Этого я не выдержал, кровь моя закипела, и терпенью пришел конец.

 - Мама! – я бросился ей на помощь, – Отстань от нее идиот!

 - Ты что-то сказал? – Рихард поднял  на меня глаза, еле ворочая языком, от выпитого спиртного.

 - Отстань от нее! - я встал на защиту мамы.

 - Ах ты, щенок!

 - Еще раз тронешь ее, убью!

  Я кинулся на отчима, сбил его с ног.  Он упал, не удержавшись на ногах, и я стал его колотить, что есть силы, вне себя от гнева и злости. Таким я никогда еще не был и никто не будил во мне зверя. Никогда в своей жизни, я еще не испытывал такой ненависти к человеку! В последствии я даже не испытывал такой ненависти к врагам, с которыми мне пришлось сражаться!

  - Ганс, сынок, не трогай его! Не связывайся с ним, я же тебя просила! – мама в слезах умоляла меня и пыталась оттащить от него.

 Схватив его за горло, я чуть было его не задушил! Наконец, плюнув на него отпустил.

  - Мразь! Ненавижу!

  Дав ему как следует взбучку, я решил наконец от него отойти, как сзади услышал истошный крик мамы, хлопок от выстрела и звон бьющегося стекла. Обернувшись, я увидел маму в слезах и отчима с пистолетом.  Он целился в меня, но мама успела вовремя его толкнуть, к тому же он был изрядно пьян и поэтому  промахнулся. На крики прибежала сестренка, она стояла в дверях и рыдала навзрыд.

  - Папа не надо! Уходи, пожалуйста!

 Можно себе представить, как эта сволочь напугала несчастного ребенка! Хлопнув дверью,

  Рихард ушел. Где он болтался всю ночь неизвестно.

  Утром едва рассвело, в 7.30  раздался стук в дверь. Мама, не спавшая почти всю ночь, уснувшая  только под утро, пошла открывать.

  - Кто там?

 - Солдаты вермахта! Откройте!

  Дверь слетела с петель и в комнату ворвались двое солдат, во главе с офицером «СС» в черной форме. Женщину толкнули так, что она упала на пол.

  - Где сын?!

  Заскочив ко мне в спальню, меня подняли с постели, растолкав и грубо стащив с меня одеяло.

  - Вставай!

 - Тебе говорят!

 - Я никуда не пойду!

  Меня схватили за волосы.

  - Пойдешь, куда ты денешься! Германии солдаты нужны, а ты отсиживаешься дома?! Долг не хочешь свой выполнять? Немец ты или польская сволочь?!

  Скрутив, они насильно вывели меня из дома.

  - Пустите его, умоляю! Не забирайте у меня сына! – мама рыдала, – Хельга, дочка, что же это такое?

 - Мамочка, не плачь! – как могла, пыталась успокоить ее сестренка.


 Глава 11


 Погрузив в машину, меня доставили в гестапо в кабинет дознавателя.

  - Отпустите меня! Я студент, мне надо в Берлин, у меня послезавтра экзамен!

 - Что вы говорите?! – ответил майор.

 - Мало того, что он уклоняется от призыва в армию, он посмел еще поднять на меня руку щенок! - сказал Рихард. - Господин майор! И это мой сын?!

 - Я не твой сын!  И никогда им не был!

 - Заткнись! – крикнул Рихард.

 - Значит, говорите вам надо в Берлин? Отлично, я вас туда отправлю!  Отправим его в  берлинское  гестапо, пусть там разбираются. Вы кажется журналист? Надо еще разобраться какие статьи вы писали, - сказал майор.

 - Правильно, пускай там с ним разбираются, – добавил мой отчим.

  На следующий день меня отправили в Берлин и доставили в берлинское отделение гестапо. Там поместили в общую камеру следственного изолятора, где в тесноте толпилась куча народу. Дверь открылась, и в нее заглянул надзиратель.

  - Краузе кто? Ты? – указал на меня, – Пойдешь со мной.

  Мы прошли по длинному, темному, узкому коридору, дверь открылась, и меня завели в кабинет. От резкого яркого света я зажмурил глаза. Передо мной стоял офицер, тоже в чине майора, штурмбанфюрер «СС», худощавый в очках.

  - Доброе утро! Садитесь, - подвинул мне стул, предлагая присесть. - Мы всего лишь хотим побеседовать с вами. Вы же не глупый молодой человек. Сколько иностранных языков вы знаете? Вы хорошо учились, мы наслышаны о Вас. Вы хотели стать журналистом? Какие статьи вы хотели писать и о чем?

