Погруженный в свои мысли, Михай бесцельно бродил по острову. Пробираясь сквозь кустарники и по усеянным полевыми цветами лужайкам, он незаметно забрел в самое унылое место — в засохшую ореховую рощу. Под ногами хрустел валежник. Михай огляделся. Высокоценный строевой лес погиб весь, до последнего дерева. Осыпавшиеся ломкие ветки и листья густо покрыли землю, на оголенных кронах не было ни одного свежего побега.

В этой скорбной усыпальнице мертвых деревьев Михая неожиданно осенила мысль. Он поспешил обратно к хижине.

— Скажите, Тереза, у вас еще целы плотницкие инструменты, которыми вы пользовались при постройке вашей хижины?

— Да, они лежат в чулане.

— Достаньте их, пожалуйста. Я тут кое-что придумал. Нужно срубить засохшие ореховые деревья и построить хорошенький теремок для Доди.

Тереза даже руками всплеснула от удивления, а Ноэми крепко расцеловала малютку, словно хотела сказать: «Ну что, слышишь?»

Михай принял молчаливое изумление Терезы за недоверие.

— Да, да, — еще раз подтвердил он свою просьбу. — Я хочу сам, без всякой посторонней помощи, построить уютный домик. Вроде тех, что возводят себе из крепкого дуба секеи[18] и валахи. Только на нашу постройку пойдет не дуб, а орех. Это будет настоящий княжеский теремок! Я сделаю в нем все собственноручно, вплоть до последнего гвоздя. А когда Доди вырастет, домик станет его особняком.

Тереза только улыбалась в ответ.

— Ну что ж, Михай, — сказала она наконец, — в добрый час. Ведь я когда-то сама построила нашу хижину, как ласточка строит свое гнездо. Возвела глинобитные стены, постелила кровлю из тростника. Только имейте в виду, плотницкая работа будет, пожалуй, не по силам одному человеку. Ведь большой-то пилой можно работать только вдвоем.

— А нас двое! — с задором воскликнула Ноэми. — Что, разве я не могу ему помогать? Или, по-вашему, у меня руки слабые?

И она высоко засучила рукава рубашки, чтобы показать, какие крепкие у нее мускулы. Рука была сильная, туго налитая, округлая и прекрасная. Как у богини-охотницы Дианы. Михай покрыл ее поцелуями от плеча до кончиков пальцев.

— Вот и превосходно! — сказал он.

— Значит, мы будем работать вместе, — восторгалась Ноэми, сразу подхватив идею Михая. Живое воображение уже рисовало ей их мечту воплощенной. — Мы станем ежедневно уходить вместе в лес. Там, на какой-нибудь ветке подвесим и люльку маленького Доди. Строить будем от зари до зари. А мама в полдень принесет нам горшок похлебки. Сядем рядышком на бревна, подкрепимся и опять за работу. Это же чудесно!

Сказано — сделано.

Михай сразу взялся за топор и отправился в ореховую рощу. Но пока ему удалось повалить первое дерево и обрубить сучья, руки его покрылись волдырями. Ноэми утешала его, уверяя, что у мужчин всегда так. А вот женщины, работая, никогда не набивают мозолей. После третьего дерева пришлось складывать бревна, и тут понадобилась помощь Ноэми. Она вполне серьезно отнеслась к своему обещанию участвовать в постройке и со всем усердием взялась за дело. Стройная девушка казалась воплощением неистощимой энергии и выносливости. Она так искусно орудовала пилой, словно усвоила эту сноровку с малых лет.

Михай и Ноэми испытали тяжкую участь лесоруба и его труженицы-жены. Вставать им приходилось чуть свет, на заре Они рубили лес и распиливали толстые бревна. А когда солнце достигало зенита, Тереза приносила им горшок с едой. Сидя рядком на пеньке, они до последней капли выхлебывали наваристый бобовый суп, запивали его прямо из кувшина вкусной свежей водой, после чего разрешали себе часок полуденного отдыха. Жена располагалась на мягкой куче щепы и опилок, лесоруб растягивался рядом на траве, и Ноэми прикрывала ему лицо своим фартуком, чтобы назойливые мухи не тревожили его сон. Сама же она усаживала сынишку на колени и забавляла его, придумывая всякие забавы, лишь бы он не плакал и не мешал дремать отцу.

