Мария и Гортензия были в плачевном состоянии, когда прибыли в Экс, где нашли убежище у графа де Гриньян, друга Филиппа Невэрского. Графиня де Гриньян, любезная дочь маркиза де Севинье, приветливо приняла их и не могла удержаться от смеха, когда узнала, что обеим не во что было переодеться.

– Вы путешествуете, как настоящие героини романа, – сказала она, – с золотом и драгоценными камнями, но без смены белья!

Она поспешила помочь поправить положение, а затем принялась писать письмо матери, сообщая об этом необычном визите. Новость, разумеется, быстро распространилась по Парижу, как гонимый ветром огонь. Арман де Мазарини чуть не умер от злости, когда узнал об этом. Он думал, что, наконец, избавился от своей буйной жены, и вот она вернулась, и продолжает делать из него посмешище.

– Этому должен быть положен конец! – заявил он.

И не медля ни минуты, послал капитана своей гвардии монсеньора Полястрона с приказом арестовать Гортензию. У него все еще оставался парламентский указ, который давал ему полномочия арестовать жену, где бы она ни находилась.

Из Экса Мария и Гортензия направились в Мирабо и, наконец, в Монфрэн. Там Гортензия узнала, что Полястрон находится в пути, чтобы схватить ее.

– Я думаю, – сказала она Марии, – нам лучше расстаться. Теперь ты со всем легко справишься сама и тебе некого бояться. Король не станет возвращать тебя назад в Италию, и ты найдешь немало людей, которые примут тебя. Со мной все обстоит по-другому. Если я останусь здесь, Полястрон рано или поздно применит ко мне насилие.

– Но ты пользуешься защитой короля!

– Мой муж до сих пор имеет парламентский указ. Когда я окажусь в тюрьме, кто знает, пожелает ли король тратить усилия, чтобы вызволить меня оттуда. Да и этот образ жизни не в моем вкусе. Я предпочитаю сама заботиться о своей безопасности.

– И куда ты теперь?

– В Турин. К герцогу Савойскому. Что-то подсказывает мне, что там меня ждет очень приятная жизнь. Будь счастлива, прощай!

Обняв Марию, которая тем не менее была несколько озадачена, Гортензия вновь надела свой мужской костюм наездника, вскочила на коня и помчалась по направлению к морю. Она выглядела как настоящий молодой мужчина. В Сант-Мери она нашла судно, которое за деньги переправило ее в Ниццу. Спустя несколько дней она сошла там на берег. Во владениях герцога Савойского она была в безопасности и воспользовалась несколькими днями, чтобы вновь собраться с силами. Ее въезд в Турин должен быть успешным. Она должна сразить герцога своим шармом с первого взгляда.

«Это должно быть сделано, – сказала себе герцогиня после вдохновившего ее общения с зеркалом. – Немного смелости, и всем заботам придет конец!»

3. Трагический конец кокетливой женщины

Замок герцогов Савойских в Шамбери возвышался над городом. Его четыре башни с флагами с белым крестом гордо соперничали с окружающими горами. Это было необыкновенно прекрасное, впечатляющее владение, и когда 20 августа 1672 года карета миновала ворота замка, Гортензия де Мазарини, выглядывавшая из окна экипажа, был полна радости. Город производил скучное и унылое впечатление, но этот величественный замок, который в будущем должен стать ее обителью, льстил ее тщеславию и вкусу.

– Думаю, мне здесь понравится, – сказала она своей служанке Нанон, откидываясь на подушки сиденья. – Этот замок действительно прекрасен!

– Но когда не светит солнце, как сегодня, здесь наверняка не так весело, госпожа герцогиня.

– Ну и что, – беззаботно ответила Гортензия. – Я уж позабочусь о том, чтобы не скучать здесь. Однако мы уже приехали… Я слышу звук труб, возвещающих о нашем прибытии.

И в самом деле, о приближении экипажа было сообщено. Солдаты устремились из ворот и выстроились на подъемном мосту, в то время как от входа доносились звуки труб и бой барабанов.

Замок Шамбери намеревался достойно встретить именитых гостей. Карета миновала арку, сделала полукруг в парадном дворе и, наконец, остановилась у входа. На крыльце появились трое мужчин в парадном одеянии и украшенных перьями шляпах; они склонились в поклоне. Как только подали подножку, Гортензия выпрыгнула из кареты и, полная решимости, направилась к встречавшим. Самый высокий сделал шаг навстречу.

– Вас зовут монсеньор д'Орлье, не так ли? Наместник? Его высочество мне много о вас рассказывал.

