– Это не твой цвет, Девина, – заявила она. – Ты слишком темная. Каштановые волосы и голубые глаза… хорошее сочетание, но не для черной одежды. Мне черное носить можно, хотя этот цвет не относится к моим любимым. Он чересчур мрачен. У меня белая кожа, ты сама видишь. Едва ли бывает кожа белее, чем у рыжеволосых. Поэтому я могу примириться с черным цветом… но к тебе это не относится.

– Миссис Керквелл сказала, что я должна быть в черном целый год.

Она подняла вверх руки в притворном ужасе.

– Однако я говорю черному нет… и черной одежды на тебе не будет.

Я не слишком огорчилась. Я ненавидела черные платья. Я и без них не забывала маму.

Конечно, миссис Керквелл была в очередной раз потрясена, однако отец не возражал.

Я обнаружила, что мисс Грей живо интересуется нашей семьей. Она любила слушать рассказы о маме и всех наших родственниках. Я сказала ей, что, не считая тети Роберты, у меня нет родни. Я обнаружила, что говорю с мисс Грей совершенно искренне, поскольку она умела вызвать меня на откровенность. Очень скоро я рассказала о том, как тетя Роберта свалилась на наши головы после смерти мамы, как она обнаружила Хэмиша и Китти в одной из спален. Я надеялась, это даст ей понять, что Хэмиш негодный для меня партнер по танцам.

Она задумалась.

– Молодой дьявол, – изрекла она наконец.

– Да, все были поражены. Я была в тот день рядом с тетей Робертой. Она открыла дверь… и мы их увидели.

– Поймали на месте преступления! И ты была свидетельницей. О Девина, какое неподобающее зрелище для тебя! – Она захлебывалась от смеха с широко открытым жадным ртом, в зеленых глазах стояли слезы – так мой рассказ ее развеселил. – И крошке Китти указали на дверь: «И не смей переступать порог этого дома».

– Китти было не до смеха.

– Конечно, я понимаю.

– У Лилиас – мисс Милн – отец викарий. Он взял Китти к себе.

– Верный слуга господень?

– Он был добр к Китти и нашел ей место неподалеку от своего дома.

– Давай надеяться, что рядом с нею не окажется таких привлекательных молодых людей, как наш Хэмиш.

– Вы называете его привлекательным?

– В нем что-то есть. И это несомненно. Не думаю, что Китти – единственная, которая не могла сказать ему «нет».

Я не хотела говорить о Хэмише. Я чувствовала, что буду вынуждена сказать слишком многое и, между прочим, о том, что подозреваю его в краже ожерелья, с тем чтобы бросить тень подозрений на Лилиас. Но я не вправе была говорить так, не имея доказательств его вины.

Мисс Грей задавала мне множество вопросов о том, как проходили наши дни, когда была жива мама. Я рассказала, как мы ездили по магазинам и навещали друзей.

– Это ведь было совсем недавно, – заметила она.

Я обнаружила, что у себя в комнате моя гувернантка держит бутылку бренди. Она прятала ее в шкафчике, всегда запертом на ключ. Однажды она посвятила меня в эту тайну. В тот день она как раз отсутствовала за завтраком. Я не знала – с кем она встречалась, но время от времени она предпринимала таинственные экскурсии по городу – и тогда вернулась раскрасневшаяся и очень разговорчивая. Речь ее отличалась от обычной, а сама она казалась более ласковой, чем я привыкла ее видеть.

Я зашла к ней в комнату – не помню уж по какому поводу.

– Привет, Девина, – сказала она, – проходи, садись и давай поболтаем.

Я присела, и она сказала, что очень хорошо позавтракала в городе – в самом деле необыкновенно хорошо – со своим большим другом.

– Меня клонит в сон, – добавила она, – придется слегка взбодриться. Послушай-ка. Возьми в ящике ключ и открой маленький шкафчик. Там, внутри, бутылка и стакан. Тебе не трудно налить мне немножко? Именно это мне и нужно сейчас.

По запаху я определила, что бодрящим средством было бренди.

Я налила немного в стакан и протянула ей. Она быстро выпила его содержимое.

– Так-то лучше, – сказала она, – Поставь стакан куда-нибудь. Я вымою его позднее. Положи ключ назад в ящик. Теперь садись поудобнее и поболтаем. Еда была восхитительная… и вино мне очень понравилось. Мне по вкусу люди, умеющие выбирать вина. Этой науке я тоже должна тебя научить, Девина.

– Я не думала, что должна учиться таким вещам. Я совершенно не имею представления о винах.

