И сейчас, пока подруги отрывались на танцполе, я сидела у стойки и размышляла о том, что, услышав известие о женитьбе Джонни, ощутила только искреннюю радость за него.

После клуба мы поехали к Кэти, прихватив Стивена, с которым она познакомилась на дискотеке, и парочку его друзей. В качестве кавалеров ни один интереса не представлял, но зато с ними было весело. Кто-то — скорее всего, Кэти — предложил сыграть в фанты, любимую игру взрослых людей, которым хочется притвориться подростками. Мы продолжали выпивать — вино и водку. Поначалу задания были вполне невинные, но потом мы все порядком раскрепостились, и Стивен дал Кэти задание обежать вокруг квартала в одном нижнем белье.

Она предложила компромисс: сказала, что разденется в своем «тайном саду». Я подумала, что это какой-то эвфемизм сексуального характера, но она достала откуда-то связку ключей, позвенела ими и пригласила нас выйти наружу. У Кэти отличная квартира в зеленом районе Хайндлэнд на западе города. За ее домом расположен заросший сад. Попасть туда могут только местные жители и их гости. Я знала про этот сад, но никогда еще в нем не бывала. Мы все вышли вслед за Кэти, сжимавшей в руке бутылку водки. Вдыхая запах влажной листвы, я спрашивала себя, какие выводы сделала бы из всего этого доктор Дж.

Кэти, которая, кажется, вообразила, что работает в элитном «клубе для мужчин», игриво нам подмигнула и принялась танцевать стриптиз. Она медленно снимала с себя одну одежку за другой и перебрасывала их через плечо. Оставшись в одних трусах и туфлях на платформе, Кэти пустилась бежать вдоль ограды садика, размахивая руками над головой и выкрикивая: «Хэй-хэй!» Временами она пропадала из виду, но ее всегда было отлично слышно.

Кто-то согнулся пополам от смеха, другие качали головой, не веря своим глазам. Я чередовала одно с другим. Когда Кэти вышла на финишную прямую, внезапно раздался вопль и шум падения.

— Мать вашу! Помогите! Я ногу подвернула!

Мы бросились к ней. Стивен отнес Кэти обратно в дом, а мы собрали ее одежду. Кэти морщилась от боли, но в травмопункт ехать отказалась наотрез, и вскоре все разошлись. То есть это я думала, что все.


Кэти позвонила утром, сообщила, что нога распухла и превратилась в один огромный синяк.

— Но ты ведь вчера уверяла, что все нормально! — Тут я виновато призналась, что втайне желала несчастий своим знакомым. — Но конечно, я не загадывала чего-то настолько серьезного…

Кэти вздохнула.

— Лорна, я знаю, ты никак не можешь смириться с тем фактом, что ты обычный человек и мир не вращается вокруг тебя. Если ты подумала о чем-то плохом и что-то плохое случилось, — скорее всего, это дурацкое совпадение. Ты не властитель мира и не волшебник. Абсолютно всех людей время от времени посещают дурные, злые, эгоистичные, глупые, инфантильные, неразумные мысли. Даже священников и монахинь. Возможно, даже Папу Римского. Беспокоиться стоит лишь в том случае, если ты поверишь, что беду и впрямь можно «накаркать». Короче, заткнись на фиг — мы говорим о моей ноге, а не о тебе. Вчера мне казалось, что все не так плохо, но теперь алкоголь выветрился. А кроме того, я… ну то есть мы со Стивеном… м-м… нашли чем заняться, когда он принес меня домой, и это несколько отвлекло меня от боли. Но кажется, мне все-таки придется поехать в больницу. По-моему, это перелом.

— Значит, ты всю ночь… э-э… развлекала гостя, свесив сломанную ногу с кровати? — расхохоталась я.

— Ох, не надо. Пожалуйста, просто отвези меня в больницу. Я не могу вести машину.

Оказывается, она уже звонила Луизе, хотела попросить Скотта прийти осмотреть ее, но моя сестра с мужем уехали на выходные.

— Господи, Кэти… Как же я туда поеду? А что, если… что, если Дэвид сейчас дежурит?

— В смысле?

— Он в городе. Что, если он дежурит?

— Лорна, у меня сломана нога. Мне плевать, кто там дежурит!

— Хорошо, хорошо. Извини. Буду через десять минут.

Через полчаса (я никак не могла решить, что надеть — маленькое черное платье, сарафан или джинсы с футболкой, поэтому примерила и то, и другое, и третье раз по двадцать) я была у Кэти.

— Почему так долго?

— Пробки, — соврала я.

