— Глупо рассуждаешь, друже. Видать, и Святополк так же, как ты, ничего не уразумел в мыслях Владимира. Ярославу Новогорода не удержать. Волю там любят и князей не жалуют. Не забывай и о том, что Владимир перед походом на Ярополка город дядьке своему отдал — варяжичу Добрыне. А потом нарушил обещание и сыновей стал присылать на княжение. Отчего Вышеслав, старший сын Владимира, в Новгороде так скоро умер? Никто того не ведает, — боярин многозначительно изогнул седую бровь. — Теперь Ярослав на Волхов заявился. Он, конечно, поумнее всех прочих сыновей Владимира будет, но, помяни мое слово, — недолго и этому сидеть в Новогороде. Добрыня хотя и стар, да хитер, как никто иной. И сын его Коснятин весь в него уродился. Вот и посуди: каково в одной берлоге двум медведям ужиться? Остальных княжичей даже в расчет принимать не стоит. Все они слишком малы и неразумны для того, чтобы бороться за власть. Пожалуй, разве что Мстислав может голос поднять, слишком смел да охоч до брани, но его Владимир-князь вообще в Тмутаракань отправил. Вроде бы почет, но слишком уж опасный — к степнякам под бок, да и Византия тоже не дремлет. Так что, сынок любезный, уж постарайся — храни покой государства Киевского. Ежели голову на плечах при этом не потеряешь. Вот и выходит, что напрасно Святополк жену свою, полячку своенравную, слушать вздумал. У бабы волос долгий да ум короткий. Именно Святополк ближе всех к киевскому престолу сидит. От Вышгорода до Киева — рукой подать да один шаг ступить.

— Да неужто? — язвительно усмехнулся воевода. — Всем давно известно, что Владимир наметил себе в преемники Бориса. Помнишь свадебный договор с Анной, византийской царевной? Только ее дети считаются законными наследниками, а все прочие рождены во грехе.

— Борис слишком молод для борьбы за власть да и честолюбием его Бог обделил. Сам уступит Киев старшему брату. А Глеб и вовсе слаб и по-девичьи нежен. Этот отрок не сумел взять власть даже в городе, что отдал ему отец. Где уж ему с Киевом совладать.

— Значит, ежели что… — приглушил голос воевода. — …ты за Святополка станешь?

— Стар я уже стал, чтобы за кого бы то ни было становиться, — резко оборвал его Блюд. — И без того есть за что у Бога прощения молить.

— Так, может, это и есть для тебя отпущение грехов — отдать сыну Ярополка то, что по твоей милости отняли у него до рождения?

— Почему я тогда поступил так, а не иначе — про то я сам знаю, — прошипел боярин с присвистом. — И никому не позволю в душу мою лезть. Про разговор твой забуду. Но боле его со мной не затевай.

* * *

— Слышала? — сияющая Рутка повернулась к младшей сестре. — Святополк теперь в Вышгороде жить будет!

— И что с того? — пожала плечами ее сестра. — Какое тебе дело до него?

— Да уж есть дело… — многозначительно протянула Рута. — Отец мне в мужья, знаешь, кого прочит? Бориса!

— Любимого сына князя Владимира? — удивилась Купава. — Что-то не верится. Неужто возможно такое?

— Для нашего батюшки нет ничего невозможного. Но только я этого не желаю! Могу Бориса тебе отдать, если Глеб наскучил.

— Как он может наскучить, ежели уехал в Муром… Да и при чем здесь Глеб? Мне просто весело с ним было…

— Ой, только мне о том не говори! Словно я не ведаю, о ком ты по ночам плачешь! Уж целый месяц глаза на мокром месте. Хотя, честно говоря, не пойму, что ты так печалишься. Зеленый совсем, хрупкий, словно девица. Наверно, и обнять, как следует, не сумеет…

— Довольно! — сердито нахмурилась Купава. — Князь Глеб добрый и ласковый, мы с самого раннего детства дружны с ним. Потому я и скучаю без него. Ты лучше расскажи о себе. Отчего о Борисе думать не хочешь? Неужто другого кого приглядела?

— Вот увижу Святополка, тогда и скажу — кого.

— А он-то при чем?

— А при том, что помню я его… — с горячностью зашептала Рута. — Маленькая я была, когда случайно на глаза ему попалась на крыльце в княжеском тереме. Глянул он на меня сверху да и говорит: «Что пригорюнилась, малая? Обидел кто? Так ты мне скажи, я накажу любого, кто такую лапушку осмелился до слез довести». А я в ответ заявила, что никто меня не обидел и сама за себя постоять сумею. Он рассмеялся так заливисто, а потом меня на руки подхватил, в губы поцеловал и сказал: «Если красавицей вырастешь, в мужья тебе лучшего молодца подберу». До сих пор помню его глаза темные…

— Так ты надеешься, что он тебя не забыл и мужа хорошего выберет?

— И почему все считают тебя разумной! — рассердилась Рута и в гневе притопнула ногой. — Я же сказала: глаза его карие помню, улыбку сладкую, кожу гладкую…

— С ума ты сошла! Неужто о Святополке мечтать вздумала… Да за эти годы он, наверно, состарился уже.

— Вот и посмотрим.

* * *

Случай увидеть князя им представился очень скоро. Возвращаясь с воскресной службы, девушки решили не спешить домой, а прогуляться по городу, уж очень хорош был морозный денек. Укутавшись в новые парчовые шубки на лисьем меху, сестры, не сговариваясь, повернули в сторону княжьего подворья и тут же испуганно отскочили прочь от дороги. Прямо на них из высоких ворот выехали отроки на фыркающих скакунах. За ними в окружении конных воинов появились длинные сани. В них сидела укутанная в теплое песцовое покрывало женщина со скучающим лицом. Рядом с ней на сером жеребце ехал мужчина в богатых одеждах.

