Барбара Картленд - Зов сердца

– Я думала, тебе будет интересно услышать, как обстоят мои дела, – сказала Софи. – Не бойся, мама не сердится на тебя.

– Не… не… с-с-с-сердится?

– Нет. Она понимает, что ты не могла устоять, если, как он сообщил мне в письме, ты замужем за ним.

– Он… написал тебе?

– Да. Странно только, что не было никакого объявления о вашем браке и никому не сообщили о нем, кроме меня! Это наводит на мысль, что это всего лишь временная договоренность, которой ты здесь наслаждаешься. Это так?

– Я… не знаю, – ответила Лалита.

– Я скажу тебе правду, – продолжила Софи. – Я люблю лорда Ротвина и всегда любила! Когда я поняла, что потеряла его, мне стало ясно, что я потеряла все, что имело для меня значение в жизни!

Лалита удивленно посмотрела на нее.

– Но ты никогда… не говорила, что… любишь его. Ты говорила, что выходишь за него замуж, потому что он… богат.

– Я просто не решалась признаться тебе, как глубоко затронуты мои чувства. Лишь когда ты уехала, чтобы сообщить ему о моем решении сдержать слово, данное Джулиусу, я осознала всю правду!

Лалита смотрела на нее с изумлением, с трудом веря, что Софи действительно передумала, но в то же время удивляясь ее эмоциональности, не привычной для Софи.

– А как же мистер Вертон?

– Джулиус не получил то письмо, которое я написала ему, – ответила Софи, – так что он у моих ног и умоляет, чтобы мы поженились, еще более пылко, чем когда-либо прежде.

– Почему же вы не поженились? Свадьба должна была состояться почти две недели тому назад.

– Герцог не умер. Это была не слишком удачная шутка лорда Ротвина. Но скончалась родственница Джулиуса, и поэтому нашу свадьбу пришлось отложить на два месяца.

– О, понимаю! – воскликнула Лалита. – И… за это время ты… осознала… что любишь… лорда Ротвина…

– Это правда! – согласилась Софи. – Так что я прошу тебя, Лалита, вернуть мне то, что всегда мне принадлежало.

– Я… не понимаю.

– Лорд Ротвин любит меня. Ты же знаешь.

– Он был… очень зол на… в ту ночь. Именно поэтому он… заставил меня занять… твое место…

– Он хотел отомстить! – сказала Софи с легким смехом. – Он очень ясно выразил это в своем письме! Но, Лалита, не можешь же ты, хотя бы на одно мгновение, представить себе, что он хотел жениться на ком-то, кроме меня! Он обожает меня! Он поклоняется мне! Истинные чувства не меняются внезапно!

– Нет… конечно… нет, – почти прошептала Лалита.

– У меня есть очень разумный план, – сказала Софи, – и мама его одобряет.

– Какой же… план? – спросила Лалита настороженно.

– Ты должна немедленно уехать отсюда. Мама уверена, что ты будешь рада отправиться к твоей старой няне, которую всегда так любила. Поэтому она посылает тебе в подарок двадцать фунтов. Представляешь? Двадцать фунтов! Это немалые деньги!

– Я не могу… уехать таким образом… – возразила Лалита. – Его светлость был так… добр, он сделал мне так много… хорошего.

– Я знаю все, что он сделал, – произнесла Софи, и впервые в ее голосе прозвучали металлические нотки.

– Знаешь? – переспросила Лалита.

– Есть люди, которые всегда готовы сообщить, что происходит!

– Ты имеешь в виду… слуг?

– Нет никакой нужды вдаваться в подробности, – ответила Софи. – Мое предложение, Лалита, обусловлено лишь здравым смыслом. Ты не сможешь привязать к себе лорда Ротвина навсегда. Ты это понимаешь?

– Да, понимаю.

– Тогда вместо того, чтобы смущать его, когда в его жизнь вернулась я и готова дать ему все, что ему нужно, тебе лучше просто исчезнуть.

– Я хотела бы попрощаться с ним… и поблагодарить его.

– Зачем? Он использовал тебя, чтобы побольнее ранить меня. Если бы вместо тебя я послала служанку, случилось бы то же самое. Но ты же не хочешь вынуждать лорда Ротвина прогонять тебя, как служанку! – Глядя Лалите прямо в глаза, Софи продолжила: – Я полагала, что ты поведешь себя как подобает истинной леди. Мама послала тебе эти деньги, чтобы ты могла сохранить достоинство даже в неблагоприятных для тебя обстоятельствах.

Лалита беспомощно спросила:

– Что ты… хочешь, чтобы я… сделала?

– Я хочу, чтобы ты незаметно вышла отсюда, якобы отправляясь на короткую прогулку со мной. Моя карета ждет снаружи.

– А… потом?

– Я довезу тебя до ближайшего перекрестка, где останавливаются дилижансы до Лондона. На Чаринг-Кросс ты сможешь пересесть в дилижанс, который довезет тебя до Норвича. – Ровным голосом Софи продолжала: – Если ты поспешишь, то успеешь на вечерний дилижанс. Мама уверена, что ты знаешь, где живет твоя няня.

– Да… конечно… я так и сделаю… Но… я не уверена… что поступаю правильно… – проговорила несчастная Лалита.

– Когда лорд Ротвин поймет, что я пришла отдать ему свое сердце и готова стать его женой, – мягко произнесла Софи, – он больше не будет беспокоиться о тебе.

Лалита глубоко вздохнула.

– Да… наверное, ты… права.

– Я поднимусь с тобой наверх, пока ты будешь надевать плащ, – произнесла Софи. – Нет никакого смысла все осложнять. Ничего не говори слугам. Ничего не пиши. Само собой разумеется, что в подобном случае он сочтет своим долгом остановить тебя.

– Но мы… обвенчаны! – проговорила Лалита еле слышно.

Софи усмехнулась.

– Ваше венчание за несколько фунтов может быть стерто из памяти священника и из церковной книги.

– Ты это… уже сделала! – невольно вскрикнула Лалита.

– Да. Это было очень просто. В церкви никого не было. Открытая церковная книга лежала на столе в ризнице. Я вырвала страницу. Так что никто никогда не узнает, что ты обвенчана с человеком, который был в ярости, потому что невеста обманула его.

Лалита закрыла глаза. На мгновение ей показалось, что больше говорить не о чем. Софи все проделала очень четко.

Они пошли наверх, в спальню Лалиты. Там никого не было. Нетти отдыхала в своей комнате, горничных нигде не было видно. Софи открыла дверцы платяного шкафа.

– Его светлость недурно тебя обеспечил! – резко сказала она. – Удачно, что мы можем носить одну и ту же одежду.

– Боюсь, эти платья будут тебе малы, – сказала Лалита. – Я гораздо тоньше тебя.

– Тогда их можно будет выбросить. Ты же не можешь взять их с собой. Показалось бы подозрительным, если бы лакеи несли за тобой чемоданы.

– Да… конечно, – согласилась Лалита.

Она взяла только длинную ночную рубашку и кое-что из белья. Ей очень хотелось взять с собой хоть одно платье, но Софи сказала:

– Хватит, Лалита. Узелок и так будет виден из-под плаща.

Лалита покорно завязала вещи в шелковый платок и достала из шкафа тонкий дорожный плащ, который надевала, когда вышла в сад в первый раз. Софи открыла шкаф, в котором хранились шляпки, присланные Лалите из Лондона лордом Ротвином.

– Да они восхитительны! – воскликнула она.

– Я, пожалуй, надену какую-нибудь, – робко произнесла Лалита.

– Зачем? Ты можешь просто накинуть на голову капюшон. Слуги не сочтут это странным, поскольку ты идешь со мной на небольшую прогулку. А на постоялом дворе в такой шляпке ты будешь слишком привлекать внимание.

Лалита прекрасно понимала, что Софи говорила так исключительно потому, что желала оставить все эти шляпки себе. Однако спорить с ней не имело смысла. Все равно в Норфолке не представится случая носить дорогие творения портных с Бонд-стрит.

– Вот твои деньги! – резко сказала Софи, протягивая маленький кошелек.

Лалита скрепя сердце взяла его. Она давала себе зарок никогда ничего не брать ни у Софи, ни у ее матери. Но не могла она стать обузой для своей старой няни, у которой не было никаких сбережений. Лалита положила кошелек в изящную сумочку тяжелого атласа и туда же – носовой платок и пару замшевых перчаток.

– Конечно, ты выглядишь лучше, чем раньше, – сказала Софи, окинув ее взглядом. – Думаю, где бы ты ни жила, ты сможешь найти работу.

– Да… конечно, – машинально ответила Лалита и добавила: – Ты напомнила мне важную вещь: я возьму с собой принадлежности для вышивания.

При этом она почувствовала, как забилось ее сердце. Ведь она убедила Нетти дать ей их, чтобы вышить монограммы на носовых платках его светлости.

– Поторопись, – нетерпеливо проговорила Софи, – а то ты, пожалуй, унесешь с собой полдома!

Лалита окинула взглядом комнату, в которой совсем недавно медленно поправлялась. Она казалась островком безопасности и покоя. Теперь перед ней было неведомое будущее. Ею внезапно овладел отчаянный страх. Она возвращалась в мир, полный опасностей. Покидала лорда Ротвина, обещавшего защитить ее!

– Да поспеши же, – повторила Софи, – а то опоздаешь на дилижанс, и тебе придется ночевать в Лондоне.

