

— Сегодня, рано утром.

Максим вскочил со скамейки и грязно выругался.

— Прямо как в догонялки с ней играем! Я туда — а ее уже там нет. Я еще куда-то — а она только что сбежала… Куда же на этот раз?

Но Анатолий только пожал плечами.

— Если бы ты видел, что тут было… — сказал он после минутного молчания. — Жена моя до сих пор, вон, бесится — успокоиться не может…

— Я знаю, где ее искать! — вдруг воскликнул Максим. — Скажи мне адрес того бородатого мужика — у которого вы поселили собаку…

— Пломбира, что ли? Так это он тебя навел?

— Да, — сказал Максим, поняв, что теперь отпираться бесполезно. — Но ты не говори ему про меня, я обещал, что это останется между нами.

— Что ж, пусть остается, я не против. Вот ведь, повезло мужику! Сначала собаку ему нагрузили, потом еще в разборки втягивать начали…

— Думаю, Вероника должна поехать туда. Она знает адрес?

— Знает. Мы с ней заезжали навещать Тома, когда ездили в клинику. — И Анатолий назвал Максиму точный адрес своего приятеля.

На прощание, уже у ворот, он достал из кармана пачку купюр и сунул Максиму в руку.

— Вот, передашь ей. Это зарплата. Пусть, если сможет, меня простит… И ты тоже, извини, что все так вышло…

4

Только к вечеру Максим добрался до Пломбира и сначала долго ждал его на лавочке возле дома. Лишь только завидел приближающуюся к подъезду мощную фигуру, сразу подошел.

— Привет! — басовито поздоровался с ним бородач. — И ты туда же? Вы что же — пса никак поделить не можете? С утра Вероника приходила — отдайте, говорит, мою собаку. Спасибо большое за приют… Теперь и ты следом. Нету у меня уже никого! — Бородач с улыбкой развел толстыми руками. — Отстрелялся…

— Значит, она уже забрала его? — не в силах скрыть огорчения, спросил Максим.

— Слушай, может, я чего не понимаю, что это вы все из-за дворняги так переживаете?

— Да не из-за дворняги… Понимаешь, они поссорились с Анатолием — и она сбежала… Я думал у тебя ее перехватить… Но, как видишь, она меня опередила. Я так и думал, что первым делом она за Томом ринется…

— Да-а… — протянул Пломбир. — У вас прямо интриги мадридского двора. Бег с препятствиями…

— А Вероника ничего тебе не говорила?

— А что она должна была мне говорить?

— Что, прямо вот так пришла, забрала Тома и ушла?

— Ну да… — пожал мясистыми плечами Пломбир. — Я ей предложил пройти, кофейку попить, а она ни в какую. Хмурая такая, сердитая. Глаза красные — не выспалась, наверное…

— И куда пойдет, что собирается делать — ничего не говорила?

— Смеешься? Мы же с ней знакомы едва-едва. Один раз они вместе с Толяном приезжали, я их пломбиром кормил. Кстати, ты мороженого хочешь?

— Да нет. А вот кофе бы с удовольствием выпил.

И Максим совершенно неожиданно для себя оказался в гостях у Пломбира.

— Слушай, мы так и не познакомились, — сказал он, когда они зашли в квартиру и расположились в гостиной, которая в большей степени напоминала библиотеку или музыкальный зал.

— Ну, давай знакомиться. Врать не буду — все зовут меня Пломбир. Я уже привык, да и вообще — бывают прозвища и похуже.

— А меня Максим. Живу здесь рядом, в общаге, вступительные экзамены сдаю.

— На какой?

— На биофак.

— Но ведь экзамены уже кончились?

— Это для кого как. Мне, например, как жертве сахалинского землетрясения, пошли навстречу.

— Круто. И как успехи?

— Думаю, пройду. Должен пройти.

— Значит, соседями будем. Я когда-то тоже в МГУ учился. Даже в аспирантуру поступал. Потом бросил. Сейчас вот звукозаписью увлекся. Студию организовал. Видел, какая у меня фонотека?.. Лет пятнадцать уже собираю… — и Пломбир обвел широким жестом большой стеллаж, до отказа забитый записями. Здесь было все — от граммофонных пластинок до компакт-дисков. — Единственное, чего я органически не перевариваю, так это «попсы». На работе еще могу стерпеть, но дома не держу. Хочешь, поставлю тебе что-нибудь уникальное? «Вандерграф», например? Слышал о таком когда-нибудь?

— Ответ можно предугадать, — улыбнулся Максим. — Ставь — разберемся.

Пломбир бережно установил на «вертушку» диск, а сам удалился на кухню готовить кофе. Музыка, которая зазвучала в комнате после легкого вступительного шипения, почему-то напомнила Максиму знаменитую симфонию из кукольного спектакля «Необыкновенный концерт» с ее неповторимым «соло для водно-бачкового инструмэнта». Впрочем, расстраивать гостеприимного хозяина он не стал, сказав, что находит эту вещь своеобразной. Под булькающие и чавкающие звуки, которые доносились попеременно из обеих колонок, они сели за маленький столик пить кофе.

— На всякий случай я достал мороженое — можешь положить себе в кофе, — сказал хозяин дома, придвигая к себе вазочку с пломбиром. — Ты уж извини, мороженое — это моя вторая страсть после музыки. Знаешь, я понял, что в жизни надо все испытать, а потом выбрать то, что тебе больше всего по душе… — поделился своими мыслями он.

— Если останешься жив, — улыбнулся Максим.

