— Не очень здорово тебе в банке, как я понимаю? — спросила она.

— Не очень, — ответила Шарлотта. Она чувствовала себя слишком усталой, и спорить с Няней ей не хотелось. — А как ты узнала?

— Ты пополнела, — сердито объяснила Няня. — Ты всегда ешь слишком много сладостей, когда из-за чего-нибудь расстраиваешься.


В Нью-Йорк она вернулась второго января, а третьего уже вышла на работу; по дороге в метро она чувствовала себя такой несчастной, как никогда в жизни, если не считать того времени, когда умерла мама. На остановке возле Уолл-стрит она очень медленно поднялась в город и пошла по Вильям-стрит в сторону Пайн-стрит. Часы показывали семь утра, на улице еще стояла темень. В узких улочках было так же мрачно, как у нее на сердце. Она вспомнила, в каком радостном возбуждении летела по этим же улицам в самый первый раз, и у нее даже появилась на мгновение мысль, стоило ли ей вообще все это начинать. Но она тут же в самом прямом смысле слова сжала зубы. «Так не пойдет, Шарлотта Уэллес, — произнесла она вслух. — Ну-ка, возьми себя в руки».

Едва только она вошла в дверь и взяла ключ, как внизу, у лестницы вдруг откуда-то появился Малыш. Он был очень бледен и тяжело дышал.

— Малыш! — По взаимному согласию они отказались от употребления слова «дядя». — С Новым тебя…

Малыш не обратил на нее никакого внимания. Он даже не заметил ее. Он просто прошел мимо и вышел на улицу. Шарлотта никогда еще не видела такой ярости и такой решимости на его обычно добродушном лице.


В этот день Малыш пришел в банк с самого раннего утра, прошел прямо в кабинет Фреда и заявил ему, что просит Мэри Роуз о разводе.

— У него явно есть… любовница, — рассказывала потом Бетси Шарлотте, не в силах посмотреть ей в глаза, — и эта любовница беременна.

— Беременна! — поразилась Шарлотта. Она немного помолчала, а потом в ней заговорила английская школьница. — О боже! — Она разрывалась между потрясением оттого, что человек такого возраста, как ее дядя, может проявлять подобную глупость и безответственность, и скрытым удовольствием при мысли о том, что у дяди, которого она так любила, есть все-таки хоть какие-то радости в жизни.

— Да, дорогая. Извини, тебе это все, наверное, очень неприятно. Насколько я понимаю, эта женщина живет в Лондоне. Она англичанка.

— Англичанка! Неужели же это Энджи? Энджи Бербэнк?

— Да, дорогая, это она. А ты что, о ней слышала?

— Она когда-то работала у мамы.

— Да, верно. Это все продолжается уже очень давно. Когда-то, много лет назад, из-за этого был даже небольшой скандал. Фред тогда… избавился от нее. Или, во всяком случае, думал, что избавился.

— Господи, и как же он это сделал? — удивленно спросила Шарлотта.

— Ой, понятия не имею. Если твоему деду что-нибудь взбредет в голову, он, знаешь ли, может сделать почти все.

— Знаю, — вздохнула Шарлотта. — Господи, Энджи Бербэнк, кто бы мог подумать!

— Ты ведь ее не очень хорошо помнишь, да?

— Да, в общем-то, не очень. И что же теперь будет?

— Ну, Малыш сказал деду, что уходит от Мэри Роуз. Дед ему, разумеется, ответил, что не допустит ничего подобного…

— Но ведь дяде Малышу уже почти пятьдесят… — проговорила Шарлотта.

— Для деда это не имеет значения, — ответила Бетси.

— И что же теперь?

— Дед заявил, что лишит Малыша наследства, если тот разведется с Мэри Роуз; но, конечно, он ведь сам официально сделал Малыша председателем правления, когда уходил в отставку. О чем Малыш ему и напомнил. Думаю, что они страшно поскандалили друг с другом. Но так или иначе, а сегодня вечером Малыш улетает в Лондон, чтобы увидеться с этой женщиной, а дед заперся у себя в кабинете с юристами и ищет, что можно сделать.

— Ну, это же смешно! Я хочу сказать, что не понимаю, что тут сможет сделать дед. И какое вообще все это имеет к нему отношение.

— Ох, Шарлотта, дорогая, боюсь, что ты его еще не очень хорошо знаешь.