— Ну-ну. А что это за прикид?

— А что такого? — Я изобразила оскорбленную невинность.

Она покачала головой:

— Милое платьице. Самое то для вечеринки. Только мы, черт подери, едем в больницу. В воскресенье утром. Там будет полно пьяниц, бродяг и беспризорников. Да над тобой все только посмеются.

Пришлось заезжать ко мне, чтобы я переоделась в джинсы и футболку.

Машину я припарковала как можно ближе к приемному отделению «скорой помощи», помогла Кэти выбраться, и мы направились ко входу. Но через пару шагов я остановилась.

— Кэти, прости. Меня всю трясет. Наверное, надо сделать дыхательное упражнение.

— Ну что ты за человек! — простонала Кэти и похромала самостоятельно.

И тут рядом, взвизгнув тормозами и едва не сбив нас, остановилась машина (как мы позже узнали, угнанная). Из авто выскочили три парня в спортивных костюмах, увешанные золотом — кольца чуть ли не на каждом пальце и цепи одна толще другой. Они истерично спорили, кто понесет Киллера, раненого питбуля.

— Парни, это мой кобель, я его люблю как родного, да я за него пасть порву! — надрывался один.

— Да он жив вообще? — вопил другой. — Киллер! Киллер! Урою козла, который это сделал! Урою!

— Прошу прощения, молодые люди, — вмешалась я. — Но это больница для людей, а не для собак.

— Заткни пасть, сука!

— Пожалуйста, успокойтесь… — Моя уверенность в себе тут же пошатнулась. — Я просто обращаю ваше внимание на то, что это больница не для…

— Тебе неясно? Заткни пасть, жирная уродина!

— Жирная? Я, по-вашему, жирная? Да еще и уродина?

Они меня уже не слушали. Посрамленная, я вошла в приемный покой и шепотом спросила у Кэти:

— Я правда жирная уродина?

Она кивнула и зловеще расхохоталась.

Приемная была забита. Трое молодых бандюганов первыми протиснулись к окошку регистратуры. Они сообщили дежурной медсестре, которая явно перепугалась, хоть и сидела за плексигласовой перегородкой, что Киллера переехала машина. Медленно и отчетливо, как воспитательница детского сада, девушка объяснила им, что в этой больнице лечат людей, и предложила им отвезти Киллера в ветлечебницу.

— Вылечи его — или я засужу тебя на хрен!

Вот они, невидимые миру больничные будни, подумала я. Может, предложить Камалю тему?

На то, чтобы выставить наружу хулиганов вместе с их псиной, у охранников ушло примерно полчаса. И вот наконец перед симпатичной медсестрой предстала Кэти. Подруга поведала — возможно, чересчур подробно — сколько она выпила прошлым вечером, как играла в фанты и бегала нагишом. Сестра осмотрела ее ступню, сказала, что нужно сделать рентген, и проводила нас обратно в приемную.

— Вами займется доктор Макензи. — Она подмигнула. — Останетесь довольны.

Мы с Кэти переглянулись. Целый час я мерила шагами приемную, словно ожидая известий о состоянии близкого человека. Грызла ногти. Делала дыхательную гимнастику. Сказала: «Схожу за сигаретами», и Кэти напомнила, что я не курю. Я ответила: «Придется начать», но тут же сообразила, что уходить нельзя — вдруг ее вызовут в мое отсутствие? Каждые несколько минут я резко выдыхала и говорила: «Господи, я сейчас умру».

Внезапно в дверях кабинета возникла красотка в зеленой униформе и назвала фамилию Кэти.

У меня закружилась голова. В горле как-то странно забулькало. Бубня: «Кэти, помоги, Кэти, помоги мне, пожалуйста», я потащила хромающую подругу к Дэвиду.

Он что-то писал. При нашем появлении Дэвид поднял голову и удивленно улыбнулся.

— Привет, как дела? — спросил он меня. И тут же спохватился: — Кэти! Надо же, не узнал твою фамилию. Что стряслось?

Я боялась, что он услышит, как бухает мое сердце.

— Привет… э-э… все хорошо, — пробормотала я. — У меня все в полном порядке. А вот Кэти… она плясала и пила водку, а потом бегала голой, упала, и теперь у нее ножка бо-бо, — выпалила я на одном дыхании и выскочила из кабинета.

В киоске я купила пачку «Мальборо лайтс» и, сидя в машине, выкурила три сигареты подряд. Я начала дымить еще подростком, когда в моей семье случился кризис, а потом бросила и с тех пор курила только однажды — когда меня бросил Джонни. В тот раз я одним махом высмолила десять сигарет.