– Я счастлив засвидетельствовать вашей чести свое почтение. Вы правы, я граф д'Орлье и полностью к услугам госпожи герцогини. Для меня большая честь, мадам, приветствовать вас в этом городе, и я надеюсь, вам здесь понравится. Наш господин поручил нам сделать все, чтобы вы чувствовали признание и уважение к вашей персоне.

– Герцог – сама доброта, – ответила Гортензия.

Она грациозно приняла знаки внимания от двух других господ, один из которых был президент сената Савойи Бертран де ля Перуз, а другой – двора в Турине граф Виктор Канель.

Вечная беглянка была в хорошем настроении, и чем больше блеска находила она в своем новом приюте, тем радостнее была ее улыбка.

Она видела огромные залы с высокими окнами и дорогими стеклами, роскошную мебель с богатой резьбой, занавеси и обои из тяжелого шелка, золотые и серебряные светильники, дорогие безделушки, статуи и тысячи незначительных мелочей, свидетельствовавших о богатстве дома.

– Все это, – объявил монсеньор д'Орлье, – к вашим услугам, так же, как и мы.

Он не упомянул лишь о том, что поручил ему сделать все, чтобы прекрасная гостья была довольна, Шарль-Эммануэль. Герцог приказал держать его в курсе всех действий и пожеланий прибывшей. Из этого д'Орлье сделал вывод, что он со всей очевидностью имеет дело с будущей любовницей герцога.

Когда Гортензия два месяца назад прибыла в Турин, она вызвала всеобщее любопытство. Эта знатная дама, которая бежала от мужа, покинула дом и разыскивалась полицией, была в глазах всех настоящей героиней романа. Она недолго жила в приюте, где остановилась после приезда, и уже вскоре по приглашению герцога переехала в замок.

Герцог Шарль-Эммануэль был вновь восхищен той, на которой когда-то хотел жениться, ставшей еще более прекрасной, чем она была в его памяти. В свою очередь Гортензия использовала весь опасный арсенал своего женского очарования, чтобы соблазнить этого тридцативосьмилетнего властелина, который обладал приятной внешностью и который унаследовал от своего дедушки Генриха IV[4] интерес к женщинам.

Вскоре каждому при дворе в Турине стало ясно, что былой огонь вновь мощно воспылал в сердце Шарля-Эммануэля, и что прекрасная Гортензия ответила на это взаимностью.

К сожалению, это положение вещей бросилось в глаза не только придворным, но и герцогине Савойской, урожденной Жанне-Батисте де Савуаен Немур, которая отнюдь не принадлежала к той категории жен, которых можно было назвать терпеливыми.

Она, скрепя сердце, закрывала глаза на незначительные измены своего легкомысленного супруга и смотрела сквозь пальцы на некоторые другие его выходки, но пережить то, что ей посадили под нос эту ослепительную и какую угодно еще, но только не скромную, герцогиню Мазарини, которая, несомненно, стала бы фавориткой, она не могла. Поэтому она поставила Шарлю-Эммануэлю ультиматум: или он убирает шуструю герцогиню или его жена покидает поле сражения и разбивает свои палатки в другом месте.

– В нашем дворце для нее и одновременно для меня нет места, – заявила она ему ледяным тоном. – Если эта… помешанная на мужчинах персона будет жить у нас, я уеду из Турина и оставлю вас вместе с любовницей.

– Но как я могу заставить ее покинуть замок, моя дорогая? Герцогиня лишь нанесла нам визит, и у меня никогда не было намерения оставлять ее здесь навсегда. Но поскольку было бы нехорошо отказать ей в убежище, о чем она просит, я думаю, можно приютить ее в одном из других наших владений… например, в Шамбери.

Мягкий и учтивый тон мужа успокоил Жанну-Батисту, хотя недоверие и не исчезло.

– Пусть будет Шамбери, но я опасаюсь, что она там будет привлекать внимание, как и везде, где бы ни появлялась. Я хочу чтобы она уехала, и как можно скорее.

Вот так получилось, что герцог, умудрившийся найти пути и средства стать любовником Гортензии, предложил ей свою роскошную резиденцию.

– Я буду навещать вас там как можно чаще, – прошептал герцог, целуя ей на прощание руку. Она вознаградила его улыбкой. В принципе, она была в восторге от этого предложения. Она могла купаться в великодушном гостеприимстве, оказываемом ей Шарлем-Эммануэлем, не попадая под ледяные взгляды Жанны-Батисты, и наслаждаться при этом личной свободой. Конечно, герцог был симпатичен, однако она не испытывала к нему пылкой страсти, и он не был в ее глазах ни тем мужчиной, из-за которого может изнывать женщина, ни тем, кому она обязана сохранять верность.

