― Почему ты кричишь? ― встревожено спросил Воронин.

― Потому что трусиха! И если сейчас не признаюсь, никогда не соберусь больше. Прости, что я убегала от ответов, от тебя. Я счастлива, что ты у меня есть, завтра я возвращаюсь и, если ты меня все ещё ждешь, я перееду к тебе.

И выключила трубку. И не включала до приезда домой, всё же трусила, боялась.

А вдруг Игнат скажет, что у него другая женщина, или не хочет её видеть?

Лена знала, он терпеть не мог, когда кто-то раньше него прерывал разговор и отключался. Ответ Игната так страшил, что она всё же решила перестраховаться. Дома, если что, не так будет одиноко.

У неё словно груз с плеч свалился. Она ещё побродила по берегу и отправилась обратно в гостиницу, собираться в дорогу, автобус ждать не будет.

Настроение было радостное. Ещё бы! Первый раз в жизни на такое решилась!

Лена весело подумала, о том, какая она все-таки практичная и меркантильная особа. Воронину скажет, что ей очень понравилось путешествовать, поэтому она и выбрала Игната, а что такого? Парень богат, будет она ездить по всему миру на его денежки и горя не знать. О Егоре она за всё время даже и не вспомнила. Он был ей симпатичен, но казался каким-то ненастоящим, словно гусар из позапрошлого века, слишком уж нереальное восхищение ей высказывал.

И с Петькой помирится, не будет она его больше трепетно Петей называть, не вырос он ещё из Петьки! Повзрослеет, переименую, решила девушка.

Из Риги она могла бы уехать сразу в Питер, но пришлось возвращаться в Хельсинки. Надо было закрыть визу.

В аэропорту её дожидался микроавтобус той же компании, что привёз её в Финляндию, только водитель был другой.

На таможне ей ничего не сказали поповоду дополнительных штампов, а микроавтобус доставил к дому.

Лена устало поднялась по лестнице, вошла в квартиру и радостно сообщила:

- Я дома!

27.

XXVII. Вот и сказке конецЕлена Ивановна размышляла. Она вышла покурить и подумать. Получалось, что что-то не получалось, вот такая вот тавтология.

Лена укатила. Иван Родионович, довольный и спокойный, на вопросы о дочери кратко сообщал, что абсолютно всё у неё порядке, отдыхает, постоянно ходит на экскурсии. Сорина знала, что они созваниваются практически каждый вечер, да и он не скрывал, только настоятельно просил не рассказывать об этом Пете, Игнату, черту лысому.

Елена Ивановна и сама соображала, что Лене нужно прийти в себя, всё уложить в голове, решение правильное принять, а там, авось, и уладится.

Сориной очень хотелось, чтобы у Лены с Игнатом сложилось, девчонка заслуживала счастливой безбедной жизни. Да и Воронина она жалела, заработался парень окончательно, света белого не видит, а семейство на лаврах почивает.

Петя, то есть Пётр Андреевич, ходил расстроенный.

А Лена-то оказалась не простой барышней, бедной сироткой, а волевой девицей. Тихий омут. Вон как тут завертела. Подлинная женщина.

Что-то происходило, а Сорина в первый раз в жизни не знала, что, и сгорала от любопытства.

На следующий день после отъезда Лены приехал Игнатий, как обычно корректный, учтивый. Петю с собой забрал, долго их не было, после доставил назад, и с этого дня Петя где-то стал пропадать с утра до обеда.

Анна Сергеевна не имела сведений, а если и знала, то не говорила, такая она была. «Без лести предан», это про неё.

А Синицына в оборот взяли, слетелись вороны. Как-то раз домой к Ивану, тьфу, ты, к себе домой возвращалась, увидала Лилю в машине, от дома она отъезжала с какой-то дамой и Мариной Синицыной. Свадьбу готовят, что ли?

Ах, как охота все узнать!

Лену нашу в обиду не дадим, лишь бы она там, в заграницах, принца, какого не подцепила, ещё мороки прибавится, думала женщина. А что? Лена ― девушка эффектная, осанка царская, запросто охмурит кого угодно. Хотя, говорят, вывелись в наше время прынцы.

Они с Иваном квартиру на «Пионерской» решили в порядок привести, мало ли, или Лена пожелает раздельно проживать, или сами туда переселятся, если потребуется.