Лалита задрожала от ужаса, вспомнив разговор с лордом Ротвином. Ею овладела паника. Она не должна уезжать! Может, побежать к Нетти, сказать ей, что Софи заставляет ее уехать? Но Лалита прекрасно знала, что никогда не унизится до этого.

Софи права. Лорд Ротвин добр, но он любит Софи. Если и Софи готова любить его, он будет счастлив. Молча она последовала за Софи в холл.

Навстречу им вышел дворецкий.

– Вы уезжаете, миледи?

– Мы отправляемся ненадолго на прогулку, – отозвалась Софи, прежде чем Лалита произнесла хоть слово. – Мы скоро вернемся.

– Хорошо, мисс, – отозвался дворецкий и спросил, обращаясь к Лалите: – Вы возьмете с собой Рояла, миледи?

Роял вертелся у ее ног, и она взяла его на руки. Девушка очень полюбила этого ласкового песика. С ним ей тоже было трудно расстаться. Она прижала его к сердцу и поцеловала в мягкую шелковистую головку. Затем передала дворецкому со словами:

– Отнесите его к Нетти.

Отвернувшись, Лалита стала спускаться по ступеням. Сзади нее жалобно заскулил Роял.

Лакей открыл дверцу кареты, прикрыл колени девушек меховой полостью, и лошади тронули.

«Я никогда не вернусь! Никогда не увижу его снова!» – сказала себе Лалита, и эта мысль показалась ей острее кинжала.

Карета пересекла внутренний двор и выехала на дорогу. Лалита оглянулась назад. Этот великолепный дом был для нее надежным пристанищем, хранившим ее в своих объятиях. И вот она покидала его.

– Прощай, моя любовь, – едва слышно прошептала она, зная, что обращается не к дому, а к его владельцу.

Лорд Ротвин вышел из зала заседаний палаты лордов. Его друг Генри Грей Беннет поджидал его.

– Мне жаль, Генри, – сказал Ротвин.

– Все произошло, как я и ожидал, – ответил Беннет, – но я попытаюсь снова. Я не успокоюсь, пока этот законопроект не будет принят.

– Вы можете рассчитывать на мою поддержку.

– Вы сделали все возможное. Ваша речь была просто превосходной и самой красноречивой из всех.

– Спасибо.

– Где мы будем топить наши печали? Здесь или в Уайт-клубе? – спросил Беннет.

Мгновение лорд Ротвин колебался. У него вдруг возникло чувство, что ему необходимо как можно скорее вернуться в Рот-Парк.

– Простите, Генри, в другой раз, – ответил он. – Я специально приехал, чтобы выступить, как обещал вам, но теперь я должен вернуться.

– Не похоже на вас – жить в деревне в это время года, – заметил его друг. – На скачках в Аскоте вас давно не видно.

Но лорд Ротвин уже шел к своему экипажу, запряженному четверкой превосходных лошадей.

Сев в карету, он испытал смутный укор совести, вспомнив, что намеревался заехать в Карлтон-Хаус.

Регент недавно вернулся из Брайтона в Лондон, чтобы присутствовать на крещении дочери герцога и герцогини Кентских в Кенсингтонском дворце. Лорд Ротвин не сомневался, что его королевское высочество сочтет чрезвычайно бестактным, что он, будучи в Лондоне, не появился на церемонии. К тому же регент хотел обсудить изменения и дополнения в строительстве королевского павильона в Брайтоне. Работы там временно прекратились, поскольку декоративные купола, индийские балясины, изящные колоннады и карнизы, каменные решетки, зубчатые стены стоили безумно дорого. Огромные люстры в виде водяных лилий, лаковые миниатюры в алых, золотых и желтых тонах в музыкальном салоне, огромная пальма в банкетном зале, в листьях которой был спрятан серебряный дракон, неимоверно раздували смету.

Лорд Ротвин знал, что тридцать три тысячи фунтов стерлингов были уже потрачены в прошлом году, а в этом году, по всей вероятности, будет израсходовано не менее сорока тысяч фунтов стерлингов. Но он любил регента и восхищался его фантазией и романтическим размахом, которых были лишены монаршие особы со времен Карла Первого.

– Люди злословят на мой счет и высмеивают мой павильон, – с горечью говорил регент лорду Ротвину, когда тот последний раз посещал Брайтон.

– Потомки будут восхищаться тем, как вы украсили Лондон, ваше высочество. Королевский павильон станет самой большой достопримечательностью Брайтона, – ответил лорд Ротвин.

Но сейчас он хотел как можно скорее вернуться в Рот-Парк и гнал лошадей, как опытный кучер. Его грум с удовлетворением отмечал восхищенные взгляды лондонцев. Фигура лорда Ротвина в сочетании с великолепием его лошадей и кареты действительно привлекала восторженное внимание горожан.