Даниэла Стил - Зоя

Президент Рузвельт умер 12 апреля 1945 года. Три недели спустя закончилась война в Европе; Зоя радовалась до слез. Ее сын остался жив! Он вернулся домой в день своего рождения, ему исполнилось 24 года, а два дня спустя закончилась и война на Тихом океане. По Пятой авеню проходили бесконечные парады и празднества. Зоя закрыла универмаг и пошла домой, к Николаю; он стоял у окна в гостиной, смотрел на танцующих на улицах, ликующих людей, и слезы текли по его лицу.

— Если бы только отец мог увидеть этот день! — прошептал он, и Зоя с нежностью посмотрела на сына. Он больше, чем когда-либо, был похож на ее брата Николая — особенно сейчас, в форме. За эти годы он стал настоящим мужчиной, и она не удивилась, когда он сказал ей, что не собирается возвращаться в Принстон. Он решил заняться бизнесом. Стать продолжателем дела Саймона. Пол рассказал ему все необходимое, и Николай был потрясен той суммой, которую Саймон завещал ему. Саше тоже было известно, что на следующий год она получит по наследству огромную сумму денег, хотя и не знала точно, сколько именно. Вернувшись с войны, Николай пришел в ужас, когда увидел, как ведет себя Саша. Она каждую ночь возвращалась под утро, почти всегда пьяная, и грубила всем, кто пытался заговорить с ней о ее поведении, особенно Николаю, да и Зое тоже. Однажды поздно вечером он не выдержал и, вне себя от ярости, заговорил об этом с матерью. В тот вечер Саша вернулась домой раньше обычного мертвецки пьяная. Ее привез парень в военной форме; он тоже был настолько пьян, что едва передвигал ноги, и Николай еле удержался, чтобы не выставить его за дверь.

— Неужели ты ничего не можешь поделать с ней, мама? Она окончательно отбилась от рук.

— Она уже слишком взрослая — ее же не отшлепаешь, не запрешь в комнате.

— А зря. — Николай был настроен решительно, однако на следующее утро его разговор с сестрой закончился безрезультатно. Вечером она ушла и явилась только в пятом часу утра.

Саша похорошела еще больше, она была слишком молода, и разгульная жизнь не отражалась на ее внешнем виде, но Зоя чувствовала: если дочь не остановится, то что-нибудь произойдет. И предчувствия ее, увы, не обманули — в декабре Саша сбежала. Она вышла замуж за парня, с которым была знакома меньше трех недель, и тот факт, что он был сыном известного игрока в поло из Палм-Бич, не очень-то успокаивал. Он вел такую же беззаботную жизнь, как и она; они пили, танцевали и развратничали. В Нью-Йорк Саша приехала в марте и как ни в чем не бывало сообщила матери, что ждет ребенка.

— Думаю, к дню рождения Мэтью. — Ей было решительно все равно, что мальчик слышал ее слова. Ему было шесть с половиной лет, у него были большие, как у Саймона, карие глаза. Он обожал Николая, но от своей сестры уже давно старался держаться подальше.

Она слишком много пила и относилась к нему безразлично или с откровенной неприязнью. Ей уже исполнился двадцать один год, и наследство, оставленное ей Саймоном, только ускорило ее падение.

В июне Саша снова приехала домой и заявила, что Фредди ей изменяет и она ему отомстила. Она купила новую машину, два бриллиантовых браслета, переспала, несмотря на беременность, с одним из его друзей и поехала обратно в Палм-Бич разыскивать своего мужа. Зоя знала, что уже ничего не сможет поделать.

Даже Николай не хотел больше говорить об этом. Сашу уже трудно было переделать. Зоя часто говорила об этом с Полом, и его доброта и мудрость хоть немного успокаивали ее.

По выходным Николай брал Мэтью с собой на рыбалку и всегда, когда мог, играл с ним в мяч в парке.

Он был очень занят работой, но все же находил время для мальчика, и это, в свою очередь, давало Зое возможность немного побыть наедине с Полом Келли.

Их связь продолжалась, но Николай, из-за предусмотрительности Пола и Зои, до сих пор не знал об этом.

В конце августа Саша родила крошечную девочку с ярко-рыжими волосами. Зоя поехала во Флориду посмотреть на внучку и долго стояла, с изумлением глядя на нее. Девочка была такая маленькая, такая хорошенькая, однако свою мать она совершенно не интересовала. Почти сразу после рождения ребенка Саша опять пустилась во все тяжкие, разъезжая на дорогих машинах со своим таким же непутевым Фредди или без него. Зоя никогда не знала, где они, ребенка они оставляли с няней, чего Зоя совсем не одобряла. Она пыталась образумить Сашу во время их редких разговоров по телефону, но Саша ничего не желала слушать. Николай тоже понял, что перевоспитать ее невозможно; про таких, как Саша, говорят: «отрезанный ломоть». Зое было особенно горько, что она совсем не видит Сашину дочь Марину.

Когда в канун Рождества зазвонил телефон, Зоя подумала: а вдруг это Саша? Они с Николаем сидели за столом, а Мэтью только что уснул после того, как они все вместе нарядили елку. Ему исполнилось семь лет, и он еще верил в Санта-Клауса, хотя Зоя полагала, что это скоро пройдет. Он все еще оставался самой большой радостью в ее жизни.

— Алло? — Зоя сняла трубку. Звонили из полиции штата Флорида. У Зои от испуга замерло сердце — что-то случилось! Ей сообщили, что Саша и Фредди, возвращаясь с вечеринки, попали в автомобильную катастрофу — самые худшие Зоины опасения подтвердились.

Она положила трубку и встретилась глазами с Николаем, которому даже не решалась рассказать об услышанном. А еще через минуту им позвонила няня в истерике, что осталась одна с ребенком. Николай как мог успокоил ее и пообещал прилететь утром и забрать ребенка. Няня все ему рассказала, и он безмолвно, с ужасом посмотрел на мать.

Той ночью она, плача, обвиняла себя, что все делала не правильно, а теперь было уже поздно. Она не занималась дочерью — и вот результат… А Саша была такая хорошая в детстве… — плакала Зоя. Но у Николая были о сестре другие воспоминания. Он помнил, какой она росла избалованной, эгоистичной, недоброй.

Для Зои же случившееся казалось чудовищной несправедливостью. Саше был всего двадцать один год, и вот ее нет в живых; она сверкнула ярко, как падающая звезда на темном летнем небосводе. Только что она была жива — и вот померкла навсегда.

На следующий день Николай улетел во Флориду и привез тело своей сестры и ее крошечную дочку Марину. Для Зои это Рождество стало кошмаром; она трясущимися руками разворачивала с Мэтью подарки, стараясь сдерживать слезы, думая, могла ли она что-нибудь сделать для своей дочери. Может, если бы она никогда не работала, если бы их жизнь была не такой тяжелой, если бы Клейтон не умер… если бы Саймон не погиб… Она ужасно переживала и в то же время пыталась сосредоточить внимание на Мэтью, который, казалось, не понимал, что случилось с его сестрой; он был слишком молчалив, и это пугало Зою.

Но тут до нее вдруг дошло, что он слишком хорошо все понял, когда повернулся и, посмотрев на Зою широко раскрытыми глазами, тихо спросил:

— Мама, она опять была пьяная?

Зоя была потрясена, услышав эти слова. Но Мэтью был прав. Она была пьяна. И Зоя не могла этого отрицать. Она держала на руках Сашину дочку и горько плакала. Девочке было четыре месяца, и теперь у нее остались только Зоя и два дяди, Мэтью и Николай.

— Я слишком стара, чтобы пережить и это, — пожаловалась Зоя, когда, как всегда, поздно вечером позвонил Пол.

— Знаешь, ей с тобой будет лучше, чем с родителями. Ей повезло.

И ему повезло, что Зоя вошла в его жизнь. Как и всем, с кем была связана Зоя, — всем, кроме Саши. Зоя вновь и вновь обвиняла себя: она недостаточно занималась дочерью, проглядела ее. Но могла ли она что-либо сделать? Зоя с болью сознавала, что никогда не получит ответа. Теперь единственное, что ей оставалось, — это полюбить Марину как собственную дочь.

Она поставила детскую кроватку рядом со своей и часами сидела, глядя на спящую девочку с закрытыми глазами, теплой кожей и шелковистыми рыжими волосиками — совсем как у Зои; она поклялась самой себе сделать для нее все лучшее, на что была способна.

И тут у нее перехватило дыхание при воспоминании о той ночи, когда Саша и Николай чуть не погибли во время пожара… маленькая Саша лежит на тротуаре… пожарные пытаются привести ее в чувство… дым ест глаза… и вот Саша пошевелилась, она была жива. Зоя сдерживала рыдания, вспоминая все это.

Тогда она выжила, а вот теперь, когда Саше был всего двадцать один год, она ее потеряла.

Два дня спустя состоялись похороны, на которые пришли Сашины школьные подруги, кое-кто из ее нью-йоркских знакомых. На их лицах застыла печать горечи, когда Зоя вышла из церкви, поддерживаемая Николаем; Мэтью вцепился в нее с другой стороны, и тут Зоя увидела Пола — он стоял со скорбным видом в заднем ряду, его белая шевелюра возвышалась над толпой, а глаза выдавали все, что он чувствовал по отношению к ней. Зоя на мгновение задержала на нем взгляд, а затем пошла дальше в окружении обоих сыновей, а крошечная Марина, жизнь которой еще только начиналась, ждала их дома в кроватке, стоявшей рядом с Зоиной постелью.