– Когда ты будешь жить в большом доме с чудесным мужем и он пригласит гостей… тебе не обойтись без умения угостить их.

– И этому мне предстоит учиться?!

– А разве такое умение чем-то хуже других?

– Что вы имеете в виду?

Она колебалась. Я видела, что она засыпает. Казалось, она с трудом преодолевает дремоту.

– Я просто болтаю. Мне нравится с тобой разговаривать, Девина. Думаю, мы станем друзьями… и это замечательно. Именно этого я и хочу. Ты очаровательная девушка, очаровательная невинная девушка, такими юные девушки и должны быть, ведь так?

– Думаю – да.

– Как чудесно ты жила, Девина, долгие годы, – продолжала она. – Жила в своем доме… с доброй мамой и строгим отцом, достойным банкиром, столпом общества в большом городе. – Она засмеялась. – Ты должна увидеть Лондон.

– Мне бы этого хотелось.

– Там есть громадные дома. Больше, чем даже ваш. Но есть дома и не такие большие.

– Но так ведь и здесь. Мне думается, так везде.

– В больших городах контрасты острее.

– Эдинбург – большой город.

– Я думаю о Лондоне.

– Ваш дом там? – спросила я. – Почему же вы приехали сюда?

– Я приехала ненадолго и решила побыть здесь… по крайней мере пока.

Голос у нее стал совсем сонным.

– Вы и раньше были гувернанткой?

– Гувернанткой? – она рассмеялась. – Неужели я похожа на гувернантку?

Я покачала головой.

– Я была актрисой, – сказала она.

– Актрисой?

Она снова рассмеялась.

– В мюзик-холле, – она говорила невнятно, – пела и танцевала. Номер имел успех какое-то время… как всегда бывает с такими номерами. На самом деле – довольно долгое время.

– Значит, вы выступали на сцене?

Она сонно кивнула.

– Чудесные были деньки…

– Почему же тогда вы приехали сюда?

– Мне нравятся перемены. – Она пожала плечами. – А потом… впрочем, какая разница. Я выступала в Глазго, нас называли «Веселые рыжеголовые». Нас было трое… и все рыжие. Отсюда и название номера. Мы выходили на сцену с распушенными волосами – шокировали для начала зал. Людям все приедается. В этом главная трудность. Они хотят чего-нибудь новенького. Мы гастролировали в провинции, потом приехали в Глазго. Имели успех. Хотя работали до изнеможения. Временами казалось, что ты выжата…

– Вам и сейчас так кажется, мисс Грей?

– Пожалуй, – пробормотала она.

– Тогда я уйду, а вы поспите.

– Нет-нет, не уходи. Мне приятно слушать, как ты говоришь. Ты хорошая девочка, Девина, и нравишься мне.

– Спасибо. Я не могу представить вас на сцене.

– Правда, дорогая? Это потому, что ты маленькая невинная девочка.

В ней опять что-то неуловимо изменилось, но голос стал еле слышен. Я не сомневалась, что она засыпает.

– Увидев вас впервые, я подумала, что не видела женщины, менее похожей на гувернантку, чем вы, – сказала я.

– Спасибо, дорогая. Это – комплимент. Ну и как я тебе?

– Что вы имеете в виду?

– В роли гувернантки.

– Вы очень необычная гувернантка.

– Да?

– Вы совсем не похожи на мисс Милн.

– На ту, которая украла ожерелье?

– Она не делала этого. Кто-то подложил ожерелье в ее комод.

Она открыла глаза и сбросила с себя сонливость.

– Ты хочешь сказать, кто-то спрятал в ее комнате краденое?

– Нет – кто-то сделал это нарочно, чтобы досадить ей.

– Кто тебе сказал?

– Никто, я сама знаю.

– Откуда ты можешь знать?

– Мисс Милн не могла украсть ничего.

– И это все, что тебе известно?

Я кивнула.

– Я хочу докопаться до истины.

– Людей невозможно понять, дорогая. Они позволяют себе очень странные поступки. Никогда не знаешь, что у них в душе. Живет себе человек, живет… по заведенному образцу, а потом вдруг выкинет такое, чего ты и предположить за ним не могла.

Она снова начала задремывать.

– Мне кажется, вас мало интересует обыденное, – сказала я.

– Например, дорогая?

– Математика, география, английский, история. Мисс Милн очень любила историю. Моя мама – тоже. Она столько всего знала о прошлом и часто рассказывала мне о том, как все было. Это необыкновенно интересно! Раз я была в Холируде.

– Что это такое? Я была поражена.