Когда день склонялся к вечеру, вся семья возвращалась домой. Лесоруб тащил на плече свой инструмент, жена несла малыша. Дома уже ярко пылал огонь в очаге, еще издали доносился вкусный запах еды, как бы маня проголодавшихся тружеников… Уложив ребенка, хозяйка спешила позаботиться о трубке для хозяина, даже притаскивала ему из кухни тлеющую головешку. Потом все усаживались за стол вокруг дымящегося горшка и с аппетитом уплетали ужин. В горшке не должно оставаться ни крошки, иначе завтра день не будет погожий. Покончив с ужином, усталые работники делились дневными впечатлениями, наперебой пересказывая друг другу, что делал и как вел себя малыш. А на вопросы: «Любишь ли ты меня?» — ни у того, ни у другого и времени не оставалось.

Мало-помалу Михай наловчился обстругивать и очищать от веток срубленные ореховые стволы. Топором он работал искусно, как настоящий умелец. Ноэми только диву давалась, до чего спорится у него дело.

— Скажи, Михай, — однажды спросила она, — ты никогда не был плотником?

— Как же, плотничал, — ответил он. — Между прочим, даже суда строил.

— В таком случае растолкуй мне, пожалуйста, как это тебе удалось сделаться таким важным барином? Неужели ты можешь целое лето отлынивать от работы и проводить время, как тебе заблагорассудится? Выходит, ты теперь сам себе господин, не так ли? И никто тебе не указка?

— Когда-нибудь я расскажу тебе обо всем, — обещал Михай.

Однако ей так и не довелось узнать, почему и как превратился он в знатное лицо и позволяет себе роскошь целыми неделями заниматься распилкой деревьев.

Михай много рассказывал Ноэми о своих богатых впечатлениями путешествиях в разные страны. Однако в этих увлекательных повестях он тщательно обходил все, что касалось его самого. Он умел пресечь любопытство Ноэми, сразу же с головой погружаясь в работу. А выпытать что-либо, когда он укладывался на ночь в постель, было и вовсе невозможно. Женщины обычно любят донимать мужей бесконечными расспросами. Но, к счастью, провидение предусмотрело надежное средство мужской самозащиты: муж тут же засыпает крепчайшим сном, и тогда все женские ухищрения бессильны.

За долгое время, проведенное Михаем на «Ничейном» острове, он обнаружил, что это место далеко не так надежно укрыто от людских глаз, как могло бы казаться. О существовании острова было известно особой, довольно многочисленной категории людей, которые, впрочем, вовсе не склонны были сообщать властям об этом укромном уголке.

Это были преимущественно изгои тогдашней цивилизации. «Status extra statum».[19]

У берегов острова обрывались нити общественных законов и церковных предписаний.

Проживали эти отщепенцы на пограничной полосе между двумя соседними странами, Венгрией и Сербией, на окраинах той и другой. Природа создала здесь для них вполне благоприятные условия. В этой местности с древних времен протекает извилистая река, усеянная поросшими кустарником островками. Берега ее на всем протяжении окаймлены могучими, непроходимыми лесами. Кроны прибрежных деревьев нависают над водой, стволы вот-вот готовы рухнуть с подмытого течением обрыва. Пограничные заставы и проезжие дороги в этой глухой местности находятся далеко друг от друга, деревни чрезвычайно разбросаны; поблизости нет ни одного крупного поселка. Считается, что здесь существует военный режим, но на деле — это царство первобытной, никем не подавляемой свободы. Трудно себе представить, в чем состоят обязанности пограничников. Охранять границу здесь нет никакой нужды уже в течение ряда веков; исконные враги, турки, давно сгинули и убрались восвояси. Оружию теперь отведена единственная роль — охранять пограничные таможенные барьеры. Таким образом, контрабанда представляет собой одно из типичных для капиталистического уклада жизни явлений. В мире контрабандистов имеются свои порядки, свое тайное правительство. Это государство вне государства.

Михай не раз обнаруживал привязанную под сенью прибрежного ивняка никем не охраняемую шлюпку или ялик. Но всего удивительнее, что, когда через несколько часов он возвращался к тому же месту, лодка бесследно исчезала. В другой раз он натыкался на сваленные в гуще дрока какие-то тюки и прочую поклажу. Все это точно так же исчезало. Таинственные люди, высадившиеся на остров в поисках временного пристанища, видимо, намеренно держались вдали от хижины. Они приходили и уходили, стараясь даже травы не примять.

Лишь в исключительных случаях они все же наведывались в хижину. Им нужна была Тереза.

Обычно, едва лай Альмиры возвещал о приближении кого-то чужого, Михай бросал работу и прятался в самом укромном уголке домика. Его не должен был видеть никто из посторонних. Правда, за это время он успел отрастить себе бороду, которая сильно его изменила, но тем не менее всегда мог появиться человек, видевший его где-нибудь раньше. А это ему вовсе не улыбалось.