 - О птичках! – сказал я издевательски, пытаясь тем самым выразить полное презрение.

 - О птичках? Забавно? Вы юный натуралист?

  Он подошел ко мне, благодушно улыбаясь, повернулся спиной, и неожиданно резко развернувшись, со всей силы ударил меня по лицу. Больше я ничего не помню. Очнулся оттого, что на меня плеснули в лицо водой. Меня подняли, усадили на стул, я вытер кровь с носа.

  - И так, вы что думаете, мы будем шутить? Вчера вы напали на своего отца, доблестного офицера «СС». Вы коммунист? Отвечайте!

 - Я студент, у меня сегодня последний экзамен.

 - Для вас этот день может стать последним. Вы отказываетесь выполнять свой долг перед Родиной? Вам должно быть стыдно, в то время как страны воюет, вы прохлаждаетесь дома. Вы не хотите служить великой Германии? Каждый порядочный гражданин счел бы это за честь. У нас есть сведения, что вы два раза не являлись по повестке на призывной пункт. Разве вам не известно, что объявлена всеобщая воинская мобилизация лиц достигших 21-го года? Что ж вы еще можете подумать над своим поведением. – Он кивнул охране, – Уведите его!

  На завтра мне устроили экскурсию в одну из тюрем в центре Берлина, где содержали всех неугодных и инакомыслящих, а также коммунистов и евреев. Меня  провели по помещениям и завели в одну из камер, где сидели десять-двенадцать человек, избитые, худые, больные и изможденные, которые подвергались жестоким пыткам и истязаниям. На моих глазах избили пожилого мужчину, еврея.

  - Смотри! Смотри!!! – меня схватили за ворот, - Ты видишь, что с тобой будет? Видишь?! Смотри! Запомни!

  Позже, поместив уже в одиночную камеру,  меня хорошо отпинали ногами, оставили на полу и ушли. В застенках меня продержали три дня, давая в день по стакану воды и куску черствого хлеба. Первые два дня страшно хотелось есть, тошнило, появилась слабость, кружилась голова. Спать тоже было невозможно на холодном каменном полу, лежанке, сколоченной деревянными досками. На третий день чувство голода притупилось, я потерял счет времени, начались галлюцинации, казалось, что сойду с ума, а на четвертый день за мной снова пришли. Тяжелые двери со скрипом открылись, зашел надзиратель, и меня отвели в тот же самый кабинет. Я увидел того же офицера в очках. Мне дали выпить воды.

  - Ну что? Вы хорошо подумали? У вас было время.  Сознавайтесь, вы коммунист?

 - Нет.

 - Пойдете в армию?

 - А если я не соглашусь?

 - Тогда пеняйте на себя. Вас расстреляют за неподчинение властям, большевистскую пропаганду, коммунистические идеи.

 - Что за чушь?

 - Вы видели, что мы делаем с коммунистами и евреями? Вас ждет та же участь. Возможно вашу мать тоже. Вы думаете мы не знаем, что у вас по бабушке и матери русские корни?

 Ваш дед поляк и вы имеете родственников в Советском Союзе. Ваша тетя живет в Одессе, ее муж офицер Красной Армии и ваш двоюродный брат тоже. Вы будете это отрицать?!

 - Впервые об этом слышу. Спасибо что сказали.

 - Вы хотите, чтобы мы привели сюда вашу мать? Благодарите вашего отчима, что он оказался к вам добр и любит вас как родного сына, хотя мы обычно не церемонимся. Вас могли бы сразу расстрелять, но мы решили дать вам шанс, за что вы должны быть нам благодарны. Учтите, что в случае вашего отказа, вас расстреляют на глазах у вашей матери. Мы также знаем, что у вас есть дочь и то где она находится.


 Меня окончательно  сломали, и после некоторого молчания я согласился.


 - Кто бы сомневался, не таких обламывали. Возможно, скоро нам будет к стати ваше знание русского. Вы хорошо знаете русский язык?

 - Достаточно.

 - Вот и славно. Думаю, мы нашли общий язык. Вы можете быть свободны, вас отпустят домой. Завтра можете сдать свой экзамен, с лектором мы договоримся. В вашем распоряжении будут еще три дня, чтобы попрощаться с родными и собрать свои вещи. Дальше вы будете обязаны явиться на призывной пункт, по любому месту вашего проживания.


 Первым делом я отправился к фрау Марте и старику Клаусу, повидать свою дочь. У них как следует выспался, поел, вымылся, привел себя в порядок. На завтра я сдал свой экзамен, преподаватель поставил оценку  мне в аттестат, получил  документы, а к вечеру был уже дома, резко осунувшийся изможденный и бледный. Кое-где, оставались еще следы от побоев, в том числе на лице.


 - Сынок, что с тобой сделали?! – мама, увидев меня, всплеснула руками.

 Даже не обратив внимания на сестренку, я молча прошел в свою комнату, сел на стул и сидел  минут пять, не проронив ни слова, после чего произнес:


 - Мама, дай, что-нибудь поесть.

 - Сейчас сынок, что-нибудь найду, там картошка кажется оставалась.


 Утром я встал, мама мне приготовила чай


 - На, пей. Сахару положи побольше, булочку возьми с маслом  и сыром.

 - Я ненадолго, завтра меня заберут.

 - Куда сынок?

 - В армию, куда же еще. Это ты скрывала повестки на призывной пункт, которые приходили?


 Мама заплакала.


 - Тебя не было дома, я и не говорила.

 - У меня нет выбора. Мне дали три дня, чтобы я мог с вами попрощаться. Если не пойду, меня расстреляют здесь в гестапо. Ты лучше вещи собери.

 - Война начнется, а если тебя убьют?

 - На войне у меня есть еще шанс остаться в живых, а здесь его точно нет. Не плачь, я буду тебе писать. Если что-то случиться, значить судьба такая, смирись.  Может все еще обойдется.


 Утром я начал собираться.


 - Ганс, сынок, ты уходишь? Уже?

 - Мама мне надо идти, прости.

 - Я никуда тебя не отпущу!

 - Я должен идти меня все равно заберут. Если я не пойду в армию, меня посадят в тюрьму, обвинят в большевистской пропаганде. Знаешь, что делают с коммунистами и евреями? Я это видел. Мне сказали, что то же  самое будет и со мной.

 - Как же так?

 - Возможно, Гитлер не нападет на Советский Союз, заключен пакт о ненападении. Хотя боюсь, что все к этому идет и война неизбежна.

 - Я не хочу, чтобы ты воевал с большевиками, хотя твой дед их ненавидел. Они отняли у нас все, из-за них мы уехали из России, я потеряла свою сестру, но я все равно не хочу, чтобы ты с ними воевал. Слышишь? У тебя же русские корни сынок!

 - Я знаю мама, что-нибудь придумаю. Может все еще обойдется. Я тебя люблю! Не плачь – произнес на русском. - До свидания – сказал на-немецком.

 - Ганс! – Хельга крепко меня обняла.

 Я еще раз поцеловал свою маму, обнял плачущую сестренку и вышел из дома…


 Глава 12

 На призывном пункте собрались ребята, ожидающие очередь в кабинет, где работала призывная комиссия. Заходили по одному.


 - Ваши документы?


 Я выложил их на стол.


 - Раздевайтесь, – скомандовал доктор. – Трусы тоже снимайте!

 Скинув с себя одежду, я остался в костюме Адама, в чем мать родила.

 Доктор, внимательно осмотрев меня, с головы до ног, задал мне кучу вопросов, после чего сделал вывод, что я здоров. Мне проверили зрение, измерили рост и вес, заглянули в зубы.

 Оказалось, что ростом я 172 см, вес 70 килограмм, худощавый немного, но вообщем сойдет.

 Заглянули в мои документы.


 - Краузе, Ганс Вильгельм?

 - Да

 - Вам присылали две повестки, почему вы не приходили? Уклонялись от призыва на военную службу?

 - Меня не было дома, я студент, я учился.

 - Где учились?

 - В Берлине, в берлинском университете.

 - Хорошо. Где хотите служить? - спросил меня майор.

 - Не знаю.

 - Ваше образование?

 - Факультет журналистики и иностранных языков – международных отношений.

 - Какими иностранными языками владеете?

 - Польский, русский, английский, немного.

 - Семья есть? Жена? Дети?

 - Жены нет, есть ребенок, дочь.

 - Определите его в разведшколу...


 Меня отправили в разведшколу, под Цоссеном, где два с половиной месяца я проходил обучение. Изучал азбуку Морзе, подрывное дело, основы рукопашного боя, ориентировку на местности, прыжки с парашютом, тактику и стратегию военного дела, правила ведения допроса и многое другое.


 Жили мы в деревянных казармах, в спартанских условиях. У каждого своя кровать, своя тумбочка, шкаф для одежды и ничего лишнего.