И сама Келли, и Карл Мейджорс понимали, что эти слова ничего не значат.

– Совсем не хватит. Вы обязательно должны выпить еще. Как загипнотизированная, она следила за пузырьками пены, поднимавшимися в бокале.

– Я еще никогда в жизни не пила шампанское.

– Оно создано специально для вас, дорогая.

Келли, казалось, не слышала его.

– «Дайте мне вина. Налейте дополна. Я пью…

– …за радость всех сидящих за столом», – подхватил Мейджорс.

Она взглянула на него с изумлением и восхищением.

– Вы читали «Макбета»!

– И не один раз. Вас это удивляет?

– Не больше, чем вас удивляет то, что я его читала.

Он рассмеялся, отчего стали видны крупные желтые зубы.

– Миссис Найт, почему вы меня пригласили?

Не глядя на него, Келли сделала глоток шампанского.

– Так захотел Натаниэль.

– Не сомневаюсь.

Она коснулась вина в бокале кончиком языка, как ребенок, пробующий что-то новое.

– А почему вы приехали, мистер Мейджорс?

Он откинулся на спинку стула.

– Захотелось взглянуть на женщину, заставившую семидесятилетнего человека отказаться от благословенной холостяцкой жизни. Захотелось узнать, что это за женщина.

Она улыбнулась, все так же не глядя на него.

– Ну и как, узнали?

– Да.

Толстушка миссис Кэмпбелл схватила его за руку, теряя равновесие от выпитого вина.

– Я много слышала о ваших похождениях, Карл Мейджорс. Стыдитесь, стыдитесь и еще раз стыдитесь! Соблазнять девушку, которая всего лишь несколько часов назад стала новобрачной! – Она подмигнула Келли. Глаза ее совсем скрылись в складках жира на мясистом лице. – Дело в том, милочка, что я хочу приберечь его для себя.

Келли весело улыбалась.

– Как не стыдно, мэм! У вас уже есть свой собственный мужчина, и такой хороший.

Миссис Кэмпбелл истерически захохотала и, обернувшись к мужу, хлопнула его по плечу с такой силой, что тот чуть не свалился со стула.

– Ни один мужчина не бывает достаточно хорош, и одного мужчины никогда не может быть достаточно, дитя мое. Со временем вы это узнаете. – Она взглянула через стол на Рену Ламберт. – Что скажешь, Рена? Алва для тебя достаточно хорош как мужчина?

Щеки Рены Ламберт вспыхнули еще ярче. Она окинула миссис Кэмпбелл высокомерным взглядом.

– Кажется, кое-кто выпил слишком много вина.

Миссис Кэмпбелл зашлась от смеха, отчего все ее три подбородка затряслись.

– Ладно-ладно, мисс Пуританка!

– Рена права! – выкрикнул Нат с дальнего конца стола.

Он уже давно чувствовал беспокойство и раздражение, слушая скучные разговоры своего племянника с главным мастером об акциях, векселях и бесконечных взлетах и падениях на рынке ценных бумаг, – при том, что ни один из споривших не владел ни одной акцией.

– Может, хватит пить и болтать? Как там насчет наших пирогов и кофе, миссис Найт? У нас остался всего час до поезда.

Келли улыбнулась.

– Слушаю, мистер Найт.

Рена поспешно поднялась с места.

– Позвольте мне. Новобрачная сегодня и так много хлопотала на кухне.

Келли тоже встала.

– Я с удовольствием воспользуюсь вашей помощью, Рена.

– Но в этом нет никакой необходимости. Я прекрасно справлюсь и одна.

Келли, не обращая внимания на ее слова, одарила присутствующих улыбкой.

– Прошу меня извинить. Это не займет много времени.

Карл Мейджорс обернулся к Нату.

– Натаниэль, я могу довезти вас до вокзала в своей машине.

Ната предложение нисколько не обрадовало.

– Не стоит беспокоиться, сэр. Хэм уже запряг лошадей.

– Никакого беспокойства. Я все равно проезжаю мимо. А у Хэма будет достаточно дел с уборкой. Да и невесте наверняка доставит удовольствие прокатиться в машине.

Нат кинул на него яростный взгляд из-под кустистых бровей, откашлялся с каким-то звериным рыком.

– Конечно, мне это доставит удовольствие. – Келли появилась в дверях, держа в каждой руке по тарелке с пирогом. – Прекрасное начало для медового месяца.

Алва Ламберт громко обратился к Мейджорсу через стол:

– Сдается, мистер Мейджорс, что вам куда проще было бы переправиться через реку на лодке, чем делать такой крюк на машине.

– Вероятно, вы правы, Алва, – доброжелательно взглянул на него Мейджорс. – Но я бы не получил того удовольствия.

Келли поставила на стол тарелки с пирогами, от которых поднимался пар.

– Сколько от вас до Найсвилла на машине, мистер Мейджорс? – намеренно громко спросила она.