— А не останешься, значит, не судьба. Я это еще в армии понял. Я ведь и на войне побывал — в Карабахе. Я тогда еще постройнее был — этакий рядовой Михайлов… Когда на боевые действия шел, сразу так себя настраивал: если суждено, значит, и в мирной жизни бы не отвертелся. Видать, пока я еще здесь нужен.

— Неужели из всех радостей ты выбрал мороженое и музыку?

— Представь себе, да. И еще, может быть, астрологию. А также гадания, экстрасенсорику и все, что связано с попыткой предсказать будущее.

— А как же любовь? — не удержался от вопроса Максим.

— Любовь… — усмехнулся Пломбир. — Было у меня и это. Пробовал — и с женщинами, и с мужчинами. А что ты так смотришь? Если уж испытывать все, так никаких скобок. Все по полной программе. Но только не греет меня это. — Он старательно выскреб ложкой дно вазочки. — Слишком уж у нас, у людей, все сложно. Гораздо проще жить без всяких привязанностей, как в дикой природе…

— А наркотики, наркотики ты тоже пробовал?

— Ну а как же. Перепробовал почти все.

— Ну и как?

— Ну, как тебе попроще сказать… Смерть это. Вернее, репетиция смерти. Знаешь, наступает такой момент, когда надо выбирать: либо жизнь, либо эта постоянная игра.

— Игра со смертью?

— Да нет, это слишком уж пафосно звучит… Просто игра. Одна из тех, в которые играют люди. Берна читал? «Игры, в которые играют люди, и люди, которые играют в игры»?

— Нет.

— Ничего, еще почитаешь. Если поступишь, тебя тут быстро в общаге «образуют». Джентльменский набор: Фрейд, Юнг, Шпенглер, Набоков, Кафка, Кортасар… И так далее, и тому подобное.

— Послушай, а ты случайно не можешь мысленно определять местонахождение человека? Я слышал, некоторые, кто владеет экстрасенсорикой, это умеют.

Пломбир на некоторое время задумался.

— Можно попробовать, — наконец сказал он. — Насколько я понял, тебя интересует Вероника?

— Конечно!

— Единственный момент — я плохо помню ее лицо…

— А у меня есть фотография! — И Максим достал паспорт Вероники, который всегда носил во внутреннем нагрудном кармане джинсовой куртки.

— Отлично. Попробуем — с фотографией я еще не работал.

— Мне что делать? — спросил Максим.

— Ничего. Можешь сидеть и наблюдать. Мне это не помешает. Только учти — придется с полчасика подождать. Пока я настроюсь и поймаю нужную волну.

Максим устроился в кресле, а Пломбир, широко расставив ноги, сел на диван, а ладони положил на ключицы. Раскрытый паспорт с фотографией Вероники лежал у него между ног. Действо началось.

Сначала он долго сидел не двигаясь и закрыв глаза… Затем, не поднимая век, задрал голову кверху, и все его лицо болезненно сморщилось… Прошло еще какое-то время — и Пломбир плавно, как в замедленном кино, поднял обе пухлые руки кверху, как будто принимал на них какой-нибудь тяжелый груз. Черты его лица постепенно разгладились.

— Наша ветка… Наша ветка… — вдруг начал бормотать себе под нос он.

Максим хотел было переспросить его, но потом передумал.

— Рядом лес… Водонапорная вышка… Окружная дорога… — Пломбир вдруг открыл глаза и опустил руки на колени. Все его грузное тело разом расслабилось. — Я понял… Это Ясенево… — тяжело дыша, сказал он.

— Ясенево… Это станция метро? — уточнил Максим.

— Не только. Это целый район на окраине Москвы.

— Ясенево… Значит, Вероника теперь там?

— Скорее всего. Не думаю, что сейчас я ошибся. Все было вполне отчетливо. То есть девяносто процентов за то, что это правильная информация.

— А где она — на улице или в помещении? — поднял на него недоверчивый взгляд Максим.

— Почему же на улице? — уверенно ответил Пломбир. — В помещении, в квартире.

— Ну тогда я совсем ничего не понимаю… — сказал Максим и от волнения бухнул себе в кофе большую ложку мороженого.

— И не пытайся! Этих женщин все равно не поймешь! — неожиданно закончил Пломбир и пододвинул к себе еще одну вазочку любимого лакомства…

Они сидели еще долго, и Пломбир охотно делился с Максимом своей жизненной мудростью. А правоту его фразы насчет женщин жизнь подтвердила уже в тот же вечер.

Когда Максим вернулся в общежитие, у Ильи его ждала взволнованная Марина. Даже через очки было видно, что глаза у нее заплаканные.

— Привет, — опустив глаза, поздоровался с ней Максим.

— И это все, что ты можешь мне сказать? — с ходу перешла в наступление Марина. Очки ее, как всегда, воинственно поблескивали.

— А ты ждешь чего-то еще? — с самым невинным видом спросил Максим.

— Ладно, пошли в «целовальник». Поговорить надо, — как всегда, резко сменив тон, предложила Марина.

«Целовальниками» здесь называли небольшие ответвления в коридорах, где обычно висела пара таксофонов и стояли какие-нибудь разломанные табуретки. Если по проекту в этих помещениях и полагались лампочки, то студенты давно уже об этом забыли.

— Извини, Марин, очень устал, — со своей неизменной детской искренностью сказал Максим. — Если у тебя что-то важное, говори прямо здесь.

— Ладно. Илья! — громко окликнула она. — Выйди, пожалуйста, нам с Максом поговорить надо.

Илья, разумеется, вышел, при этом выразительно втянув голову в плечи.

— Ты куда пропал? — сразу набросилась на Максима Марина и попыталась по своей привычке завалить его на кровать.