– Ну что же, теперь я просто обязан пристроить вас на работу. – Пол посмотрел на Ричарда. – Ваша очаровательная жена рассказывала мне, как скучает по преподаванию.

Ричард скомкал мокрую салфетку, положил ее на поднос и сказал официанту спасибо, продемонстрировав, что тот может идти. Я почувствовала, как его рука коснулась моей поясницы.

– Она прекрасно ладит с детьми, – сказал он Полу.

Пол отвлекся, потому что ему помахала жена, подзывая его к себе.

– У вас есть мой номер, – сказал он мне. – Позвоните мне, поговорим.

Стоило ему уйти, как Ричард наклонился ближе ко мне.

– Сколько ты уже выпила, дорогая? – вопрос прозвучал безобидно, но в теле Ричарда чувствовалось неестественное напряжение.

– Не так уж много, – быстро ответила я.

– По моим подсчетам, три бокала шампанского и еще не знаю сколько вина.

Его рука тверже легла мне на поясницу.

– Бог с ним, с ужином, – прошептал он мне на ухо. – Поедем домой.

– Но… Пол выкупил стол. Наши места будут пустовать. Я обещаю, с этого момента только вода.

– Я думаю, нам лучше уйти, – тихо произнес Ричард. – Пол поймет.

Я пошла за своей шалью. Дожидаясь Ричарда у выхода, я видела, как он подошел к Полу, что-то сказал и похлопал его по плечу. Ричард придумал какой-то предлог, подумала я, но Пол сможет уловить подтекст: Ричард должен увезти меня домой, потому что я слишком много выпила, чтобы остаться на ужин.

Я не была пьяна. Ричард просто хотел, чтобы все так подумали.

– Все улажено, – сказал Ричард, подходя ко мне. Он уже попросил подогнать машину, она ждала прямо у входа.

Снег пошел крупными хлопьями. Хотя наш водитель ехал медленно по полупустым улицам, я почувствовала подступающую тошноту. Я закрыла глаза и откинулась на дверь, насколько позволял ремень. Я притворилась спящей, но Ричард точно знал, что я просто не хотела встречаться с ним взглядом.

Он, наверное, не стал бы устраивать ссору – дал бы мне подняться наверх и рухнуть на кровать.

Но, поднимаясь по ступенькам на крыльцо, я споткнулась и должна была ухватиться за перила, чтобы не упасть.

– Это все каблуки, – я отчаянно пыталась оправдаться. – Не привыкла к новым туфлям.

– Ну конечно, – сказал он с сарказмом. – Может быть, это все-таки большая доза алкоголя на пустой желудок? Это было рабочее мероприятие, Нелли. Важный для меня вечер.

Я молча стояла за его спиной, пока он отпирал входную дверь. Когда мы зашли внутрь, я села на мягкую скамейку в прихожей, сняла туфли и поставила их рядом на нижнюю полку для обуви, постаравшись аккуратно выровнять каблук к каблуку, потом сняла шаль и повесила в шкаф.

Ричард по-прежнему стоял рядом со мной. Когда я повернулась, он сказал:

– Тебе нужно что-нибудь съесть. Пойдем.

Я прошла за ним на кухню, он достал из холодильника бутылку воды и молча протянул ее мне. Потом открыл шкаф и нашел там упаковку крекеров.

Я быстро съела один.

– Мне уже лучше. Ты правильно сделал, что привез меня домой… Ты, наверное, тоже голодный. Давай, отрежу тебе бри? Я только сегодня купила на фермерском рынке…

– Нет, спасибо.

Я видела, что Ричард вот-вот исчезнет из вида, как уже происходило во время наших предыдущих ссор, которые я пыталась забыть; он старался удержать гнев внутри, чтобы он не вырвался на поверхность и не поглотил его.

– А насчет работы, – говорила я быстро, как будто лихорадочно соображая, какой провод перерезать, чтобы бомба не взорвалась, – Пол просто предложил познакомить меня с людьми, которые основали независимую школу. Может быть, это будет всего несколько часов в неделю или вообще не сложится.

Ричард медленно кивнул.

– Есть причина, по которой ты хочешь чаще бывать в городе?

Я, не отрываясь, смотрела на него; я не ожидала, что из всего, что он мог сказать, он скажет именно это.

– Что ты имеешь в виду?

– Наш сосед сказал мне, что видел тебя недавно на станции. Ты нарядилась, сказал он. Забавно, но когда я позвонил тебе, ты сказала, что была в бассейне в клубе и не могла ответить на звонок.

Этого я не могла отрицать; Ричард с его быстрым, как лазер, умом мгновенно развенчал бы мою ложь. «Кто из соседей? – думала я. – На станции почти никого не было».