– Вы наверняка о нем слышали. Это старинный замок. В нем жила Мария, королева Шотландии, там убили Риччо. А неподалеку стоит еще один замок, где родился король Джеймс… Шестой шотландский и Первый английский. Его матерью была Мария, королева Шотландии.

Она почти спала. И вдруг запела:

Разве не жаль королевы Марии?

В ее сердце жили страсти земные,

А ее заключили в Фотерингей,

Не нашли местечка повеселей

Для любимой своей королевы Марии.

Я слушала в изумлении. Потом подумала, что она пьяна. Как мог отец, строгий и сдержанный человек, позволить такой женщине, как мисс Грей, остаться в доме и, более того, позволить ей занять особое положение?

Конечно, он никогда не видел, как она лежит на кровати и поет о шотландской королеве. В его присутствии мисс Грей менялась. На ней часто было черное платье. Мне казалось, у нее особый талант приноравливаться к обстоятельствам. Потом мисс Грей вспомнила о своих откровениях. – Не знаю, зачем я тебе столько наговорила, дорогая. Видишь ли, я завтракала с близкой подругой. У нее были неприятности… любовные, а потом вдруг все наладилось. Я так порадовалась за нее. Она хотела немного выпить. Рассказала мне, как все было… сначала о том, как любовь едва не умерла, а потом – как неожиданно воскресла снова. Было шампанское… в честь такого события, понимаешь. Она вынудила меня присоединиться к ней. Боюсь, что шампанское не для меня.

Я подумала о бренди в запертом буфете, она, должно быть, угадала мои мысли, поскольку быстро продолжила свои объяснения:

– Вообще говоря, я держу кое-что в буфете на случай плохого настроения. Я знаю, что выгляжу здоровой, но у меня есть больное место. Это – душа, дорогая. Мне мгновенно становится плохо, если что-то получается не по-моему, а капля моего лекарства приводит меня в чувство. В тот день мне пришлось пить с подругой вино. Отказаться я не могла – это было бы неблагородно. Ты меня понимаешь?

– Да, конечно, – уверила я ее.

– Я, наверно, наговорила тебе множество глупостей?

– Вы пели песню о королеве Марии.

– Это было… ужасно?

– Там есть шутливые слова о Фотерингее, но это в действительности очень печальное место. И вообще песня показалась мне странной.

– Забудь о ней. Это просто глупая старая песня из мюзик-холла. А что еще? Я говорила тебе о чем-нибудь еще?

– Только о том, что выступали в трио «Веселые рыжеголовые».

Вид у нее стал немного озабоченный.

– Люди болтают много глупостей, когда по слабости характера поддаются на уговоры и выпивают чересчур много вина. Мне очень жаль, Девина. Постарайся забыть все, что я говорила тебе, хорошо?

Я снова кивнула и оказалась в ее надушенных объятиях.

– Я все сильнее тебя люблю, Девина, – сказала она. Я почувствовала беспокойство, и на меня навалилась отчаянная тоска по прежним дням, проведенным рядом с Лилиас.

Вскоре после этого, когда мы поехали за покупками на Принсис-стрит, мисс Грей обратилась ко мне:

– Здесь просто чудесно, не правда ли? А замок выглядит величественно? Как-нибудь ты должна во всех подробностях рассказать мне его историю. Я люблю слушать.

Поистине мисс Грей была самой необычной гувернанткой.

В тот день она купила платье, зеленое, с плотно облегающим корсажем, узкой талией, как она любила, и пышной юбкой, окантованной ярко-красным бархатом.

Она надела платье и прошлась передо мною и продавщицей.

– Мадам… просто неотразима! – воскликнула продавщица.

Я должна была признать, что мисс Грей выглядит необыкновенно привлекательно.

Перед тем как спуститься к обеду в столовую, она в новом платье заглянула ко мне.

– Как ты меня находишь? – спросила она.

– Вы прекрасны.

– Подойдет ли мое новое платье к сегодняшнему обеду? Что, по-твоему, скажет твой отец?

– Я думаю, он ничего не скажет. Кажется, он вообще не замечает, что на ком одето.

Неожиданно она поцеловала меня.

– Ты прелесть, Девина.

Через несколько дней мисс Грей вновь была за столом в этом платье, и я заметила у нее на пальце прекрасное кольцо с рубином.

Я не могла оторвать от него глаз, поскольку была уверена в том, что видела его прежде. Оно в точности походило на кольцо мамы.

– Я заметила у вас на руке вчера вечером чудесное кольцо, – сказала я на другой день.