— Что ж, заказывай лазанью. Когда я приеду в следующий раз, привезу тебе домашнюю.

— Я люблю тебя, мам.

— Конечно, любишь. И я люблю тебя.

Эйми повесила трубку и вернулась к исходной проблеме. Хотелось ли ей мастурбировать или она хотела лазанью? Она относилась к тому типу женщин, которые почти всегда предпочитают секс еде. Теперь же она не была уверена в своих желаниях. Она не знала, какое чувство было настоящим, а какое вызвано гормональным всплеском. Не была уверена, бросил он ее или проявлял ответственность единственным способом, который знал. Эйми натянула пижаму вылезла из постели и набрала номер закусочной, расположенной на нижнем этаже здания.

Деньги всегда становились предметом споров. Похоже, это была единственная проблема, которую они обсуждали. После несчастного случая с запястьем она вернулась в школу и собиралась начать работать в юридической фирме, куда можно было устроиться даже с ее незаконченным образованием. Он отговаривал ее. Они бы как-нибудь свели концы с концами.

— Я не хочу сводить концы с концами, — заявила она ему. — Я хочу жить. Я хочу медицинскую страховку.

— Ты лишишься свободы.

— Свобода дорогого стоит, — ответила Эйми. — Она стоит рук и ног.

— Нет, — засмеялся он. — Только руки!

Она тоже рассмеялась, на мгновение, разделив с ним браваду черного юмора. Той ночью они ходили на открытие выставки, пили кофе и занимались любовью на рассвете. Она опоздала на занятия в школе в первый день, но не пропускала их во второй и ни в один из дней после этого. Она окончила школу с отличием и вышла на работу, которая требовала от нее раннего появления в офисе каждое утро, в то время как он продолжал жить жизнью, позволявшей ему не возвращаться домой по ночам. Он приходил за пару часов до того, как Эйми надо было быть на работе, прыгал в постель и будил ее.

— О, ты не спишь? — спрашивал он.

— Уже нет, — ворчала она.

— Значит, мы можем заняться любовью?

— Нет.

— Я читал, что секс во время беременности — удивительная штука. Все так считают.

— Не в семь утра.

— Вот как, сейчас семь?

Люди, которые никогда не знают, который час, должны умереть. Если они делают это нарочно, чтобы акцентировать собственную необременённость, тогда они перекладывают ответственность на чьи-то плечи. В любом случае Эйми начинала думать, что такой проступок должен караться смертной казнью.

Эйми встала, выпила стакан молока и задумалась о том, пройдет ли когда-нибудь изжога. Потом она прикончила ореховое масло и сандвич с холодцом, ожидая, пока из закусочной принесут лазанью без соли. Закусочная на нижнем этаже была особым, дорогим удовольствием, которое Эйми не могла позволять себе ежедневно. Однако в последнее время из дальних стран стали приходить конверты с цветными марками, и, открывая их, она находила там чеки на внушительные суммы, выписанные на его имя. Она вносила деньги на их общий счет и брала в банке наличные, чтобы оплачивать аренду и другие расходы. Она стала постоянным клиентом закусочной, заказывая у них еду три-четыре раза в неделю.

Героиня фильма «Ребенок Розмари» не считала себя сумасшедшей, когда со зверским аппетитом пожирала сырую печенку, стоя перед холодильником посреди ночи. Мысленно прокручивая эту сцену, Эйми поглощала свою пасту, размышляя, не стоило ли ей заказать порцию печенки. Потягивая воду и молясь о том, чтобы в желудке нашлось место для проглоченных ею калорий, Эйми села на кушетку, собираясь хорошенько подумать о своей жизни. И сразу же заснула.

На следующее утро Эйми проснулась в своей постели в пижаме. В вазе на ночном столике стоял свежий цветок, рядом — стакан сельтерской воды, немного печенья и маленькая записка со словами «Я люблю тебя». Следы его присутствия. Но сам он уже ушел. Эйми выглянула в окно. Она повсюду искала радость, которой ей так не хватало.

А ведь радость была внутри нее. И пусть эту радость омрачали потери и несварение желудка, через три месяца у Эйми должен был родиться ребенок.

И тяжелее всего было то, что ее муж даже не мог посмотреть ей в глаза.

3

Задницы и ноги

— «Она расслабила ноги и ощутила прикосновения теплого, влажного языка, заскользившего по ее икрам. Глоток ледяного скотча легко пролился в горло, и она почувствовала, как мышцы расслабляются и как впервые за долгое время спадает напряжение задней большеберцовой мышцы».