– Сейчас скажу… Четыре мили по разбитой дороге до шоссе, еще пять миль по шоссе до Клинтона, потом по мосту, потом еще четыре мили обратно, уже по этой стороне, потом еще пять миль к югу до вашей дороги. Дорога Найтов… – Он с усмешкой обернулся к Найту. – И как только у вас, ребята, язык поворачивается называть эту разбитую коровью тропу дорогой! Ну вот, еще три мили по выбоинам и ухабам до Найтсвилла. Всего, значит, примерно двадцать одна миля.

– Я же говорю, – вставил Алва Ламберт. – А по реке это заняло бы не больше пяти минут.

– А по мосту, если бы он здесь был, не больше одной минуты на машине, – со значением произнесла Келли.

Нат громко хмыкнул:

– Эта девчонка помешана на мостах. Знаешь, что она мне тут предложила, Карл? Купить часть твоей земли за рекой и все, что лежит до шоссе, и построить мост!

– Платный, – добавила Келли.

Мейджорс внимательно оглядел ее.

– Мысль интересная.

– Ты так считаешь? – расхохотался Нат. – Тогда знаешь что, Карл Мейджорс? Давай лучше я продам тебе часть моих земель по эту сторону реки и еще коровью тропу до шоссе, а ты построишь мост.

Алва Ламберт и чета Кэмпбелл дружно присоединились к его хохоту.

– Здорово! – едва выговорил сквозь смех Алва. – Ты попадешь во все газеты, Карл. Ну как же, человек построил свой собственный мост, для того чтобы удобнее было ездить через реку на машине!

Когда они отсмеялись, снова заговорила Келли:

– Найдется немало других, которые захотят пользоваться мостом.

Мейджорс снова обернулся к Нату:

– Она права. Нам отсюда не видно, но сейчас вся страна движется в будущее на резиновых шинах. Все ездят на машинах, Нат. Лошади отжили свой век. А это означает новые дороги. Сотни, тысячи миль асфальтированных дорог. У нас здесь удачное местоположение. Мы на перекрестке путей. Мост через реку мог бы связать проезжие пути с запада на восток, которые разделяют восемь миль.

– Мосты, дороги и тому подобное – дело правительства. Захотят купить мою землю и построить здесь мост – пожалуйста. Если, конечно, дадут подходящую цену. – Нат хлопнул руками по белой скатерти, на которой уже появились пятна от вина и соусов. – Ну, где мой пирог, жена? Хочу пирога с мясом.


В Найтсвилле имелось всего одно двухэтажное здание. На первом этаже располагался магазин, в котором продавались всевозможные продукты, от консервов до мяса и молока, и почта, отделенная от магазина перегородкой. Руководил всем этим Алва Ламберт. Бездетные Ламберты жили на втором этаже. С одной стороны магазин выходил к реке. Перед ним, по всей длине здания, тянулась деревянная скамья, где жаркими летними днями собирались старики поболтать и выкурить трубочку в ожидании почтового поезда.

Пути Нью-Йоркской железнодорожной компании проходили чуть в стороне, на расстоянии двадцати ярдов. А через Дорогу Найтов, к востоку от нее, находился железнодорожный вокзал Найтсвилла, приземистое мрачное здание, почерневшее от сажи и копоти. Стены его пестрели рекламными листками, призывавшими пассажиров курить сигареты «Кэмел» и жевать резинку «Ригли спирминт».

В шесть часов четыре минуты Карл Мейджорс посадил своих гостеприимных соседей на нью-йоркский поезд. Начальник станции Гектор Джонс совершил пышную церемонию отправления. Мейджорс, надевший кепку на время поездки в автомобиле, теперь снял ее с церемонным поклоном в сторону Келли.

– Даже Нью-Йоркская железнодорожная компания воздает почести вашей красоте, прекрасная леди. Не уверен, что это сказал великий бард.

Келли улыбнулась.

– Нет, он сказал другое. Это грубая лесть, сэр.

Раздался свисток паровоза. Нат помахал Мейджорсу с подножки, глядя на него с едва заметной враждебностью.

– Мы будем в Нью-Йорке раньше, чем ты доедешь до дома в своем шикарном автомобиле.

Карл Мейджорс стоял на платформе с непокрытой головой, глядя вслед поезду, пока тот не скрылся в зимних сумерках.


Уолт Кэмпбелл и Алва Ламберт сидели перед камином, сжимая в руках кружки с крепким сидром. Их жены убирали со стола и мыли посуду. Хэм, сидя на полу со скрещенными ногами, смотрел на огонь.

– Ну, Хэм, как тебе мачеха? – спросил Алва.

Подчеркнутая ирония, прозвучавшая в вопросе, не укрылась ни от Хэма, ни от Кэмпбелла.

– Она хорошо ведет хозяйство, – ровным голосом ответил Хэм.

– И отлично готовит, – подхватил Кэмпбелл, перекатывая в зубах остывшую трубку. – Этот гусь! – Он облизнул губы при одном воспоминании.