Люди, о которых говорилось выше, приходили к Терезе, когда их постигала какая-нибудь беда или нужда заставляла. Эти люди частенько подвергались риску — их легко могли подстеречь, нанести тяжелые, кровоточащие огнестрельные или колотые раны. Никто из них не осмелился бы обращаться за помощью к полковому лекарю, — это неминуемо грозило дознанием и следствием. Вот они и шли к хозяйке острова. Тереза знала множество целительных средств и снадобий, от которых раны быстро зарубцовывались. Кроме того, в этой местности, особенно на турецкой стороне, были широко распространены всевозможные злокачественные язвы, в частности, сибирская. Нужда научила Терезу при помощи известных в народе целебных трав врачевать и эти недуги. Вот почему к ней постоянно наведывались люди, кровно заинтересованные в том, чтобы их хвороба осталась в тайне. Они же, в свою очередь, ревностно оберегали лечебные секреты своей благодетельницы. Ведь врачи и аптекари преследовали доморощенных лекарей, считая их знахарями и шарлатанами.

Порой в среде этих изгоев возникали распри и тяжбы. Обращаться за их разрешением к государственным судьям было одинаково опасно как для истца, так и для ответчика. Обоим сразу набили бы на ноги колодки. Поэтому и тяжбы свои они несли все к той же мудрой хозяйке острова. Изложив суть дела, обе стороны выслушивали ее суждение, — оно считалось окончательным приговором, — и на том примирялись. Чаще всего поводом для вражды была кровная месть. Тереза умела утихомирить недавних противников, добивалась от них обещания соблюдать мир.

Случалось, в хижину забредали и другие мрачные фигуры, — какой-нибудь угрюмый, свирепый на вид субъект, злодей, преследуемый угрызениями совести, но опасающийся искать утешения у духовного пастыря, ибо тюрьма ему страшна не менее ада. И для таких душевных ран хозяйка «Ничейного» острова находила целебный бальзам. Взывая к милосердию всевышнего, она примиряла грешника с его страждущей совестью.

Если у ее порога внезапно появлялся гонимый, до смерти усталый, изнуренный голодом и жаждой человек, Тереза никогда не задавала лишних вопросов, не интересовалась, откуда он пришел и куда держит путь. Напоит, накормит беднягу досыта, даст ему отдохнуть, прийти в себя, а потом наполнит припасами его котомку и отпустит с миром.

Множество людей знали Терезу и глубоко уважали ее за уменье, как никто другой, хранить в тайне их дела. Пожалуй, не найдется на свете такого тайного союза, члены которого были бы так преданны своему вожаку, как эти обездоленные горемыки — своей наставнице и благодетельнице. К тому же все они хорошо знали, что денег у Терезы нет и не бывает, поэтому даже из корыстных целей никто не стал бы причинять ей зла.

Скоро Михай пришел к убеждению, что его занесло в такую глушь, куда еще века не проникнет великий хаос, обычно именуемый цивилизацией. Он мог без всяких опасений плотничать здесь и дальше, уверенный в том, что в далекий мир цивилизации никогда не проникнет молва о Михае Тимаре Леветинци, королевском тайном советнике, помещике и скупщике-миллионере, который вздумал промышлять плотничьим ремеслом на каком-то неведомом острове, трудиться там в поте лица, а в минуты отдыха мастерить при помощи перочинного ножа навес из ивовых веток, чтобы защитить от солнца или непогоды безвестного маленького человечка, круглого сироту, даже не имеющего своей фамилии.

А сколько радости испытал Михай в своей неведомой глуши! С каким восторгом следил он, как крошечный мальчик учится выговаривать первые слова, как умилялся его забавным усилиям складывать как нужно непослушные ребячьи губки, чтобы членораздельно произнести короткое словечко «папа». Разумеется, это слово ребенок узнал раньше всех остальных. Кем же, как не отцом, был человек, так ласково ему улыбавшийся! Разве мог бедняжка знать, что он всего лишь сын жалкого контрабандиста, сирота без отца, без матери!

Но вот пришла для мальчика пора узнать и печальные стороны жизни, в виде неизбежных детских болезней. У ребенка режутся зубы… Сколько треволнений и бессонных ночей для окружающих! В такие дни Ноэми оставалась со своим Доди дома, а работавший в лесу Михай каждый час, всадив в ближайший пень топор, бежал взглянуть, не стало ли малютке хуже. Иногда он брал его у Ноэми и подолгу качал на руках, напевая колыбельную песенку: