Она тихонько вышла из гостиной, спустилась вниз, на кухню, и заварила себе чайник чаю, такого крепкого, что в нем могла бы стоять ложка. К черту шампанское, подумала она: когда дела действительно плохи, обращаешься к тому, что ближе твоей натуре. Она вдруг почувствовала себя очень усталой, усталой и предельно подавленной. Наблюдать за тем, как постепенно деградировал Малыш, было худшим из всех возможных кошмаров: его умирание не было ни быстрым, ни милосердным. Сейчас он держался очень хорошо: бодрился, был спокоен и терпелив, приступы плохого настроения, случавшиеся на начальном этапе болезни, теперь почти не повторялись. Она говорила себе, что, может быть, ей бы стоило пока перестать ходить на работу, перестать заниматься чем-либо, кроме дома; но работа была для нее настоящим спасательным кругом, она позволяла Энджи как-то пережить этот ужасающий период, давала ей возможность возвращаться вечером домой с улыбкой, о чем-то рассказывать ему, делиться с ним какими-то мыслями. А кроме того, врач сказал, что Малыш может прожить еще год, а возможно, и два. Когда она задумывалась об этом, когда думала, что Малыш обречен еще целых два года существовать подобным образом, ей становилось физически плохо, и даже хуже, чем плохо, — ее начинал душить бешеный гнев. Это было так несправедливо, так нечестно, — и чем только Малыш заслужил подобную участь? Он был славным и добрым человеком, любящим отцом, хорошим и верным сыном; так за какие же такие прегрешения на него обрушилась подобная месть?

«Наверное, за то, что он трахался со мной, — подумала вдруг Энджи, — за то, что трахался со мной и оставил свою жену». Ну что ж, по крайней мере, на долю Мэри Роуз не выпало того, что достается сейчас ей самой, всего этого несчастья, этой боли; тоже своего рода справедливость, если задуматься.


Чтобы немного отвлечься от грустных мыслей, она позвонила Томми. Судя по голосу, он был обрадован ее звонком.

— Дорогая, как я рад вас слышать! Я тут совсем один. Макс весь день самолично наблюдал за ходом Большого бума, а теперь делится своими впечатлениями с Джеммой. А как вы? Вы бы не хотели поужинать вместе, а?

— У меня все в порядке, — ответила Энджи, решительно подавляя в себе холодок, который всегда возникал у нее при упоминании вместе Макса и Джеммы, — и я бы очень хотела с вами поужинать, Томми. Но не могу.

Она вздохнула и поерзала в кресле, стараясь не обращать внимания на постоянно грызущее ее чувство неудовлетворенности; Энджи нисколько не сомневалась, что, будь Малыш в добром здравии, она бы не колеблясь пустилась в веселое, захватывающее дух приключение с Томми.

— Ну что ж. Я не очень и надеялся. Как Малыш?

— Вы же знаете… Чертовски плохо, хуже некуда. Томми, мне нужна ваша помощь. Вы еще поддерживаете контакты с вашей подругой Сэмми?

— Да, дорогая моя, время от времени. А что?

— Мне нужна кое-какая информация, вот что.

— Энджи! Вы же не хотите сделать из меня шпиона?

— Я хочу сделать из вас именно шпиона.

— Ну а что я получу от вас за эту… информацию?

— Томми, вы от меня и так уже очень многое имеете. Не жадничайте.

— Да, но, дорогая, я уже начинаю уставать от жизни в крошечном коттедже, в самом шумном месте этой лондонской клетки.

— Это гораздо лучше, нежели угол в Вегасе.

— Да, я знаю, и я благодарен за это. Но мы из этого уже немножко выросли.

— Томми, мне грустно это слышать, — отрезала Энджи. — В таком случае придется вам немного ужаться. По крайней мере, до тех пор, пока вы не выплатите долги. Главным образом мне.

— Ну что ж. — Томми театрально вздохнул. — А могу я записать эту информацию, которая вам так нужна, в счет выплаты части моего долга? Как бы вы отнеслись к такой идее?

— Думаю, это возможно.

— Так что именно вы бы хотели узнать, дорогая?

— Я хочу знать, с чего она взяла, что Чак Дрю переезжает в Лондон. Когда он должен переехать. Кто в «Прэгерсе» в курсе этого дела. И тому подобное. Если она действительно лучшая подруга Жанетты Дрю, она должна все это знать. Женщины всегда делятся со своими лучшими подругами всеми новостями, и особенно тем, о чем мужья просили их никому не говорить.

— Хорошо, дорогая. Вы уверены, что не хотите поужинать?