— Бог мой! Неужто она пишет о своей заднице? — воскликнула Лакс.

Эйми вспыхнула, в комнате воцарилось молчание.

— Нет, не о своей заднице. — Эйми старалась не шипеть.

— А звучит именно так.

— Нет!

— На самом деле в этом нет ничего плохого. — Брук почувствовала, что ей стоит вмешаться.

— Вот моя задница — улица с односторонним движением, это точно, — убежденно сказала Лакс.

Эйми выжидала. Это было не то, чего она хотела. Может, ей стоило уйти из клуба и найти утешение в группе поддержки, созданной специально для беременных женщин? В Интернете можно было найти много подобных групп. «Я не готова говорить о подгузниках и геморрое, — убеждала себя Эйми, — я хочу оставаться в мире взрослых до тех пор, пока это возможно».

— Я не имею ничего против, — заявила Брук, — анального секса.

Марго уставилась на Брук. Ей казалось нелепым, что эта женщина с ее приятным, аристократичным внешним видом, в белой блузке и плиссированной юбке, поддерживает такую тему. Марго не могла себе этого представить, потому что не видела татуировок Брук, которые были скрыты одеждой.

— Но, Брук, у нас нет предстательной железы, — возразила Марго. — У женщин нет простаты, так что ничего приятного в этом нет.

— Мне нравится, — упорствовала Брук. — Что мне не нравится, так это очень большой член.

Тут мнения разошлись. Марго считала, что чем больше, тем лучше, а Брук и Лакс аж подпрыгнули на местах, желая высказать свое мнение об идеальных параметрах пениса.

— Я не… Эй! — Эйми попыталась перекричать шум. — Я пишу не о заднице. Эта мышца находится на ноге.

— Фу! — воскликнула Лакс.

— Облизывание пальцев на ногах может стать удивительным экспериментом, — подметила Брук.

— Нет, — возразила Лакс, — не может.

— Если пальцы чистые, а нога красивая. Я хочу сказать, что это способ показать своему партнеру, что все в нем прекрасно и ты все это хочешь, — Брук рассмеялась.

— Вроде как глотать и не сплевывать, — добавила Марго.

— Точно!

— Вы такие вульгарные, — ахнула Лакс.

— Мой сегодняшний рассказ… — снова начала Эйми.

Но тут раздался удивленный возглас Марго в ответ на заявление Брук о ее предпочтениях:

— Я не могу поверить, что тебе не нравятся большие члены!

— С ними слишком много работы.

— Чем больше, тем лучше. Десять — двенадцать дюймов. Я хочу их все, — сказала Марго, смеясь.

Брук достала из сумки линейку и положила ее на стол.

— Десять или двенадцать дюймов? — Брук приложила один конец линейки к началу лобковой кости, а другой к животу. На двенадцати дюймах линейка доходила ей до начала солнечного сплетения.

— О, — выдохнула Марго, — так выглядят двенадцать дюймов?

— Ага. Так что, согласитесь, это выдумки. Десятидюймовый член бывает только в порнофильмах. Девять — это все еще выше моего пупка, и даже член длиной в восемь дюймов уткнется в мой мочевой пузырь, и я неделю буду лечить инфекцию мочевых путей. Врачи, антибиотики — мне не нужны такие проблемы.

— Дай-ка мне линейку, — попросила Марго.

Брук передала линейку ей, и Марго с головой ушла в измерение расстояния между лобком и подреберьем. Никто не слушал Эйми.

— Могу я закончить свою историю? — раздраженно спросила она.

Все взгляды обратились к ней, но как только Эйми начала читать, Лакс перебила ее, не в силах сдержаться.

— Однажды мама сказала мне, что она бросила своего первого мужа, потому что его пенис был слишком мал. А я ей говорю: «Ну, типа, может, с его пенисом было все в порядке, а вот твое влагалище слишком большое».

Молчание.

— Что она ответила? — спросила Брук.

— Кто?

— Твоя мама, — подсказала Марго.

— Ничего. В смысле, вы спрашиваете, разозлилась ли она? Конечно, нет. Я имею в виду, она никогда не спорила, ну, вы понимаете, о размерах своего влагалища, ну, и просто сказала что-то типа: «Да, Лакс, может, в этом все дело». Или, может: «Да, Лакс, ты не передашь мне соль?», или еще что-то в том же роде.