– Я действительно плавала в то утро. А потом поехала навестить тетю Шарлотту. Ненадолго.

Ричард кивнул.

– Конечно. Еще крекер? Нет?

Он вставил картонное ушко в прорезь коробки.

– Почему бы тебе не навестить тетю. Как она, кстати?

– Хорошо, – быстро ответила я, чувствуя, как колотящееся сердце снижает темп. Он не станет допытываться. Он мне поверил. – Мы выпили у нее по чашке чая.

Ричард открыл шкаф, чтобы поставить обратно коробку, и деревянная дверца на мгновение разделила нас и скрыла от меня его лицо.

Когда он закрыл шкаф, он смотрел прямо на меня. Он стоял очень близко. Глаза у него сузились и, казалось, хотели вонзиться в мои.

– Я только одного не понимаю – почему ты дождалась, пока я уйду на работу, оделась, накрасилась, доехала на поезде до города, вернулась домой вовремя, чтобы успеть приготовить ужин и села есть со мной лазанью, но так и не упомянула, что ездила навестить тетю. – Он сделал паузу. – Где ты была? С кем?

Я услышала звук, похожий на слабый птичий клекот, и поняла, что это я. Ричард сжал мое запястье. И выворачивал его все сильнее с каждой фразой.

Он опустил взгляд и мгновенно отпустил мою руку, но на коже остались белые овальные следы от его пальцев, как ожог.

– Извини, – он сделал шаг назад. Пригладил ладонью волосы. Медленно выдохнул. – Зачем ты соврала мне?

Разве я могла сказать ему правду? Сказать, что я не была счастлива, что мне было недостаточно всего того, что он мне дал? Я хотела поделиться с кем-то своими сомнениями по поводу нашего брака. Женщина, которую я разыскала, внимательно меня выслушала и задала мне несколько провоцирующих на размышление вопросов, но я знала, что одного сеанса будет недостаточно. В следующем месяце я снова собиралась тайком съездить в город и встретиться с ней.

Но было слишком поздно выдумывать правдоподобное объяснение моему обману. Ричард поймал меня.

Я даже не видела, как он поднял руку, а она уже с громким шлепком хлестнула меня по щеке.

* * *

В следующие две ночи я почти не спала. В голове у меня стучал пульс, горло саднило от рыданий. Я прикрывала россыпь синяков длинными рукавами и старалась консилером замаскировать темные полукружия под глазами. Я ни о чем другом не могла думать – только о том, остаться ли мне с Ричардом или уйти.

Два дня спустя я сидела в кровати и пыталась читать, но не понимала ни слова из того, что было написано на странице. Ричард осторожно постучал в дверь гостевой спальни. Я подняла взгляд, чтобы сказать, что он может войти, но слова испарились, как только я увидела выражение его лица.

В руке у него была беспроводная трубка домашнего телефона.

– Твоя мать, – лоб у него сморщился, – то есть я, конечно, хотел сказать, тетя Шарлотта. Она звонит, потому что…

Было одиннадцать вечера, время, когда моя тетя обычно уже была в постели. В последний раз, когда я разговаривала с мамой, она сказала, что у нее все налаживается, но уже который раз не отвечала на мои звонки.

– Детка, мне так жаль, – Ричард протягивал мне трубку.

Взять эту трубку в руки оказалось одним из сложнейших испытаний в моей жизни.

Глава 29

Ричард делал все, в чем я нуждалась после смерти моей матери.

Мы вылетели во Флориду с тетей Шарлоттой на похороны, и он снял для нас номер в отеле с двумя комнатами, чтобы мы могли жить все вместе. Прощаясь с мамой, я вспоминала мгновения, когда она была счастливее всего – на кухне, гремя сковородками и выбирая специи для нового блюда, утром, когда день выдался хороший и она входила будить меня дурацкой песенкой, или у нас дома, вытирая воду с лица после купания Герцога. Я пыталась представить ее в день моей свадьбы, когда она гуляла босиком по пляжу, обратив лицо к заходящему солнцу. Но все время вмешивалась другая картинка: мама на диване одна, рядом с ней только пустая упаковка таблеток и светящийся экран телевизора; так она умерла.

Она не оставила записки, поэтому на наши вопросы мы уже никогда не смогли бы получить ответа.

Когда тетя Шарлотта, не выдержав, разрыдалась на кладбище, обвиняя себя в том, что не знала, как плохо было матери, Ричард утешал ее:

– Вы не виноваты ни в чем; никто ни в чем не виноват. Она была в порядке. Вы всегда были рядом со своей сестрой, и она чувствовала вашу любовь.