Спустя полчаса в дверях больницы появилась Кэти — на костылях и с загипсованной ногой. Она ухмылялась.

— Он был так нежен… — мечтательно протянула она.

— Молчи! Он что, сам накладывал гипс? И что, он трогал твою ступню, и лодыжку, и…

— Это было чудесно… Как только он ко мне прикоснулся, боль тут же прошла. У него изумительно ласковые руки, а уж какой он вежливый и обходительный!

— Хватит! Придется мне тоже сломать ногу! Ну-ка, столкни меня с бордюра. Сильнее толкай, сильнее!

По дороге домой я спросила:

— Ну а он… он говорил что-нибудь о… ну…

Она не желала понимать намеки.

— О чем?

— Сама понимаешь.

— Не понимаю. Говори прямо. Сказал ли он что-нибудь… о чем? О том, как долго мне торчать на больничном?

— Нет. Он говорил что-нибудь о… обо м-ма-а-а… м-мо-о-о… обо м-м-мне!

Кэти ухмыльнулась:

— Ах вот ты о чем. Спрашивал ли он про тебя? Боюсь, нет, милая. Он был слишком занят — заботился обо мне. К тому же ты отправила ему безумное послание, помнишь? И что он должен был у меня спросить? «Она в самом деле ку-ку или только прикидывается?»

— Значит, он ничего не сказал?

Она покачала головой.

Я попыталась напустить на себя безразличный вид.

— Ну и ладно. Какая разница? Не так уж он мне и нравился. Тоже мне радость — крутить роман с доктором! У них у всех мания величия. Каждый воображает себя Господом Богом. Он будет настолько занят спасением чужих жизней, что его не окажется рядом, когда понадобится спасти твою! Ха-ха-ха.

Кэти искоса на меня посмотрела.

— Да-да, встречаться с красавцем-доктором — это полный кошмар. Повторяй это почаще — глядишь, и сама поверишь.

ЧАСТЬ ЧЕТВЕРТАЯ

Счастье навеки?

ОКТЯБРЬ

Гореть мне в аду, но я скажу: нас всех испортили родители

Я приготовилась сделать важное заявление. Отставила в сторону бокал с шампанским и откашлялась.

— Знаете, почему у меня столько проблем? Почему я такая… непутевая? — спросила я счастливых, умиротворенных родителей.

Сырым и промозглым субботним вечером в самом начале октября мы всей семьей собрались в ресторане отметить мой день рождения.

— В общем, мне нелегко вам это говорить, но, судя по всему, это вы виноваты. Мой психоаналитик практически прямо так и сказала.

Недоуменные взгляды. Я попыталась объяснить, что имею в виду, и язык у меня почти не заплетался.

— Льюис, заткни ушки. Как там было у Филипа Ларкина[29]? «Мама и папа калечат тебя, мозги тебе трахают, нежно любя. Они поощряют твои недостатки. И добавляют еще — от себя».

— Ладно! — Луиза захлопнула меню. — Все уже решили, чего хотят?

— С экзистенциальной точки зрения — или просто на ужин? — спросила я.

Сестра раздраженно закатила глаза. Я задорно улыбнулась Льюису и как ни в чем не бывало продолжила оглашать свой обвинительный вердикт.

— Я понимаю, вы не нарочно. Не надо себя казнить. Я знаю, вы делали все, что могли. В конце концов, воспитывать ребенка — пожалуй, самая трудная работа на свете. Но, поскольку вы не прошли углубленный курс психотерапии, не разрешили проблемы, которые преследуют вас с самого детства, не уничтожили все мрачные заморочки, таящиеся у вас в подсознании, все это благополучно передалось мне. Поэтому я и выросла у вас такой ненормальной.

Я расплылась в улыбке, довольная, как кошка, притащившая в дар хозяевам дохлую крысу.

— Ах да, чуть не забыла. Луиза тоже виновата.

Я сделала еще глоток шампанского.

Папа отвел глаза от своего обожаемого внука и с заинтересованной улыбкой взглянул на меня — словно ему показалось, будто в моих заявлениях и впрямь можно найти рациональное зерно. А мама покачала головой:

— Юная леди, вам срочно нужен мужчина.

— Мам, я пытаюсь, честное слово, — беззаботно помахала я бокалом, — но это довольно трудно из-за моих психологических проблем. А поскольку в них виноваты именно вы, так как наряду с положительным воздействием неосознанно оказывали на меня влияние деструктивное, предлагаю вам помочь мне выплатить кредит, который я взяла на курс психотерапии.