Целых три года герцогиня оставалась в Шамбери, и ее жизнь там была очень приятной. Зиму она обычно проводила на балах, концертах и празднествах в кругу высшего света Савойи или на охоте, которую очень любила.

У нее много играли, и ставки были высокими. Частенько ее развлечения носили… очень пикантный характер. Лето было временем загородных прогулок, и для герцогини было мучительной проблемой выбрать приятного спутника себе в постель из числа окружавших ее молодых людей. Однажды этой чести удостоился аббат Сен-Реаль, которого она быстро сделала своим постоянным любовником.

Аббат был утонченным, образованным человеком с большой фантазией. Он предложил Гортензии написать мемуары, чтобы «бороться с клеветой, которая лилась на герцогиню со всех сторон». Для эксцентричной герцогини это было чем-то новым, и она с усердием принялась за дело, рассказывая галантному аббату о том, что встречалось ей на пути в ее переменчивой жизни.

Его умелое перо поправляло изложенное так элегантно, что это уже можно было переносить на бумагу.

Тем временем в Париже затягивался процесс между супругами, которому, казалось, не будет конца. Но Мазарини выигрывал по очкам. Поведение Гортензии, ставшей для всех обременительной, настроило против нее всю ее семью, даже сестер Олимпию и Марию-Анну. Апогей наступил тогда, когда Мария, вернувшаяся в монастырь Лис, захотела приехать к своей сестре в Шамбери. Гортензия, однако, не имела ни малейшего желания делить с кем-либо свои многочисленные привилегии, которыми наслаждалась, и поступила отвратительно, когда ей объявили о приезде сестры. Она спряталась и велела передать, что ее нет дома. С горечью в сердце из-за безрезультатной поездки бедная Мария была вынуждена вернуться обратно. Необузданный эгоизм Гортензии в конце концов восстановил против нее всех родственников, даже ее любимого брата Филиппа де Невэр.

С герцогом Савойским она по-прежнему поддерживала приятную связь, и это несомненно объяснялось тем, что виделись они не часто. Под предлогом необходимости заботиться о делах своего герцогства он время от времени проводил в Шамбери ночь, не оставаясь надолго. Однако он осыпал свою красавицу подарками. Наибольшую радость он доставил ей, подарив юного темнокожего мавра по имени Мустафа, которого она возвела в ранг пажа и сделала из него любимую игрушку.

Со временем увлеченность герцогиней со стороны общества Шамбери пошла на убыль. Ее стали обвинять с заносчивости и гордости. Она требовала поклонения, будто была правящей герцогиней. Хотя ее образ жизни не давал повода для этого.

Кроме дьявольского пристрастия к игре, царившего во дворце, и многочисленных любовников, против нее настраивало людей, и особенно женщин, еще и ее бесстыдство. Летом ее можно было видеть купающейся голой в присутствии юного Мустафы в озере Лё Бурже. Терпение лопнуло, когда на балу в честь свадьбы барона де Шамонёф герцогиня появилась в платье из венецианских кружев, под которым не было нижней юбки, зато виднелись ее ноги, значительно выше колен. Скандал вызвал бурю, но Гортензия была слишком сильно влюблена в собственную красоту, чтобы извлечь для себя хоть какой-нибудь урок.

– Эти люди всего лишь жалкие провинциалы, – заявила она Сен-Реалю. – Какой прок быть красивой, если не можешь этого показать!

– Конечно, ни одна женщина не простит вам, что вы показываете обнаженными свои несравненные прелести. Прелести, о которых мечтает не один мужчина, когда вспоминает о них…

Это высказывание привело ее в восторг, и, не думая о том, чтобы сдержать себя, она стала еще более неистовой… Она потребовала даже, чтобы два дворянина высокого ранга, не лестно о ней отозвавшихся, извинились, стоя перед ней на коленях.

Посетителей в ее дворце становилось все меньше. Гортензия не могла понять, что только она одна была в этом виновата и реагировала на это, как избалованный ребенок. Однажды вечером она заявила Нанон:

– Герцог распорядился делать все, чтобы доставлять мне удовольствие. Поскольку эти люди не выполняют его волю, я постараюсь напомнить им об этом. Я напишу Шарлю-Эммануэлю, как обходятся со мной его подданные. Посмотрим, как он отреагирует.