— Совершенно уверена. Но за приглашение спасибо.


Прошла неделя, прежде чем Томми снова вышел на нее. Сэмми оказалась в высшей степени разговорчивой, после того как Томми пообещал ей дозу самого лучшего кокаина, который он держал для особых случаев.

— Но это очень дорогое удовольствие, милочка. Мне придется выставить вам счет.

— Разумеется. Давайте, Томми, не тяните, переходите к делу.

— Похоже, идея о переводе Чака в Лондон принадлежит Фредди. И пользуется поддержкой большинства старших партнеров.

— А Фред Третий об этом знает?

— По всей видимости, нет.

— Чак ненавидит Малыша, — медленно проговорила Энджи. — И Фреда Третьего тоже ненавидит. С тех самых пор, как… в общем, очень давно. Но Фредди должен был бы об этом знать. Немного любопытно все это, вам не кажется?

— Мне кажется. Но есть и еще кое-что.

— Что именно?

— Некто Крис Хилл — существует такой человек?

— Да. Это главный маклер. В Нью-Йорке.

— Так вот, судя по всему, он ведет переговоры о переходе в «Грессе».

— В «Грессе»! Не верю! Крис Хилл живет и дышит «Прэгерсом». Он провел в банке всю свою жизнь. Он там старший партнер. К чему бы ему переходить в банк вдвое более крупный, в котором он не будет ни для кого ничего собой представлять?

— Не знаю, — ответил Томми. — Вы просили меня узнать, что смогу. Я это сделал. Как вы теперь намерены меня отблагодарить?

— А как бы вы хотели? Но вариант с покупкой Букингемского дворца отпадает заранее.

— Ничего, Хартест сгодится. Нет, пригласите меня на обед в какой-нибудь шикарный ресторан. Мне захотелось попижонить.

— О'кей. Считайте, что уже пригласила. А как продвигается автобиография?

— Потрясающе. Я уже дошел до середины первой главы.

— Боже, какие успехи!


Обедать они отправились в «Риц». Когда Энджи пришла, Томми, как и всегда, уже поджидал ее за столиком: он не раз говорил, что его воспитали как джентльмена и он не привык заставлять женщин ждать. Энджи посмотрела на него и вздохнула. Внешне он оставался весьма привлекательным мужчиной. Сейчас, когда он немного сбросил вес и вел более здоровый образ жизни, выглядел он просто великолепно. Он был высок, почти такого же роста, как Малыш, с очень-очень темными голубыми глазами и очень длинными, почти девичьими, слегка загибающимися кверху ресницами. Эти ресницы он передал по наследству Максу. Лицо у него было более узкое, сухощавое, с орлиным носом, тонкими, четко очерченными скулами и чувственно изгибающимся ртом. Это был Макс — возмужавший, повзрослевший, но не постаревший; Макс, набравшийся уже немалого жизненного опыта, Макс, обретший немного мудрости и чуточку здравого смысла.

Томми улыбнулся ей, поцеловал в щеку:

— А чем вызваны вздохи?

— Так… ничем.

Взгляд Томми одобрительно скользнул по ней, задержавшись на губах.

— Вы хорошо выглядите, дорогая. Очень хорошо. Должен признаться, я с большим трудом себя сдерживаю.

Энджи улыбнулась, подумав про себя, что смысл последней фразы был ей гораздо более приятен, нежели информация о том, что она выглядит усталой, похудевшей — или даже превосходно.

— Давайте-ка закажем шампанского, — предложила она, — вы уже подняли мне настроение.

Но на середине обеда она отвлеклась и ушла в себя — ее по-прежнему занимала загадка Чака Дрю и Криса Хилла.

— Вы меня не слушаете, — обиженно произнес Томми. — Я вам рассказываю о своей молодости, о том, как проводил время с представительницами вымирающих династий Палм-Бич, а вы…

— Вымирающих династий?! Томми, честное слово, ну что за глупости вы… — Тут она вдруг схватила его за руку и сильно побледнела. — Вот именно! Томми, это именно то самое!

— Простите?

— То самое. Разумеется! Прэгеры! Они же вымирающая династия. Разве не так? Фреду Третьему в этом году будет восемьдесят три. Малышу… ну, Малыш умирает. Фредди всего лишь… сколько?., двадцать пять или около того. У Шарлотты и того меньше опыта. Все это очень, очень хрупко, неустойчиво. Мне кажется, партнеры там что-то замышляют. Думают, что они смогут загрести все себе.

— Но, дорогая, я считал, что «Прэгерс» принадлежит только семье.

