– Так вы что, на всех его концертах были? – пораженно спросила Наумлинская.

– Я – да, – с гордостью подтвердила ее предположение Кити.

– Я, вообще-то, тоже, – сказала, исподлобья покосившись на Кити, Кристи.

Марго, Хельга и Ежик скромно промолчали. Видимо, им похвастаться было нечем. И все же в следующую секунду Марго не выдержала.

– Можно подумать! – уставившись в окно, сквозь зубы процедила она. – Я, например, только в «Летчике» не была, да и то потому, что с температурой валялась.

– И все-таки, – решила вернуться к интересующей ее теме Наумлинская. – Вы думаете, что, выходя на сцену, Рэм знал, о чем будет… телега?

Это словечко далось Ирине нелегко, но поскольку все тут только так и называли музыкальные композиции Рэма, то и Наумлинская, не желая ни в чем уступать новым подругам, решила использовать именно его.

Все девушки, как по команде, улыбнулись. Видимо, они почувствовали ту неловкость, которую испытывала в эту минуту Наумлинская.

– Я думаю, – заговорила своим низким, грудным голосом Ежик, – что Рэм заранее решил, что будет рассказывать сон про Сегельфосс, и эту часть он наверняка как-то продумал… Но где-то к средине телеги, мне показалось, его что-то встревожило. В самом деле. Вы обратили внимание, что он все время смотрел в одну точку, когда начал говорить про эту девицу из сна? – обратилась к своим подругам девушка.

– Мариану, – напомнила Наумлинская, после чего сердце ее сжалось в горячий тугой комок.

Вот сейчас это и произойдет. Сейчас кто-нибудь из девушек скажет, что Рэм смотрел на одну из слушательниц, а потом Ира признается, что это была она.

– Ну да, Мариану, – кивнула молчавшая до этих пор Хельга. Ирина заметила, что эта девушка вообще была не слишком разговорчивой. Но зато ее глаза всегда внимательно смотрели из-за стекол очков в круглой, как у Джона Леннона, золоченой оправе. И еще Хельга постоянно улыбалась, что тоже нравилось Ирине. Между тем Хельга продолжала: – Я, например, думаю, что Рэм вообще эту телегу давно придумал. И про Сегельфосс, и про Мариану, не говоря уже о «Рыбах». И скорее всего, существует написанный на бумаге текст… Просто вы все одного никак не хотите или не можете понять: Рэм Калашников – отличный актер!

– Актер-то он актер, – возразила Кити. – Но все равно видно, когда человек на ходу все сочиняет.

– Вот если бы мы с тобой на сцену вышли, – продолжала отстаивать свою точку зрения Хельга, – то точно было бы видно, а Рэм Калашников – гениальный артист.

– Не знаю, насколько он гениален как артист, – вклинилась в спор Ежик, – но тексты он в натуре пишет гениально.

После этой реплики в вагоне, вернее, той незначительной его части, которую занимали поклонницы Рэма Калашникова, воцарилась тишина.

11

Вопреки ожиданиям Наумлинской, концерт проходил не в небольшом клубе, наподобие вчерашнего, где Рэм имел возможность видеть буквально каждого зрителя, а в довольно неуютном Дворце культуры. Наверное, этот зал использовался для показов кинофильмов и служил местом проведения всевозможных митингов и собраний. Об этом красноречиво свидетельствовал плакат с изображением какого-то неизвестного Наумлинской мужика с крупной надписью под ним: «Другого шанса не будет!» Плакат висел на дверях, выкрашенных светло-зеленой, словно выцветшей краской. Зал был довольно большой, мест на пятьсот, но, когда зрители толпой ринулись внутрь, свободных мест почти не осталось. Наумлинской и ее новым подругам достались билеты на предпоследний ряд, с краю.

– Вот, блин… – с досадой выдохнула Кристи, усаживаясь на жесткое, обитое коричневым дерматином кресло. – Нужно было раньше приезжать. Что мы отсюда увидим-то?

Остальные девушки тоже не скрывали своего разочарования. А Наумлинская и вовсе расстроилась. Она-то надеялась, причем надеялась горячо, всей душой, что Рэм увидит ее. Правда, о том, что может произойти потом, Ира даже думать боялась, дальше того, что они с Рэмом встретятся взглядами ее фантазии не заходили. Но продолжение конечно же должно было последовать! А теперь что же получается? Тут не только что взглядами не встретишься, разглядеть-то его толком не получится…

Когда все зрители наконец расселись, свет в зале погас и на сцену вышел он. Почему-то сегодня Рэм Калашников работал один, без музыкантов. Фоновое сопровождение доносилось из динамиков. А когда артист произнес в микрофон традиционные слова приветствия, стало ясно, что и звук оставляет желать лучшего. Динамики нещадно хрипели, искажая не только тембр голоса, но и коверкая звуки. В общем, если говорить строго, о смысле произнесенных слов можно было только догадываться.