Егорка Полозов прибегал, они, конечно, с ним были знакомы, но шапочно. Накормила парня, о Лене рассказала. В глазах у Полозова стояла печаль, понимает, что не по себе замахнулся, вот и страдает. Она так и заявила Егору, пора уже прекратить романтиком порхать, о жизни подумать. Ну, вышло бы у вас с Леной, куда бы её привёл? К матери в однокомнатную квартиру или сюда пришёл бы приживальщиком? И самого надолго ли хватило бы здесь обитать? Чтобы жену брать, нужно подготовиться. Он как-то странно себя повёл, словно Сорина ему мысль подала, воспрянул, говорит, всё будет, тепло поблагодарил и убежал. Красив парень, только опасная у него профессия.

Завтра Лена приезжает, надо приготовить ей вкусненького, обрадовать.

Сорина постояла, подышала морозным воздухом и вернулась к работе.

А Петя находился на перроне Московского вокзала и провожал Митьку Косова.

Тот ехал выполнять интернациональный долг туда, где его знания были наиболее востребованы.

Совместное проживание на даче вправило мозги Митьке, Петя и сам не разобрался, как сбил с болвана спесь. На следующий день Синицын проснулся от холода, печку надо было протапливать. Косов не знал, как подступиться, разбудить Петю то ли постеснялся, то ли не додумался. Синицын высказался о маменькиных сынках, тут они и схлестнулись. Избивали друг друга, молча, остервенело, до крови, но недолго. Синицын уступал в физической подготовке, но ещё слишком сильна была ненависть, поэтому силы оказались равны. Оба устали, лежали в снегу, отплёвываясь кровью.

Позже молчком кололи и таскали дрова, топили печь. И только когда Петя принялся готовить еду, Косов подошёл и спросил, чем может помочь.

Так, слово за слово, изредка стали разговаривать. Петя бранился, что Митька картошку толком пожарить не может, а тот оправдывался, что просто не доводилось.

Ну а когда выпили, тут уж разговорились оба: обвинения, оправдания, до потасовки больше не дошло, не любители оказались кулаками размахивать. Митька попросил позволения на даче пожить каникулы, матушка выгнала его из дома.

Петя спросил, как Косов устраиваться после этого намеревается, тот заявил, что напишет рапорт, попросится в конфликтное место служить, если посчастливится, вернётся, будет у него квартира, а нет, так никто и не вспомнит. Просил за Оленькой присмотреть, сестра совершенно неприспособленная, пропадёт. Синицын обещал.

После праздников доставил Косова в казарму, сам позвонил Ольке, условились о встрече.

Девчонка выглядела испуганной, Митька пропал, а матери было всё равно. Синицын успокоил, спросил, где она работает. Ольга сидела дома. Денег у неё не было, мама кормила за приборку в квартире, она рассчитывала найти работу, но специальности у неё не было, её никуда не брали.

Серега-сосед хотел устроить её в трамвайное депо, но там нужны были только кондуктора, а Оля побоялась, дело с деньгами нужно было иметь, а она не была уверена, что сможет справиться.

― И как думаешь жить?

― Не знаю, - у Ольги полились слезы, она плакала ныне часто, жалела себя, но при матери крепилась, та за плач отчитывала. - У меня ничего не получается, никому не нужна. Приятели презирают.

― Недруги они. Придумаем что-нибудь, только сырость не разводи.

Через день он снова приехал к Ольке, она находилась дома одна, полы намывала. Петя приказал собираться, работу ей нашёл, только предупредил, чтобы никаких актёрских эскапад и слёз не было! Люди серьёзные, держи себя в руках!

Он привёз девушку к Мефодию Олеговичу. У того место кладовщика пустовало, вот Синицын и убедил будущего тестя принять на работу неумеху: простому делу научится, а дальше уж сама.

Ольку взяли с испытательным сроком и выдали аванс. От свалившегося счастья девчонка всю обратную дорогу рыдала и благодарила Петю. Наскучила до ужаса!

Оленька Косова привыкала к новой жизни с большим трудом, помогала ей лишь боязнь остаться без работы. Подниматься приходилось спозаранку, она готовила себе всё с вечера, чтобы не разбудить матушку, ходила на цыпочках. Она переселилась в комнату Мити. Брат однажды позвонил, говорил коротко, распорядился, чтобы не ютились, и обещал помочь, как сам встанет на ноги.

По брату Оленька тосковала, не хватало его поддержки. Когда в первый раз получила зарплату, положила деньги на телефон, звонила Мите, хвастала, что трудится, Петя устроил, брат похвалил, сказал, чтобы Синицына придерживалась, с ним не пропадёт. Вот вернётся он из командировки, встретятся.