— Это так. Даже у меня нет ни одной их проклятой акции. И не думайте, будто я не пыталась их заполучить. Но, Томми, представьте: что будет, если с Фредом Третьим что-нибудь случится сейчас, прежде чем умрет Малыш? Забудьте о том, что по наследству все должно перейти к Шарлотте и Фредди. Клиенты занервничают. Они все начнут грозить тем, что заберут свои деньги из банка. Тогда ведь возможна постановка вопроса о доверии, верно? Предположим, что Фред даже не умрет, что с ним случится удар или что-нибудь в этом роде. Пусть так. Вот тогда-то Дрю и другие налетят, как коршуны, и… Я пока не очень понимаю, какая роль во всем этом отводится переходу Криса Хилла в «Грессе», но я уверена, что ключ к ответу именно тут. Господи, какой план! Умно придумано, ничего не скажешь.

— И представить себе не могу, чтобы старый Прэгер не подумал бы о такой возможности, — возразил Томми. — Он ведь не дурак, верно?

— Нет, но он очень самонадеян. И считает, будто сможет сам управлять банком вечно. Надо мне срочно переговорить с Шарлоттой.


Шарлотта очень внимательно выслушала все, о чем рассказала ей Энджи, и спросила:

— Может быть, нам стоит съездить в Нью-Йорк, встретиться с дедом и поговорить с ним? Вдвоем. Как вам кажется?

— Может быть, и стоит, — ответила Энджи.

Но в Нью-Йорк они не поехали.


Малышу внезапно стало хуже. Наблюдая за ним весь следующий день — это было воскресенье, — Энджи обратила внимание на то, что у него появились новые тревожные симптомы, ему становилось все тяжелее дышать. Она вызвала врача; тот приехал сразу же, осмотрел Малыша, а потом с мрачным видом вышел в гостиную.

— Боюсь, что теперь его положение стало очень серьезным. У него воспаление легких, в общем-то не особенно сильное, но, поскольку мускулы так ослаблены, это и вызывает затруднения с дыханием. Я ему пропишу антибиотики, это немного поможет. Но сейчас у него начинает сдавать сердце, а это самое главное. Оно было подорвано инфарктом несколько лет назад и теперь начинает отказывать. Я весьма сожалею, миссис Прэгер. Весьма сожалею.


Цветы, присланные Мэри Роуз, — вот что заставило в конце концов Энджи разрыдаться. Вплоть до того самого момента, как она прочла приложенную к букету визитную карточку, она держалась мужественно и спокойно, даже несколько холодновато, вежливо улыбалась посетителям, отвечала на телефонные звонки, отдавала необходимые распоряжения. Она настояла на том, чтобы похороны проходили в деревне, в той же самой церкви, где всего полгода тому назад состоялось их с Малышом венчание. И соглашалась, что да, устройство похорон там создает дополнительные организационные трудности, но она уверена, что Малышу бы это понравилось.

Энджи пригласила на похороны довольно много народу — друзей, коллег, членов семьи. Она говорила, что Малышу это тоже бы понравилось, как и прием больше чем на пятьдесят человек, который она устроила после похорон, с буфетом, закусками и с пианистом, игравшим любимую музыку Малыша: старый классический джаз, лучшие вещи Коула Портера, Роджерса, Харта. Вся жизнь Малыша была одной сплошной вечеринкой, говорила она, и нет оснований изменять этой его привычке только из-за того, что на сей раз сам он участвовать уже не сможет. Всех приглашенных предупредили, чтобы они не одевались в черное, поскольку им предстояло присутствовать не на обычных похоронах; почти все на самом деле последовали этому предупреждению, и тем не менее, когда сама Энджи вошла в маленькую деревенскую церковь одетая в довольно короткое ярко-красное платье, и только волосы у нее были перехвачены сзади черной лентой, чтобы внести все же в происходящее ноту траура, на мгновение возникла атмосфера почти физически ощутимого общего шока. Справа и слева от Энджи стояли Спайк и Хьюди, еще слишком маленькие для того, чтобы воспринять смерть не как обычное рядовое дело, но как нечто особое, необратимое; оба они были одеты в одинаковые светло-серые хлопчатобумажные пальтишки, выглядели очень важно и непрерывно вертелись, разглядывая собравшихся и улыбаясь им во весь рот. Если не считать их, то в первом ряду Энджи стояла одна; позади нее, вдоль второй скамьи, выстроились Фредди, Кендрик, Мелисса и Фред III; здесь же стояла и няня двойняшек — на случай, если бы понадобилось срочно выводить их из церкви.