Ощущение досады усилилось, когда началась первая композиция. Но, похоже, подруги Наумлинской не сильно переживали по этому поводу, так как все тексты девушки знали наизусть. Они шевелили губами, а Хельга, которая сидела рядом с Наумлинской, тихонько проговаривала слова вслух. Так что Ирина слушала скорее ее, чем самого Рэма. И все равно, невзирая на все эти досадные помехи, она была счастлива тем, что снова может видеть его…

Впрочем, некоторые композиции оказались Наумлинской знакомы. Это было несколько вещей из альбома «Выход». Девушка слушала их, ловя каждое слово, и даже технические огрехи не в состоянии были испортить впечатление от знакомых и уже полюбившихся Ирине текстов. И все же, хоть Наумлинская и понимала, что в такой толпе Рэм не сможет разглядеть и узнать ее, втайне девушка надеялась на чудо. Ну ведь возможно же, что Рэм вдруг решит пойти в зал, делают же так на своих концертах другие артисты! Но тут Рэм окинул взглядом собравшихся, вернее тех из них, кому посчастливилось занять первые ряды, и объявил название финальной композиции. Ирина выпустила вздох облегчения. Композиция была незнакома ей и называлась «Кот в шлепанцах». Больше всего Наумлинская боялась, что Рэм станет исполнять «Мариану».

«Конечно, как может Рэм говорить о Мариане, когда меня рядом нет? Вернее, я есть, я в зале, но ведь Рэм не знает об этом? А может, он все-таки чувствует мое присутствие?»

В какой-то момент Ирине показалось, что так оно и есть. Ей вдруг почудилось, что Рэм прищурился и устремил взгляд в глубину зала, словно пытаясь рассмотреть, найти среди сотен глаз те самые, единственные, без которых жизнь теряла смысл… Конечно, он пытался найти ее глаза, но так и не нашел их.

Концерт длился недолго, часа полтора. Зрители явно рассчитывали на большее. Но то ли Рэм испытывал дискомфорт от технических несовершенств аппаратуры, то ли он просто был сегодня не в духе, но, когда после слов прощания раздался недовольный свист и топот, он лишь извинился смущенно и покинул сцену.

– Быстрей, – торопила Ирину Хельга, легонько подталкивая ее в спину. – Не успеем же!

Наумлинская обернулась:

– Куда? На электричку?

– Да на какую еще электричку? – На лице Хельги появилась насмешливая гримаса. – Рэма упустим.


Зябко кутаясь в свои легкие курточки, девушки стояли возле служебного входа в здание. К вечеру еще больше похолодало, да и ветер усилился, поэтому им приходилось подпрыгивать на месте, чтобы окончательно не окоченеть. Они проторчали тут уже минут сорок, а Рэм все не выходил.

– Странно, что тачки нигде нет, – дрожащим от холода голосом заметила Ежик.

Она замерзла больше остальных, потому что, кроме джинсовой куртки, надетой поверх пестрой футболки, на девушке больше ничего не было.

– Да подъедет щас, – махнула рукой Кити. – Помнишь, когда в «Б-2» был концерт, машина позже приехала.

– Может, у центрального входа оставил? – предположила Кристи.

– Да нет там ничего, кроме такси какого-то обшарпанного, – возразила Марго.

– Такси?! – как по команде в один голос воскликнули Хельга и Кити и повернули головы.

– Вот, блин, – протянула Кристи, запуская руку в волосы. – А вдруг, пока мы его тут караулим, он смылся на такси?

Выразив это предположение, Кристи решительно двинулась к дверям служебного входа. Ее подруги в немом ожидании остались стоять на месте. Через несколько минут Кристи вернулась. По ее лицу сразу стало понятно: случилось что-то непоправимое.

– Минут двадцать назад уехал! – издали выкрикнула девушка. – Дедок на вахте своими глазами видел, как он через центральные двери выходил.

– Облом, – уныло констатировала факт Ежик.

– Че тут торчать? – сказала Хельга таким тоном, будто все это время подруги удерживали ее силой. – Погнали.

– Ну ничего, – попыталась внести нотку оптимизма неунывающая Кити. Она одна не выглядела расстроенной. – В следующий раз будем умней.