― Маму береги, не обижай, слушайся.

― А ты куда уезжаешь?

― На север.

Синицын иногда приезжал к Ольке, проверить, как она работает, пару раз подвозил домой, справлялся, что нужно и как устроилась. Девушка была довольна, зарабатывала больше мамы, денежки училась экономить. О маникюрах пришлось забыть, не держались они с этими железками. Наименования деталей и то, как они выглядят, запомнила, порой путала, но её не ругали ― коллектив был хороший. И Петя о ней заботится, так что теперь она не чувствовала себя брошенной.

Оленьке ужасно хотелось узнать, как поживают отчим и Лена, но спросить она стеснялась, а Петя не говорил о них. А ей хотелось поведать и Ивану Родионовичу, и Лене, о том, каких она добилась успехов, и что научилась кое-что готовить.

В день отъезда Митьки Петя отпросил Ольку с работы и взял с собой на вокзал, пусть простятся, мало ли что.

Косов поворчал для приличия, но было видно, что радовался сестре. Олька постаралась рассказать брату о своих успехах за те пятнадцать минут, что остались до отправления поезда.

― Ну, все, - Косов поцеловал Оленьку, оттолкнул слегка, - ступай, берегите себя.

После этого приблизился к Пете.

― Могу ли я? Если нет, пойму, - Митька протянул руку для пожатия.

Синицын помолчал, взглянул на протянутую руку, на Косова. Оказалось, тот заметно волновался.

― Можешь, - спокойно отозвался Петя, - но это аванс. Возвратишься, ещё поговорим.

И пожал руку врагу.

― Надеюсь. Прощай, Синицын. Знай, что я жалею только о двух вещах. О своём поступке с Леной и о том, что из-за спеси не сдружился с тобой. Передай Лене, что прошу простить меня.

― Возвращайся, и сам с ней поговоришь. За сестру не тревожься, присмотрю. Береги себя. Прощай, Косов.

Митька вошёл в вагон, из окна помахал сестре и Синицыну. Поезд тронулся, а Пете показалось, что в соседнем купе он увидел Егора. Хотя вряд ли, мало ли мужиков со шрамами в мире.

Он отвёз Ольку на работу, вернулся в офис, но в своем офисе не сиделось, и он предупредил, что сегодня его не будет, уехал домой.

Петя грустил. Такое состояние с ним бывало крайне редко, как правило, когда он собирался заболеть. Мама кутала сына в халат, хлопотала, искала шерстяные носки, шарфы, поила чаем, а Синицын постанывал, хотелось внимания ещё. А после заявлялась Ленка, сострадала, бросалась выполнять любую просьбу, тоже ухаживала, и Петя засыпал спокойным, что он не один на свете, его любят, а когда болеет, ещё и жалеют.

И пора признать, что на Лену сорвался он на пустом, можно сказать, месте. Вёл себя как капризный младший братец, ревновал. Забыл ты, Синицын, что обещал быть добрым Феем для подруги? Надо, чтобы сказка закончилась сказкой.

Петя позвонил соседям. Открыла Лена. В халате и с полотенцем на голове.

― Приехала? - ворчливо спросил приятель, снимая обувь.

― Здравствуй, Петя!

― Ой, как официально! Что из заморских держав привезла?

Лена расплылась в улыбке.

― Ступай в кухню, пожуй что-нибудь. Я сейчас.

Она убежала переодеваться, а Синицын уселся за стол, вскрывал всяческие красивые упаковки и пробовал сладости вперемешку с колбасой и какими-то абсолютно безвкусными штучками.

Ему предстояло рассказать подруге так много новостей!

Огорошит для начала, что скоро станет папашкой. Ну, нескоро, но точно.

Он сам ещё никак привыкнуть к этой мысли не мог, Лиля умчалась с матерью и свекровью отдыхать в тёплые края, а он тут делает карьеру. Фамилия у него, конечно, не Воронин, но, как сказал Игнат, раз уж ты из семейства пернатых, будешь птицей высокого полёта.

Вот с первого дня отъезда Лены, он и взялся за Петю, каждый день натаскивал, собирался своим замом выучить и долю выделить, как только сочтёт Петю готовым перехватить бразды правления. И Синицыну нравилось!

А в первый день после увольнения и убытия Лены Петя думал, что Игнат пришёл его убивать, эдакий он угрюмый и недобрый был. На разговор Синицына увёз в своей машине. Поехал в сторону Чёрной речки, Петя нервно хихикнул, уж не на дуэль ли?