Маша Драч - Зверь

Я видела Его всего лишь несколько раз: когда была маленькой, потом уже в подростковом возрасте и вот теперь. Ничего не изменилось, Он всё так же внушал страх, не нарочно демонстрируя свое превосходство и нежелание церемониться с кем-либо. Ну да… Бандиты не привыкли дипломатическим путём решать конфликты. А кто мы с отцом такие? По сути, для Него просто пустое место, с которого даже поиметь нечего.

Переминаясь с ноги на ногу, я покусывала подушечку большого пальца и мечтала только об одном – уйти куда-нибудь, только чтобы не находиться в одном пространстве с этим человеком. Но отец не спешил меня отпускать, поэтому я молча подпирала плечом стенку, пытаясь отгородиться от тяжелого взгляда черных глаз, который с периодичностью в несколько минут приковывался к моей фигуре, в частности к несчастному пальцу, который я никак не могла оставить в покое.

- Валер, - пробасил Он, полностью сосредотачиваясь на моем отце. – Уговор есть уговор. Ты его не выполнил. Меня не интересует, по какой именно причине у тебя возникли проблемы. Я тебе бабки дал?

- Дал, - откашлявшись, ответил отец.

- Ты их вовремя не вернул. Прости, но я ставлю тебя на счётчик. Я тебя уважаю и всё такое, но, когда дело бабок касается, тут никаких личных отношений быть не может.

Я поглядывала на Него в те краткие моменты, когда Он не смотрел на меня. Высокий, смуглый, короткостриженый с ухоженной черной бородой. Кожаная куртка обтягивала массивную широкую спину, черные джинсы хорошо сидели на узкой талии, подчеркивая крепость длинных ног. Крупные ладони, под смуглой кожей отчетливо проступают вены, что сплетаются между собой в некий узор. Ладони такие широкие, мозолистые, непременно с сильной хваткой. Этот человек у меня всегда ассоциировался со зверем. Не с каким-то определенным, а в целом. В нем присутствует какое-то невероятное звериное начало.

Когда я была маленькое и впервые увидела Его на пороге нашей тогда еще небольшой квартирки, пришлось запрокинуть голову, чтобы лучше рассмотреть. Сейчас по прошествии времени, ничего не изменилось. Может, это я просто ростом не удалась? Или Он настолько высокий?

- Кирилл, мне всего лишь нужна небольшая отсрочка, - папа старался говорить спокойно, но я видела, что он сильно нервничал, даже уголок губ время от времени дёргался.

- Ты меня не понял, - Он встал со стула, который, мне казалось, под весом этого огромного тела может вот-вот развалится, и сложил руки за спиной. – Я тебе не банк, Валер. Тут нет кредитов и отсрочек. Давай уже по-быстрому решим этот вопрос и разойдёмся, иначе я своих натравлю, они тебе дом нахер разгромят и твою дочурку прелестную поимеют во все щели и не раз, - Он посмотрел на меня и криво улыбнулся.

Я от ужаса, даже палец перестала грызть. Замерла на месте, будто мышь, попавшая в гипнотический плен удава.

- Прошу, давай не будем прибегать к таким радикальным методам, - дипломатичность отца в такой ситуации просто удивляла.

- А что? – Он повернулся и уверенной походкой направился в мою сторону.

Я вытянулась как струна и вжалась лопатками в прохладную стену.

- Кирилл! – отец даже привстал из-за стола.

- Валер, а сколько ей? – Зверь остановился в шаге от меня, склонил голову набок и нахально начал рассматривать с ног до головы.

- Восемнадцать, - я не сразу поняла, что ответ принадлежал мне.

- Ребенком тебя помню, - Его тонкие губы изогнулись в хищной улыбке, обнажая ряд идеальных белых зубов с чётко выраженными клыками. Так и вижу, как эти зубы переламывают чьи-то кости, ревностно вгрызаясь в плоть. – Расцвела. Похорошела. Как тебя зовут?

- Марина, - я поджала пальцы на ногах и сглотнула.

- Да-да, точно. Ну что, Валер, думаю, я могу пойти тебе на некоторые уступки, - бодро заявил Зверь и посмотрел на моего отца. – Как насчет того, чтобы свою дочку на месяцок мне отдать, а я за это на счётчик не поставлю тебя и так уж и быть, месяц подожду, пока долг вернешь? А? Выгодное же предложение! – Он снова посмотрел на меня и не спрашивая разрешения, коснулся пальцами кончиков моих распущенных волос.

Он уехал, а вместе с ним и все его дружки-головорезы. Я смотрела вслед выезжающим со двора автомобилям и не отдавая себя отчета, сильно сжимала в руке край шторы. Нам предоставили ровно сутки, чтобы принять окончательное решение: либо счётчик, либо я добровольно окажусь в лапах Зверя. Ни одна, ни другая перспектива не казались мне радужными. Всё летело под откос: и моя учеба в университете, и мои отношения с парнем. А мы ведь даже еще не целовались, так только за ручку в кино ходили. Но я чувствовала, что с Антоном у нас скоро всё станет серьезно.

- Дочка, пусть Кирилл ставит меня на счётчик. Ты не будешь разменной монетой, - папа остановился у меня за спиной и тоже посмотрел на удаляющуюся колонну внедорожников.

Я ничего не ответила, потому что находилась в тяжелых размышлениях. Он ведь уже не согласится на первый вариант. Я это нутром ощущала. Просто создал для нас эфемерное чувство выбора. Хищный и хитрый взгляд черных глаз отпечатался у меня в памяти болезненным клеймом. Люди с таким взглядом всегда знают, чего хотят и получают это любыми путями.

- Пап, сколько ему лет? – вдруг спросила я, продолжая комкать несчастную штору.

- Тридцать девять, кажется.

Для своего возраста Он выглядел хорошо, явно следит за собой и регулярно посещает спортзал. Так сразу и не скажешь, что Зверь настоящий бандит. Не скажешь, пока не заглянешь в его глаза и не услышишь манеру общения. Меня передёрнуло от одного воспоминания, как Он смотрел на меня в отцовском кабинете. Когда только приехал и без спроса вошел вглубь нашего дома, я кожей почувствовала, что ничего хорошего ждать не придется.

Чуть позже папа пригласил меня к себе. Если честно, я даже не поняла, зачем он это сделал. Только теперь вот догадалась, что это Он, вероятно, потребовал, не зря же вечно рассматривал меня, будто я товар для Него. А, может, так оно и есть. Для таких людей, как Зверь, женщина не может быть человеком, личностью. Просто товар, кусок мяса, развлечение на ночь.

- Пап, а у него жена есть? – я не спешила отворачиваться от окна, будто не верила, что Он уехал. Физически Он уже был на полпути в город, но вот Его энергетика всё еще витала в воздухе нашего дома, будто кто-то оставил после себя шлейф резкого горьковатого парфюма.

- Не знаю. Модель какая-то у него иногда бывает, - папа отвечал так, будто чего-то боялся. Например, моих слёз или истерики.

- Модель, - задумчиво проговорила я. – Тогда почему Ему вдруг понадобилась я? – этот вопрос для меня не имел ответа, ведь правды нужно допытываться исключительного у виновника вот этих всех моих непониманий.

- Не знаю, солнышко, не знаю - слова отца прозвучали искренне.

Всю ночь я то и делала, что думала, думала, думала. Мысли, словно тягучая и липкая смола прилипали ко мне, пачкали меня, погребали под своей тяжестью. От ужина я отказалась, поэтому с отцом больше не имела возможности поговорить. Если бы мама была жива, возможно дала бы мне дельный совет. Нет, просто бы она не позволила всему эту случиться.

Большего всего на свете я не хотела, чтобы наставал рассвет. Пусть будет вечная аномальная ночь. Нет. Это было бы слишком эгоистично с моей стороны. Забившись в кресло, что всегда стояло у окна в моей комнате, я поджала ноги под себя и принялась неосознанно, но крайне нервно покусывать подушечку большего пальца на левой руке.

Конечно, отец сказал, что лучше пусть будет счётчик. Но даже если бы это было возможно, Зверь непременно нашел бы лазейку, чтобы превратить нашу жизнь в ад. Я не понимала, почему Он нас так ненавидит, не понимала, почему именно нам Он хочет так ревностно досадить. В нашем доме Он был редким гостем, но каждый его визит ничем хорошим не заканчивался. Когда я была еще маленькой, то увидела у отца огромный фиолетовый синяк под глазом. Папа тогда отшутился, а я только потом, спустя время поняла, что и к чему. Когда я повзрослела, Он снова был у нас и тогда я уже сразу поняла, что бардак и разбитое стекло в кабинете отца – дело рук Кирилла. Правда, меня Он никогда не трогал, только рассматривал, будто ожидал чего-то.

И вот теперь еще один визит не принёс с собой ничего хорошего. Меня заберут. Заберут и даже разрешения не спросят. Отец, возможно, попытается защитить только вот боюсь, что ему могут навредить, а я этого очень сильно не хочу. Поэтому всё разрешилось само собой, пусть и не в мою пользу.