История Лакс об относительных размерах влагалища ее матери повисла в воздухе, словно гулкий хлопок соседской двери, повергнув всех в неподвижную растерянность.

— Ну, — сказала Лакс, потому что все остальные, казалось, были неспособны говорить, — мне кажется, Эйми хотела прочитать что-то о своей заднице, так?

— Нет, — воскликнула Эйми в сердцах, — мой рассказ не о заднице! Он о том, как прийти домой, вылить стакан скотча и отмачивать ноги в горячей ванне.

— Я думала, что мы пишем сексуальные истории, — оборвала ее Лакс, которая совершенно не умела молчать.

— Мы пишем эротические истории, — сказала Эйми, вспыхнув, — в которых есть что-то чувственное. Не просто о сексе. Не порнографию.

— Ну вообще-то, — вступила в разговор Брук, — вообще-то я бы сказала, что рассказ, написанный мной на этой неделе, довольно близок к порнографии. Если это проблема, я лучше пересижу этот раунд.

Лакс посмотрела на Марго через стол и одними губами произнесла — «задница». Брови Марго изумленно вздернулись. Она села ровнее.

— Я бы хотела послушать твою историю про задницу, Брук, — предложила Марго.

Эйми вздохнула. Они с Брук дружили уже более двадцати лет, и она знала все про татуированные ягодицы своей подруги. Когда-то в Чикаго, когда им было по двадцать три и они были свободны, Эйми и Брук делили между собой квартиру и любовника. Эйми проводила слишком много вечеров голышом на мягком стуле рядом с кроватью, наблюдая, как Брук извивается от удовольствия в объятиях любовника, которым они должны были наслаждаться вместе.

— Эйми, — настаивала Брук, — тебе надо попробовать.

— Зачем?

— Это изменит твою жизнь. Ты переосмыслишь абсолютно все, что знаешь о сексе. Но не с Дейвом.

— Почему не с Дейвом? — спросила Эйми. В то время он был ее бойфрендом и казался идеальным.

— Потому что в прямом и переносном смысле Дейв — большой член. Тебе нужен чувственный мужчина.

Они выбрали мужчину, которого Эйми знала и одобряла, который очень обрадовался предложению девушек заняться с Эйми анальным сексом. Он был нежным и мягким. И принес бутылку великолепного красного вина и большую упаковку лубриканта на водной основе. Он сделал все правильно, но, несмотря на это, ощущение было одним из самых неприятных из тех, которые когда-либо испытывала Эйми.

Брук сказала, что они просто выбрали не того парня. Эйми прекратила заниматься сексом втроем с Брук. Она просто не могла конкурировать с ее возбужденным и покорным анусом.

— Я не хочу слушать историю о заднице Брук, — заявила Лакс.

Эйми тоже не хотела ее слушать, но она подумала, что можно было бы воспользоваться этим разногласием и вынудить Лакс уйти из клуба.

— Мы не собираемся подвергать цензуре рассказ Брук. Гарантирую, тебе он не понравится. Можешь пропустить и все остальные собрания, если тебя это расстраивает.

Лакс замолчала.

— Мне читать? — спросила Брук.

— Вообще-то я не закончила свою историю, — начала Эйми, но Лакс тут же перебила ее снова.

— Ну, Брук, и насколько история порнографична? Слегка? — спросила Лакс.

— Нет, Лакс, это грязная, дико порнографическая история со всеми подробностями. Если тебе не нравится, можешь не слушать, — едко сказала Брук.

— В твоем рассказе кто-нибудь, ну, типа, жесток по отношению к кому-то другому? — не обращая внимания на ее ехидный тон, продолжала выспрашивать Лакс.

— Нет.

— Кого-нибудь оскорбляют? Или причиняют физическую боль?

— Нет.

— Заставляют ли кого-нибудь делать, ну ты понимаешь, что-то против его воли?

— Какие интересные вопросы, — заметила Марго.

— Я ничего не имею против описания секса, — сказала Лакс, защищаясь, — но мне не нравится, когда людям делают больно морально или физически, понятно? Особенно когда парень ущемляет чувства девушки только ради того, чтобы почувствовать себя лучше.

В комнате стало тихо, все на мгновение подумали о Лакс. Пожалуй, у нее были любопытные и хорошо продуманные критерии для определения порнографии.

— Это всего лишь маленькая, непристойная история о том, как я соблазнила своего почтальона, — успокоила ее Брук.