— Что ты здесь делаешь, Роуэн? — сказал он сам себе.

Затем тамплиер поднял голову и взглянул Руне в глаза; его разгоряченное дыхание коснулось ее лица. Пальцы Роуэна мягко гладили ее лоб и щеки, пока не замерли на царапине, которую оставил один из стражей.

— Что они сделали с тобой, моя радость? — прошептал он.

— Ничего страшного.

От нежности в его голосе девушка едва не заплакала. Ей хотелось прикоснуться к нему, обнять его. Прямо сейчас. Даже если между ними никогда не будет ничего, кроме мимолетных поцелуев… что ж, она будет довольствоваться воспоминанием об этом моменте.

— Развяжи меня!

Она услышала звук доставаемого из ножен ножа. Роуэн нащупал веревку и перерезал ее.

— И ноги…

Вскоре они также были свободны. Руна вскочила и обвила Роуэна руками. Он опустился на колени у постели, прижал девушку к себе и снова начал ее целовать, на этот раз более сдержанно.

— Как… как тебе это удалось? — прошептала она между поцелуями. — Я так хотела увидеть тебя, но не смела даже надеяться, что ты действительно придешь. — Ее руки скользнули по плечам англичанина. Затем Руна нахмурилась и немного отодвинулась от него. — Что это на тебе?

Это явно была не та простая туника, которую тамплиер получил в Йотуре. Это одеяние, украшенное расшитой каймой, было длиннее и тяжелее. Кажется, она уже где-то ее видела…

— Это вещи Ангуса, — подтвердил подозрения девушки Роуэн. — Он мертв. Ингварр убил его. И объявил себя предводителем йотурцев.

Что? Она не ослышалась? Роуэн шептал очень тихо, чтобы охранники за дверью — если они там стояли — ничего не услышали.

— Я… — вырвалось у Руны; из-за возмущения ее голос прозвучал неожиданно громко.

Роуэн в то же мгновение опять прикрыл ее рот рукой.

— Перед тем как забраться сюда, я проверил обстановку. Стражи у твоей двери спят, да и дверь достаточно толстая. Но все же говори как можно тише.

Он опустил руку.

— Мне нужно как можно скорее выйти отсюда и встать на защиту отца! — прошептала Руна. — Как тебе удалось сюда пробраться? Мы сможем выбраться тем же путем?

— Сможем, во двор. Но не из крепости. Мне отвели одну из лучших комнат наверху. Где была ты, я, к сожалению, не знал, а спросить у управляющего не мог, хоть он и чертовски болтлив. Так что мне пришлось потребовать всевозможных удобств и осторожно расспросить служанок и пажей, которые выполняли мои пожелания, пока один из них наконец не проговорился. Мне даже привели служанку на ночь. Я с огромным трудом смог объяснить ей, что она может быть свободна без… ну… — Он тихо засмеялся. — К счастью, мои усилия оказались не напрасными; я узнал, что ты, Божией милостью, находишься прямо под моей комнатой. Поэтому я разорвал плащ Ангуса на полосы и пробрался сюда.

У Руны едва не остановилось сердце, когда она все это услышала.

— Роуэн! — прошептала она. — Но ведь сверху на башне полным-полно стражей!

Он пожал плечами.

— Да, но я исходил из того, что они смотрят вдаль, а не вниз.

— Что за безумие! — Руна покачала головой.

Роуэн кивнул так, словно его безрассудное поведение было чем-то совершенно нормальным.

— Этому учатся на войне. Кроме того, кто из нас более безумен? Я полагаю, что бесстрашная воительница, которая, переодевшись в платье крестьянки, пробирается в крепость врага, чтобы похитить монаха, хотя прекрасно знает, как он опасен.

Руна вздрогнула.

— Окснак! Он… он словно ледяной великан из Йотунхейма[23]. Когда он смотрел на меня, мне казалось, что мои внутренности сковывает ледяным холодом. Я хотела убить этого человека, но мне это не удалось. Где он сейчас?

— Я спрашивал, могу ли я поговорить со священником. Паж ответил, что его нигде не могут найти.

Когда Руна снова вздрогнула, Роуэн притянул ее к себе и возобновил свои ласки. Девушка не сопротивлялась и с наслаждением закрыла глаза, пока его губы скользили по ее шее и подбородку, а затем нежно, словно весенний ветерок, поднимались от губ к векам.