Чудом они успели на последнюю электричку. Едва девушки запрыгнули в вагон, как створки дверей закрылись, и поезд, дернувшись, тронулся с места. Все это время Наумлинскую волновал один вопрос, озвучить который она никак не решалась. Но тут, оказавшись в относительно теплом, почти пустом вагоне, девушка наконец отважилась:

– А вот если бы мы, ну… не упустили Рэма… – осторожно начала она, – что бы вы тогда сделали?

– В смысле? – подняла на Ирину недоуменный взгляд Кристи.

– Ну подошли бы и что сказали? – Наумлинская уже пожалела, что задала вопрос: такое искреннее непонимание читалось в глазах Кристи.

– Спросили бы, во-первых, когда и где будет следующий концерт, – все-таки снизошла до нее Кристи.

– А по-другому это никак нельзя выяснить? – никак не могла взять в толк Ирина.

– Почему же, – полные губы Кристи расплылись в добродушной улыбке. – Можно. Но, согласись, из первых рук надежнее… А потом, мы же всегда фотографируемся после концерта…

– Правда? – изумилась Наумлинская. – Вместе с Рэмом?

– Ну да, – кивнула Хельга, полезла в рюкзак и достала оттуда довольно пухлый конверт.

Снимки оказались однотипными. На всех Рэм с довольно кислым выражением лица стоял в окружении новых подруг Наумлинской. Лица же девушек, напротив, светились гордой радостью. Некоторые фотографии оказались подписанными. С замиранием сердца Ирина смотрела на знакомый, с легким наклоном влево убористый почерк. «Хельге от Рэма», – гласила надпись на оборотной стороне снимка. На другом было написано: «Хельге на память от Рэма». Не без тайной радости Наумлинская отметила про себя, что особой оригинальностью дарственные надписи не отличались. Не было в них и ничего личного, а тем более задушевного, интимного. Эх, если бы девчонки прочитали то, что Рэм написал ей на обложке альбома! Но почему-то чем больше времени проводила Ирина с новыми знакомыми, тем сильней крепло в ней решение: все, что касается ее и Рэма, должно остаться тайной. Сейчас Ирина даже радовалась в душе тому, что никто из девушек не узнал в ней Мариану. «Нет, – твердо говорила она себе, – о наших отношениях никто не должен знать».

Будто бы они и вправду были, эти отношения…

– Ир, – обратилась к ней Кити, когда они уже стояли в тамбуре, готовясь к выходу, – а ты в Питер с нами не поедешь?

– В Питер? – по-своему обыкновению, зачем-то переспросила Наумлинская. – А что там будет?

– Три концерта, – сказала Кити.

В следующую секунду электричка со скрежетом остановилась, и створки дверей разъехались, выпуская на платформу немногочисленных к этому часу пассажиров.

– Рэма? – снова задала ненужный вопрос Ирина.

– Филиппа Киркорова, – фыркнула Кити, и подруги поддержали ее громким хохотом.

– А как же школа? – осторожно возразила Наумлинская.

– Первый концерт двадцать первого, уже каникулы начнутся, – сказала Хельга.

– Не знаю даже, – протянула Наумлинская. В эту секунду ей так жгуче захотелось отправиться вместе с ними в Питер, что она издала протяжный, шумный вздох, а после призналась: – Меня родители, наверное, не отпустят.

– А ты не спрашивай ни у кого, – беззаботно посоветовала Ежик. – Оставь записочку, и все дела. Или из поезда позвони. Я своих уже давно приучила.

– Блин… – В голове Наумлинской лихорадочно крутились мысли: – И денег нет…

– Захочешь – достанешь, – авторитетно заявила Кристи.

– А сколько надо? – Теперь Наумлинской начало казаться, что она просто обязана отправиться в эту поездку.

Чем она, собственно говоря, хуже остальных?

– Ну, считай. – Кити взяла Ирину за руку. – Триста на билет. Мы же в плацкарте поедем… Значит, в оба конца – шестьсот. Ну, концерты… В Питере, кстати, билеты всегда дешевле, чем в Москве. Короче, дороже двухсот вряд ли будут… Ну и на жилье по стольнику в день…

– Так дешево? – перебила Наумлинская.

– Ну мы же не в гостинице будем жить, – пожала плечами Кити.

– А где? – Глаза Наумлинской светились живым интересом.

– На вписке, – последовал загадочный ответ.

– Это как?

– Ну, у Кристи в Питере подруга живет. Без родителей. Там мы все и зависнем. Это и называется «вписка», – терпеливо втолковывала Наумлинской Кити. – За жилье она с нас, конечно, ничего не возьмет… Но хавчик мы должны железно на эти дни ей обеспечить. Это основной закон вписки: жратва в обмен на крышу, поняла?