Я не плакала, не билась головой об стенку, в конце концов, это всего лишь на один месяц. А потом… Потом всё станет как прежде. Просто нужно хорошо себя вести и не будить в Нем зверя. Ну папа же как-то умудрялся с Ним уживаться, пусть не без последствий, но всё-таки. Я пыталась себя успокоить, мысленно уговаривала себя, но не жалела. Возможно, одни девушки могут смело ринуться в бой, защитить свою честь и честь семьи. Я же так не умела, но всегда была уверенна в том, что у меня другая форма силы. Я могу взять себя в руки, могу собраться и пережить многие жестокие и болезненные моменты. Так было, когда умерла моя мама, так было, когда в школе у меня не совсем ладились отношения с одноклассниками и учителями. Ведь это тоже непростая задача – уметь контролировать себя, оберегать от нервных срывов и затяжной депрессии.

Вот и сейчас просто нужно пережить. Месяц. Тридцать дней. Возможно, даже меньше, не будет же Он каждую минуту проводить рядом со мной, правда? Теперь вот еще немного легче стало. Искусав несчастный палец и относительно всё расставив для себя по полочкам, я и не заметила, как подкрался проклятый рассвет.

На кухне в это утро было непривычно тихо. Я заварила себе чашку зеленого чая и разогрела оставшиеся еще со вчерашнего дня блинчики. Сама их готовила. Мама научила. Прошло уже пять лет, а каждая мысль, которая хотя бы на секунду касается матери, прокалывает мне сердце тонкой иглой с рядом мелких зазубрин. Больно. Папа говорил, что боль уйдет. Когда-нибудь, но уйдет, только вот со мной этого так и не произошло.

Есть не хотелось, я это, скорей, делала по привычке. Маленькая чашка с рисунком мишки, который гуляет на поляне в синих штанишках, немного сколота на краешке. Такие вещи, обычно, принято незамедлительно выбрасывать, мол, неудачу несут с собой. А я не сделала этого. Чашка была еще одним воспоминанием о матери. Я с этой чашки с самого детства пью, и она уже стала для меня некой связной ниточкой с прошлым. У нас и фарфоровые сервизы есть и всякие красивые хрустальные бокалы, но именно эта чашка, с потёртым рисунком и сколом для меня самая красивая и вкус в ней всегда самый лучший.

Вскоре на кухне появился и папа. Судя по кругам под глазами, он тоже плохо спал, а, может, не спал вовсе. Заварил себе кофе. Есть ничего не стал. Просто сел рядом. В тишине было слышно, как тикают часы и что-то булькает в механизме холодильника. В воздухе повисла очевидная тема разговора, к которой вообще-то было неприятно прикасаться. Но оговорить всё равно надо.

- Дочь, - начал папа, пряча взгляд.

- Всё уже решено, - чтобы мой голос прозвучал твёрдо, пришлось приложить усилия. – Я поеду. Справлюсь.

- Об этом даже речи быть не может. Каким я буду отцом, если позволю всему этому случиться?

- Таким же, как и прежде. Я не хочу, чтобы Он что-то сделал с тобой. Не хочу, чтобы его люди что-то сделали с нашим домом, понимаешь? А они могут, сам ведь знаешь. Поэтому лучше сделать так, как Он хочет.

- А как же Антон? Марин, а как же твоя учёба? Мы только документы подали. Ты заслужила на нормальную студенческую жизнь, первую влюбленность и прочие девичьи увлечения.

- Пап, - я сложила руки на коленках. – Ну месяц – это же не вся жизнь.

- Такие, как он ломают людей, Марин. Да, месяц – не вся жизнь. Но память и растоптанная душа останутся с тобой. Он далеко не бизнесмен, как я. Он настоящий бандит со всеми теми ужасами, которые только можно себе представить. Нет-нет. Это мои проблемы и решать их я буду сам, - папа вылил остатки недопитого кофе в раковину и ушел, предотвращая вспышку дальнейшего спора.

Но я всё равно была готова возразить. Мной двигало простое понимание, что моя жертва станет не такой большой, как если у меня отнимут отца, а с ним и дом, в котором всё пропитано духом матери. Поэтому я решительно встала из-за стола и вышла в коридор. Но вместо того, чтобы догнать папу, неожиданно столкнулась с Ним.

Со мной случилось дежавю. Я запрокинула голову как когда-то в детстве, чтобы увидеть эти черные глаза. Всё же по взгляду человека можно многое понять и внутренне как-то подготовиться. Правда, в этой зияющей чернотой пропасти, я вообще ничего распознать не смогла. Когда Он пришел? И почему мы не услышали?