— Паж усердно выполнял приказы, — пробормотал англичанин. — Он хотел спросить у капеллана, не исповедает ли тот меня. — Его дыхание скользило по разгоряченной коже Руны. — Мне с трудом удалось убедить его не делать этого. Будь проклята моя душа, что я скажу этому мужчине? Что меня околдовала языческая богиня и я вот-вот забуду все, что свято для тамплиера…

— Забудь об этом, любимый, — прошептала Руна на ухо Роуэну, взяла его руку и поднесла к своей груди.

Он обхватил ее, нежно погладил и тихо вздохнул.

— Почему-то я знал, что это произойдет, если я приду сюда. Каким бы безумием это ни было.

Руна обхватила его лицо обеими руками и заставила взглянуть ей в глаза.

— Это не безумие. Возможно, мы умрем, но я хочу, чтобы ты любил меня.

— Хорошо, моя радость. Даже если за это мне придется нести наказание в чистилище.

Роуэн дрожал от возбуждения не меньше Руны. Девушка соскользнула с постели и устроилась у него на бедрах. Его сильные руки обнимали и ласкали ее тело. Она могла бы вечно сидеть так, прижавшись грудью к его груди и слушая, как их сердца бьются в такт. Сейчас ее не волновало, что будет после этой ночи. Ингварр и остальные викинги — в это мгновение все померкло и отступило куда-то вдаль. Лишь требовательное лицо отца неожиданно всплыло перед глазами девушки, но и оно спустя мгновение исчезло, как туман в лучах утреннего солнца, и не осталось ничего: ни страха, ни сомнения, ни обязательств.

Лишь страстное желание, которое наконец-то могло быть удовлетворено.

Роуэн и Руна слились в бесконечно долгом поцелуе, ни на миг не размыкая губ, словно боялись издать предательский звук. Руна расстегнула пояс Роуэна, бесшумно сняла его, а затем — тунику. В это время руки тамплиера скользили под ее платьем. Казалось, девушка вот-вот задохнется от желания.

— Руна…

Она закрыла глаза.

— Никаких сомнений. Прошу тебя.

— Хорошо. Но… тебе приятно?

Ее глаза снова широко распахнулись.

— О, еще бы!

Дрожа, Руна придвинулась еще ближе к Роуэну. Что-то внутри нее кричало: «Быстрей, быстрей, нужно успеть, прежде чем кто-то нагрянет сюда и разоблачит нас!» Но затем девушка подумала, что это неплохой конец: быть пронзенными мечом сейчас, чтобы смерть соединила их навеки.

Роуэн прижал Руну к себе. Он впервые был близок с женщиной, но интуитивно знал, что делать. Руна не боялась. Она выгнула спину и отдалась своей страсти. Девушке казалось, что Роуэн был создан для нее одной.

Он почти бесшумно дышал возле ее уха, и она прикусила палец, чтобы подавить стон. Им нельзя было издавать громкие звуки.

Это стало последней ясной мыслью Руны, прежде чем ее разгоряченное тело охватили новые волнующие ощущения. Когда девушку накрыл экстаз, она задрожала. Роуэн обнял ее.

19

— О, как прекрасны ноги твои в сандалиях, дщерь именитая! Округление бедр твоих, как ожерелье, дело рук искусного художника; живот твой — круглая чаша, в которой не истощается ароматное вино; чрево твое — ворох пшеницы, обставленный лилиями; два сосца твои — как два козленка, двойни серны; шея твоя — как столп из слоновой кости; глаза твои — озерки Есевонские, что у ворот Батраббима; нос твой — башня Ливанская, обращенная к Дамаску…

— Роуэн, — прошептала Руна. — Что это?

— Песнь о любви, мое сердце. — Он не смог удержаться от того, чтобы не прошептать эти слова ей на ухо. Все другие, более поучительные изречения Соломона вылетели у Роуэна из головы.

Его всегда восхищала «Песнь песней». Раньше, тихими одинокими ночами, он незаметно выскальзывал из общей спальни, чтобы пробраться в скрипториум и в свете сальной свечи раз за разом повторять эти строки на латыни и про себя переводить их на английский.

«Словно я учил эту песнь ради этого мгновения».

— Голова твоя на тебе, как Кармил, и волосы на голове твоей, как пурпур; царь увлечен твоими кудрями. Как ты прекрасна, как привлекательна, возлюбленная, твоею миловидностью! Этот стан твой…

Роуэн замолчал, пораженный тем, что впервые в жизни по-настоящему осознал смысл только что произнесенных строк.

— Красивая песня, — прошептала в тишине Руна. — Хоть я и не все понимаю. Двойни серны?