У Алвы, обычно робкого и неразговорчивого, сейчас – видно, под влиянием выпитого – развязался язык. Он заговорил с неожиданной горячностью, испугавшей Хэма и Кзмпбелла. Они не сводили с него глаз.

– Дядя Нат – старый дурак.

Никто не произнес ни слова в ответ.

Алва одним глотком осушил кружку и едва не захлебнулся.

– Ну-ну, – с мягким упреком произнес Кэмпбелл, – нехорошо так говорить о дяде, Алва.

– Но если это правда! – фальцетом выкрикнул Алва, подавшись вперед от возбуждения. – Что нужно человеку его возраста от девятнадцатилетней девушки? А что нужно ей от такого старика, как Нат? Конечно, его деньги.

– Хватит, Алва! У тебя нет никаких оснований так утверждать.

– Как это нет? – Алва указал костлявой рукой на Хэма. – Я думаю вот об этом парне. Он мой родственник. Я не могу стоять в стороне и смотреть, как хитрая девка уводит у него из-под носа наследство. Старый Найт одной ногой в могиле, а с ней он очень скоро обеими ногами будет там.

– Попридержи язык, Алва! Я не желаю этого слышать.

Хэм, внимательно наблюдавший за кузеном, наконец вмешался, выказав проницательность, неожиданную для его возраста:

– Не бойся, Алва. Отец не изменил завещание. Она ему не позволила. После его смерти магазин останется за тобой.

Алва заморгал выпученными глазами.

– Хэм… я… я не о себе думал… Но… он, правда, не изменил завещание в ее пользу?

– Нет. – Хэм с усталым видом отвернулся к огню. – Он собирался это сделать, но она его высмеяла. Сказала, что он самый крепкий человек, какого она знает, и что он еще всех нас переживет.

От неожиданности Алва фыркнул.

– Ну, она и шутница, эта девчонка! Вообще-то ты прав, Уолт. Жареного гуся она готовить умеет. А яблочный пирог ты пробовал? Готов признать, в ней есть кое-что такое, чего не увидишь с первого взгляда. – Он наклонился вперед, коснулся руки Кэмпбелла. – Не стоит винить меня за то, что я немного беспокоюсь. Хэм – мой младший братишка, и я хочу защитить его интересы.

Не желая притворяться, Кэмпбелл стряхнул его руку и заговорил о другом:

– Хэм, ты тут будешь один целых семь дней. Приходи к нам ужинать.

– Спасибо, дядя Уолт, я как-нибудь сам справлюсь.

– Но ты нас нисколько не затруднишь. И тетя Сью тебе скажет то же самое.

– У Хэма есть родственники, которые могут о нем позаботиться, – заметил Алва. – Милости просим к нам с Реной, Хэм.

– Спасибо вам обоим, – поспешно произнес Хэм. – Но у меня тут работы по горло, боюсь, не будет времени. И вообще не беспокойтесь за меня. Э… э… Келли… – казалось, он с трудом произносит это имя, – Келли перед отъездом наготовила для меня полно всякой еды и оставила в кладовке.

Уолт-Кэмпбелл не мог скрыть разочарование.

– А мы-то надеялись, что ты будешь к нам приходить, Хэм. В дверях появилась тучная фигура Сьюзан Кэмпбелл с блюдом и полотенцем в руках.

– И наша Люси очень расстроится, – присоединилась она к мужу. – Последний раз она видела тебя весной, еще в школе. Я сказала ей, что ты просто изображаешь из себя неприступного, как все мужчины. – Она разразилась громким хохотом.

– Я обязательно зайду как-нибудь вечером, тетя Сью.

Хэму хотелось поскорее закончить эти никому не нужные разговоры. Он встал с пола, потянулся.

– Прошу прощения, мне нужно в амбар.

Он вышел из комнаты. Кэмпбелл обернулся к Алве.

– Хороший парень. Отец должен быть им доволен.

– Да, сэр. И мачеха, я думаю, тоже, – хитро прищурив глаза, проронил Алва.


Хэм сидел на трехногом табурете для дойки, наклонившись к коровьему животу. Взял в руки теплое, полное вымя, почувствовал между пальцами твердые соски, и… поймал себя на мыслях о Келли, жене отца.

Однажды августовским утром он брился в ванной комнате, за черной лестницей. Дверь была приоткрыта. Он смотрел в зеркало на свое лицо, покрытое мыльной пеной. Слышалось лишь поскрипывание бритвы по щеке. Неожиданно он увидел в зеркале ее отражение. Она стояла в двери позади него, в одном пеньюаре без пояса. Полы пеньюара разошлись, и Хэм увидел узкую полоску тела, от шеи до колен. Он притворился, что не замечает ее. Сжимая бритву дрожащими пальцами, провел острым лезвием по щеке и даже не ощутил боли от пореза, пока не увидел кровь на мыльной пене.