Глава 25

Энджи, 1984

Ну что ж, все самое легкое уже позади, думала Энджи, весело шагая к центру по Харли-стрит под бледным январским солнцем. Консультация со своим гинекологом привела ее в прекрасное расположение духа. Да, сказал он, у нее все отлично, мисс Бербэнк примерно на десятой неделе беременности, нет, волноваться нет совершенно никаких оснований, то, что ей уже за тридцать, ни в коей мере не означает, что ей поздно иметь первого ребенка, — конечно, при условии, что она будет вести соответствующий образ жизни и не станет работать каждый день по восемнадцать часов. Разумеется, они сделают все необходимые анализы, чтобы быть полностью и окончательно во всем уверенными, но он и так убежден, что мисс Бербэнк не о чем особенно тревожиться. Гинеколог был слишком модным и дорогим, чтобы задавать вопросы об отце ребенка: мисс Бербэнк явно не нуждалась в том, чтобы ее устраивали в приют для матерей-одиночек, и со всей очевидностью была в состоянии оплатить его счет, ничто же другое за пределами этого круга вопросов гинеколога не интересовало.

— Вот так. — Он улыбнулся ей из-за своего большого стола. — Ждите его появления на свет во второй половине лета. Будем надеяться, темперамент у него будет не слишком горячий.

Энджи взглянула вниз, на свой совершенно плоский живот, затянутый в плотно облегающую юбку из серебристо-черного шелка, и попыталась представить себе, как она будет выглядеть и что станет ощущать, когда этот живот начнет расти, наполняясь ее ребенком. Пока что это казалось ей сплошной фантазией, она даже поверить еще не могла, что все это правда. Но теперь уже сомнений нет. У нее будет ребенок. Чувствовала она себя на удивление крепкой, здоровой и счастливой, ее даже не подташнивало. Малыш тоже должен обрадоваться, думала она, когда узнает и когда перестанет оплакивать самого себя и постоянно психовать из-за отца, Мэри Роуз и банка. Конечно, заставить его перестать об этом думать будет непросто, но Энджи была уверена, что сумеет это сделать; в конце концов, она пока еще только подошла к завершающей части Первого Этапа намеченного ею плана. До сих пор его осуществление продвигалось если не более гладко, то, по крайней мере, более быстро, чем она изначально предполагала. Так, она думала, что у нее уйдет несколько больше времени на то, чтобы забеременеть; на самом же деле для этого потребовалась всего лишь одна поездка в Нью-Йорк. Конечно, момент для этой поездки был выбран весьма тщательно. По времени она точно совпала с самой серединой ее цикла.

Малыш, когда она ему сказала о ребенке, среагировал не совсем так, как она себе это представляла; он прилетел в Лондон на двое суток перед самым Рождеством, они сидели за ужином в «Гавроше», там-то она и сказала: «Малыш, у меня есть для тебя новости» — и положила ладонь на его руку, а он, заметно оживившись, спросил: «Что, сможешь чаще приезжать в Нью-Йорк?» — на что она ответила, что нет, скорее наоборот, ей придется теперь осесть здесь и вести более спокойную и размеренную жизнь, а он как-то странно посмотрел на нее и спросил почему, и она ответила: «Потому, Малыш, что у меня будет ребенок. Нет, не совсем верно. У нас будет ребенок». Он сильно побледнел и молча уставился на нее, и она сказала: «Похоже, ты не очень обрадовался», и тогда он встряхнулся и, выдавив из себя улыбку, произнес: «Нет, конечно, я рад», а она спросила: «Ну так что, не хочешь меня поцеловать?» — а он посмотрел на нее каким-то еще более странным взглядом и тоже спросил: «Энджи, я не понимаю. Как же это произошло?»

И тогда: «Малыш, ну что ты, в самом деле! — ответила она ему. — Я просто поражена, что ты ничего не помнишь. Месяца полтора тому назад, та великолепная неделя, которую мы провели в Нью-Йорке. Вспомнил?» — и он ответил: «Разумеется, я помню; но ведь ты же должна была быть на таблетках?» И тогда она стала говорить, что да, само собой, она принимала таблетки, но у нее почему-то начались частые головные боли и врач перевел ее на другой тип лекарства и прописал ей меньшие дозы, а это все увеличивало риск беременности. «Разумеется, я и не думала, что это вправду случится. Никогда не думала. Но вот случилось. И я этому очень рада. Просто жуть как счастлива. А ты разве не рад? Малыш, ты ведь не рассердился и не расстроился, правда? Я просто не могла уже дальше без ребенка от тебя. Просто не могла».