— «Песнь песней» Соломона даже христианам трудно понять, а тебе, язычнице, и подавно.

— Нет, я хотела сказать: что такое серна?

Роуэн с трудом удержался от того, чтобы громко не рассмеяться.

— Прекрасное творенье Божье, как ты. Что-то вроде косули.

— В тебе, пожалуй, кроется дар скальда, о котором ты даже не подозреваешь. Кто бы мог подумать!

Они лежали рядом на полу, но Роуэну было не холодно, и Руне, кажется, тоже. Он держал девушку в объятиях, ее голова покоилась на его груди. Ее пальцы забрались в вырез его туники и играли серебряным крестом. Роуэн подумал об огромной кровати, стоявшей в его комнате, и о том, что так и не узнает, как на ней спится.

Сколько времени прошло? Около часа? Над крепостью Дэнстон царила тишина, лишь откуда-то издали доносилось уханье сыча и ветер тихо свистел за крохотным окошком. Казалось, все затаили дыхание, ожидая атаки викингов. Какой бы она ни была, Роуэн надеялся, что Бальдвин владеет ситуацией и ничего плохого не случится, однако, честно говоря, в то же время не верил в это.

Ночь только начиналась, однако им следовало быть начеку. Роуэн осторожно вытащил руку Руны из выреза своей туники, а свою из-под ее спины. Когда он сел, девушка разочарованно вздохнула.

— Мы должны быть готовы к тому, что нас обнаружат, любимая, — прошептал тамплиер и потянулся за поясом.

Зашнуровав штаны и поправив тунику, он вернул пояс на прежнее место.

— Почему у тебя нет меча? — спросила Руна.

— Мы не будем сражаться, это бессмысленно.

К тому же он все равно не мог взять с собой длинный меч Ангуса; клинок был слишком большим, взобраться с ним по стене без шума не представлялось возможным. Однако у Роуэна по-прежнему был длинный нож, и это его немного успокаивало.

Руна тщетно пыталась привести в порядок свою одежду. Ткань спереди была разорвана, длинная прореха, столь удобная для ищущих рук, тянулась через весь лиф. Лицо Роуэна омрачилось, когда он подумал, каким образом она могла появиться. Если бы он знал, что Руна не сможет как следует прикрыть свою наготу, он попытался бы раздобыть для нее платье одной из служанок. Но сейчас было уже слишком поздно. Нежная кожа Руны белела в полутьме; Роуэн с трудом подавил в себе новую волну возбуждения.

— Иди ко мне.

Роуэн присел у кровати спиной к стене. Руна прижалась к нему.

— Я не безоружна, — тихо сказала она.

Ткань ее платья зашуршала, и Роуэн заметил в слабом свете блеск крохотного клинка.

— У меня отобрали мой… твой сарацинский кинжал, но в суматохе мне удалось раздобыть нож для хлеба.

— Ты настоящая дикая кошка! — улыбнулся Роуэн.

— Этот кинжал был самым красивым в моей маленькой коллекции.

Англичанин тихо засмеялся.

— Может быть, нам удастся его вернуть. А если нет, я обещаю, что подарю тебе новый.

— Правда? — Голос Руны задрожал от радости.

— Да, потому что ты мужественная воительница. Я люблю тебя, Руна Вихрь!

В ответ девушка повернулась к Роуэну, обвила руками его шею и поцеловала в губы. Он обнял ее и ответил на поцелуй, но на этот раз сдержался и не продолжил страстные ласки, хотя именно этого ему хотелось сейчас больше всего.

— Я тоже люблю тебя, Роуэн. Я хочу танцевать в Вальхалле с тобой, и ни с кем другим.

Девушка прильнула к тамплиеру и опустила голову ему на плечо.

— А я хотел бы быть с тобой на небесах.

Роуэн прижался щекой к ее волосам.

Они замолчали. О чем она сейчас думала? Тоже задавала себе вопрос о том, как христианин и язычница могут быть вместе? Ладонь Руны скользнула по предплечью Роуэна, прикоснулась к веревочке с узелками на его запястье — импровизированным четкам, — и ее пальцы сплелись с его пальцами.

Роуэн почти беззвучно вздохнул. Накрывшая их страсть была прекрасной. Но это тихое уединение, возможность сидеть с Руной в обнимку — вот в чем заключалось настоящее счастье. Язычница она или нет, ему казалось, что он знает Руну долгие годы. Она была даром Господним. По-другому он их встречу объяснить не мог.