Наступивший 1947 год стал годом «Новой моды», созданной Диором, и, когда Зоя поехала в Париж заказывать новые модели, она взяла с собой Мэтью и Марину. К тому времени Мэтью было почти восемь лет, а Марине — меньше года. Зоя показала сыну Эйфелеву башню, гуляла с ним по набережным Сены, повела его в Тюильри, куда она когда-то ходила с Евгенией Петровной.

— Расскажи мне еще о твоей бабушке.

С улыбкой на устах Зоя снова и снова рассказывала сыну о русских тройках, об играх, в которые она играла, когда была маленькой, о людях, которых она знала. Таким образом, она делилась с ним историей своей жизни, а в сущности, и его собственной. Потом они поехали на юг Франции, а на следующий год, опять с обоими детьми, она побывала в Риме. Она повсюду брала Марину с собой, как будто таким образом могла возместить ей потерю матери. Марина стала словно бы ее собственной дочерью; она была так похожа на Зою, когда весело бегала по пароходу, на котором они возвращались домой, что пассажиры полагали, что это дочка Зои. В свои сорок девять лет она выглядела настолько моложаво, что никому не казалось странным, что у нее такие маленькие дети.

— Они продлевают мне молодость, — не раз говорила она Полу. И он с ней соглашался. Она выглядела еще лучше, чем прежде. К тому времени Николай управлял всей компанией, а к 1951 году уверенно руководил всеми текстильными предприятиями. Ему было без малого тридцать лет, и, когда Зоя с младшими детьми вернулась из Европы, он пришел навестить их и послушать рассказ о поездке. Мэтью исполнилось одиннадцать, а Марине четыре с половиной года; у нее были огненно-рыжие волосы и большие, как у бабушки, зеленые глаза. Она визжала и смеялась, когда Николай щекотал ее; он сам уложил Мэтью спать, а затем вернулся в гостиную рассказать Зое о своих планах.

— Послушай, мама… — Он улыбнулся и сделал паузу, и она почувствовала, что случилось нечто важное.

— Да, Николай? Я должна настроиться на серьезный лад или ты просто пытаешься напугать меня? — Зоя догадывалась, о чем пойдет речь: Николай уже довольно давно встречался с очаровательной девушкой с Юга. Они познакомились, когда он ездил в Южную Каролину проверять работу своих предприятий. Она была очень красива, хотя и немного избалована. Впрочем, Зоя держала свою точку зрения при себе. Он был взрослым мужчиной и имел право самостоятельно сделать свой выбор в жизни. И Полу она тоже сказала, что уважает вкусы сына. Он был разумным молодым человеком с добрым сердцем и острым умом; ведя дела Саймона, он год от года становился все более предприимчивым.

— Ты очень удивишься, если я скажу, что собираюсь осенью жениться? — Их глаза встретились, и она рассмеялась.

— Ты считаешь, я удивлюсь, милый?

— Мы с Элизабет собираемся пожениться, — гордо объявил он.

— Я рада за тебя, дорогой. — Она посмотрела на него и улыбнулась. Николай вырос настоящим человеком, оба его отца могли бы гордиться им. — Надеюсь, ты будешь с ней счастлив, милый.

— Я уже счастлив.

О большем Зоя не могла и мечтать, и, когда они заговорили о свадьбе в следующий раз, она предложила помочь Элизабет выбрать свадебное платье — у нее еще был жив в памяти тот допрос, который учинила ей Софья перед тем, как они с Саймоном решили пожениться. Родители Саймона давно умерли, его дядья тоже. Она никогда не была близка с ними, но следила, чтобы Мэтью почаще навещал их, за что старики были ей очень признательны.

Она постаралась быть помягче с Элизабет, когда та ворвалась в универмаг и всем нагрубила. Свадебное платье она восприняла как мизерную подачку. Она, видимо, рассчитывала, что Зоя преподнесет ей полное приданое да к тому же купит им квартиру. У Зои по спине пробежал легкий холодок, когда во время венчания она стояла, глядя, как Мэтью осторожно подносит им кольца на подушечке, а Марина, разбросав из маленькой корзиночки лепестки роз, помахала рукой бабушке, стоявшей в первом ряду.

Николай — надо ему отдать должное — держался героически, покупал жене все, что она хотела, выполнял любое ее желание, во всем решительно ей потакал. Почти через четыре года после того дня, когда Зоя любовалась, как Марина осыпает жениха и невесту лепестками роз, Николай отправил Элизабет обратно к родителям. К тому времени Марине исполнилось девять лет, и Зоя ежедневно водила ее на занятия в балетную школу. С пятилетнего возраста девочка ничем больше не интересовалась, и на сей раз Зоя решила сделать для внучки все, что могла, до сих пор чувствуя себя виноватой в том, что «упустила» Сашу.