И Малыш ответил, что нет, он, конечно же, не сердится, он тоже счастлив, и сумел даже снова улыбнуться ей, и заказал шампанское, но выглядел он все еще сильно потрясенным и внутренне напряженным и вскоре предложил уйти из ресторана. Они улеглись в просторную постель в его люксе в «Савое», Малыш был какой-то непривычно притихший, он молча и довольно неловко позанимался с ней любовью, а потом уснул. Тогда-то Энджи и начала немного нервничать; она ожидала радостного возбуждения, взрыва нежности, долгих и подробных обсуждений: что им теперь делать, кто у них будет — мальчик или девочка, как они назовут ребенка, — но уж никак не отсутствия какой бы то ни было реакции вообще. Среди ночи она проснулась, Малыша рядом с ней не было; она села на постели и осмотрелась; он сидел в большом кресле у окна и смотрел куда-то вдаль, на противоположный берег реки.

— Малыш? — позвала она и с неудовольствием почувствовала, как где-то внутри ее нарастает неприятное ощущение паники. — Малыш, в чем дело?

— Ничего особенного, — отозвался он, — просто у меня изжога, только и всего. Переел. Не беспокойся обо мне. Спи спокойно.

— Не говори глупостей. — Энджи выбралась из постели и, подойдя к нему, обвила руками его шею. — Как же я могу о тебе не беспокоиться? Я ведь тебя люблю. Поэтому я и здесь. И поэтому я и беременна.

— Правда? — спросил он, и лицо у него при этом было очень грустное и какое-то необычное, почти испуганное. — Правда любишь?

И, в редком порыве честности, она посмотрела ему прямо в глаза и ответила:

— Да, Малыш, правда, я тебя действительно люблю.

— О господи, — проговорил он, — это же еще хуже.

В ней снова всколыхнулось ощущение паники.

— Почему? — спросила она.

— Потому что я так тебя люблю. Ужасно люблю. Жизни себе не представляю без тебя. Только благодаря тебе я в прошлом году вообще не свихнулся. А теперь еще у тебя будет ребенок. Мой ребенок. И как я сумею жить и дальше отдельно от тебя? Как я это выдержу?

— Ну что ж, Малыш, — сказала она, усаживаясь к нему на колени и целуя его в шею, в щеку, в волосы, — ты ведь можешь начать жить и со мной.

— Энджи, ну как же я могу это сделать? — возразил он. — Как только тебе это в голову могло прийти? В банке сейчас не жизнь, а кошмар, хуже, чем когда бы то ни было раньше. Отец полностью захватил все под свой контроль, я уже веду борьбу просто за то, чтобы выжить. Вот только на днях он… — Малыш замолчал, и Энджи показалось, что она физически ощущает, как все тело Малыша при одном воспоминании о чем-то пронзил страх. — Только на днях он заявил, что, может быть, изменит распределение акций, что у старших партнеров должна быть такая доля, которая давала бы им возможность большего контроля над делами банка.

— Вот черт! — воскликнула Энджи. — Думаешь, он и правда это сделает?

— Не знаю. Может быть, и нет. Но это было еще одним ударом ниже пояса, рассчитанным на то, чтобы в очередной раз меня унизить.

— Мне казалось, — осторожно начала она, чувствуя, как эта противная паника поднимается в ней снова, — что он все-таки сам же назначил тебя председателем, или кто ты там есть. И что он больше не может решать такие вещи по собственному усмотрению.

— Да, я председатель. Теоретически банк мой. — Он вздохнул. — Хотя все понимают, что на самом деле это не так. И к тому же у меня сейчас тридцать процентов акций. А у него до сих пор пятьдесят. Остальные двадцать процентов у партнеров, всех вместе. И эти пятьдесят процентов я получу только после его смерти.

— А Шарлотта и Фредди?

— Сейчас пока их доля сугубо символическая. У них есть у каждого по нескольку акций, и только когда я получу все наследство, к ним перейдут мои нынешние тридцать процентов. Поровну каждому. Все это очень сложно.

— Малыш, он никогда не отдаст этот банк, — твердо и решительно произнесла Энджи. — Он его любит больше всего на свете. Ты сам же об этом много раз говорил, да и я насмотрелась своими глазами за все эти годы. Но в конце концов ты его все равно получишь. Я знаю, что получишь.

— Ну что ж, возможно. — Малыш вздохнул. — Но пока что мне приходится вести ожесточеннейшую борьбу. И отец использует все средства и приемы, какие у него только есть, лишь бы нанести мне поражение. И уж таким-то средством он наверняка воспользуется. Он ни за что не позволит мне уйти от Мэри Роуз. Никогда.

Энджи повернула к себе его голову и принялась целовать его, очень неторопливо и нежно. Руки Малыша обвили ее, потом обняли сильнее, еще сильнее; ее руки скользнули по его телу вниз, пальцы погладили его между ягодиц; она ощутила, как весь он напрягается, как напружинивается под ней его пенис.