Еще Ричард разобрался с бумагами и организовал продажу маленького кирпичного дома, в котором я выросла. Мы с тетей Шарлоттой тем временем разбирали мамины вещи.

В целом дом выглядел опрятно, но вот комната матери была в ужасном состоянии. На каждой свободной поверхности высились горы одежды и книг. Крошки на кровати свидетельствовали о том, что она по большей части ела в постели. Тумбочка была заставлена грязными кружками и стаканами. Я видела, как брови Ричарда поползли вверх, когда он увидел этот разгром, но он только произнес: «Я закажу уборку».

Я взяла себе совсем мало вещей: тетя Шарлотта предложила, чтобы каждая из нас выбрала себе по одному маминому шарфу, и я еще отложила себе несколько украшений. В остальном я хотела оставить только наши старые семейные фотографии и две мамины любимые потрепанные кулинарные книги.

Я знала, что мне нужно будет забрать кое-какие вещи из моей старой комнаты, которую мама превратила в гостевую спальню. Уезжая в Нью-Йорк, я намеренно оставила на полке в глубине шкафа несколько вещей. Пока тетя Шарлотта чистила холодильник, а Ричард разговаривал с агентом по недвижимости, я принесла стремянку и полезла по пыльным ступенькам. Я выбросила в пакет с мусором значок члена женского сообщества, университетский альбом с фотографиями и выписку из диплома со своими оценками. В тот же пакет я отправила и текст дипломной работы по раннему развитию. Я дотянулась до самой стенки шкафа и с дальнего края полки достала сам диплом, по-прежнему свернутый в цилиндр и перевязанный выцветшей лентой.

Я бросила его в пакет, даже не взглянув.

Зачем я вообще столько лет все это хранила?

Я не могла даже смотреть на значок или альбом, не думая о Мэгги. Я не могла смотреть на диплом, не думая о том, что случилось со мной в день окончания университета.

Я завязывала узлом верх пакета, когда в мою старую комнату вошел Ричард.

– Я, наверное, съезжу куплю что-нибудь на ужин, – он посмотрел на пакет. – Это выбросить?

Я поколебалась и протянула ему пакет:

– Да.

Я смотрела, как он собирается отвезти на помойку последние осколки моей университетской жизни. Наконец я окинула взглядом пустую комнату. На потолке по-прежнему виднелось пятно от протечки; закрыв глаза, я могла представить себе, как сижу на кровати с книжкой, а рядом на покрывале в розовую и фиолетовую полоску свернулась черная кошка.

Я знала, что вижу этот дом в последний раз.

* * *

В тот вечер, когда мы вернулись в отель и я легла в горячую ванну, Ричард принес мне чашку чая с ромашкой. Я с благодарностью ее приняла. Несмотря на то что день во Флориде был жаркий, я никак не могла согреться.

– Как ты, дорогая, держишься? – я поняла, что он имеет в виду смерть мамы.

Я пожала плечами.

– Держусь.

– Я беспокоюсь, потому что в последнее время ты была несчастлива, – Ричард встал на колени у ванны и взял мочалку. – Все, чего я хочу, это быть тебе хорошим мужем. Я знаю, что мне не всегда это удавалось. Тебе одиноко дома, потому что я много работаю. И эта моя несдержанность, – Ричард как будто охрип. Он откашлялся и начал осторожно водить мочалкой по моей спине. – Прости, Нелли. Столько всего навалилось… Рынок просто с ума сошел, но для меня нет ничего важнее тебя. Важнее нас. Я исправлю свою ошибку, я все возмещу.

Я видела, что он отчаянно старается достучаться до меня, вернуть меня. Но я по-прежнему чувствовала только холод и одиночество.

Я смотрела, как капли воды из крана медленно падают вниз. Он прошептал:

– Я хочу, чтобы ты была счастлива, Нелли. Твоя мать не всегда была счастлива. И моя тоже. Она пыталась казаться счастливой ради нас с Морин, но мы всегда знали… Я не хочу, чтобы то же самое случилось и с тобой.

Тогда я наконец повернула к нему голову, но взгляд у него был отрешенный, глаза как будто заволокло туманом, и я смотрела на серебристый шрам у него над правым глазом.

Ричард никогда не говорил о своих родителях. Это признание значило больше, чем все его обещания.

– Мой отец не всегда хорошо обращался с мамой, – его ладонь описывала круги на моей спине, как будто он был родителем, который успокаивает расстроенного ребенка. – Я могу пережить все, что угодно, но я не могу быть тебе плохим мужем… Я был плохим мужем.