— Святополк! — Рутка жадно впилась глазами в лицо смуглого темноглазого князя.

Конечно, за прошедшие десять лет Святополк весьма изменился — погрузнел, в длинных усах и бороде появились нити серебра. Опальный князь был мрачен и довольно зло посматривал по сторонам. Ему было душно находиться вблизи Киева под пристальным взглядом великого князя. Святополк вовсе не собирался мириться с тем положением, в котором оказался из-за предательства одного из ближних бояр. И не собирался благодарить князя Владимира за то, что его из поруба выпустил. Ничего, время бежит быстро, отец уже стар… вот тогда и посмотрим — кто станет хозяином на Руси. Нужно лишь набраться терпения и постараться найти людей, которым не по душе младшие сыновья Владимира. Думается, таких будет предостаточно.

Хмурый взгляд Святополка случайно упал на двух девушек, замерших возле высокой рябины, среди заиндевелых веток которой все еще рдели алые ягоды. На улице было довольно много зевак, с любопытством разглядывающих попавшего в опалу старшего сына киевского князя, но эти девицы разительно отличались от прочей толпы. Особенно одна из них — высокая статная красавица с рыжеватыми кудрями. Она была потрясающе хороша собой: огромные зеленые очи казались отражением колдовского озера, лукавый рот был словно создан для пылких лобзаний, в пышных волосах мерцали хрусталики шестигранных снежинок, высокая грудь под нарядной шубкой неровно вздымалась, и было заметно, что девушка слегка дрожит то ли от холода, то ли от волнения. Ее лицо озарялось легким румянцем, и девица эта была похожа на спелое наливное яблочко, которое нестерпимо хотелось укусить. Заглянув в ее очи, Святополк с удивлением понял, что девушка откровенно любуется им вместо того, чтобы сочувствовать или злорадствовать, как делают все остальные горожане.

— Княже, тебе не стоит задерживаться, — негромко заметил подъехавший к Святополку молодой сотник Тур. — Пока еще до Киева доберемся. Светлый князь будет сердиться, ежели припозднимся.

Князь недовольно взглянул на него и только тогда сообразил, что, пока разглядывал девушку, сани в окружении ратников успели проехать довольно далеко, и княгиня Регелинда уже недовольно оглядывалась назад, да и все прочие с усмешками смотрели на князя, замершего возле боярских дочерей.

Сердито дернув усом, князь тронул коня и, не оглядываясь, устремился вслед за своей супругой.

* * *

— Ты видела?! Он вспомнил меня! Я знала! Я знала, что он не забудет обо мне! — горячо зашептала Рута, когда они с Купавой вернулись в свою светлицу.

— Да что ты радуешься! Он же старый! И глаза у него такие… — младшая сестра даже поежилась. — Злой он человек, нехороший… Мрачный и опасный, как… змей трехголовый… Того и гляди, сожрет или огнем спалит.

— Уже опалил! Сердечко мое опалил! Люблю я его, Купавушка! Ох, как люблю!..

— Да ты что! Уж княжич-то Борис во сто крат краше будет! Быть может, отец и впрямь сумеет выдать тебя за него. Подумай: стать женой любимого сына князя Владимира…

— Вот и забирай его себе! А я люблю Святополка и замуж пойду только за него.

— Так ведь он женат! — охнула Купава.

— И что? — легкомысленно встряхнула головой Рута, и налобные подвески насмешливо зазвенели в такт ее речи. — У Владимира вон сколько жен было. Даже после крещения и венчания с Анной умудрился взять в жены чешскую королевну, после нее — дочь валашского царя, да и к Гореславе-Рогнеде полоцкой не забывал наведываться. Когда же в Киеве внучка германского императора появилась, византийской царевне и вовсе ничего другого не осталось, как монахиней стать, к Рогнеде присоединиться.

— Анна кроткая и добрая была. А мужу своему все прощала потому, что детей долго родить не могла. А полячку эту видела? Супруга Святополка сама тебя монахиней сделает. Или еще что похуже. Забудь о нем, сестрица милая. С твоей ли красотой на старика заглядываться!

— Никто другой мне не нужен! Разве молодой неразумный мальчишка может сравниться с таким мужем! Уж он-то наверняка знает, как зажечь мое тело любовью! Ах, как мне хочется ощутить силу его рук, жар его губ, дыхание его любви!.. Не отговаривай меня. Я уже все решила. Мне бы лишь словом с моим желанным перемолвиться, а потом брошусь в ноги к отцу. Батюшка для любимой дочки сил не пожалеет и поможет моему счастью.

— Отец не дозволит тебе стать женой Святополка! Да и великий князь вряд ли одобрит такое…

— Все равно добьюсь своего. Не женой, так полюбовницей стану. Видала, как Святополк на меня смотрел? Мне бы только встретиться с ним наедине…

Рута искала любую возможность увидеться со своим любимым. И порой ей это удавалось.

Боярин Блюд был весьма уважаемым человеком в Вышгороде и Киеве. Ни один пир не обходился без его участия, и дочери нередко сопровождали его. Правда, молодым девушкам не полагалось присутствовать в палатах, где столы ломились от угощений, вино и мед лились реками, а шумные гости веселились подчас до утра. Но зато сестры могли вместе с другими девушками с любопытством глазеть на пирующих, спрятавшись за высокими резными столбами или же укрывшись за бархатными занавесями.

Отправляясь на княжий двор, Рута каждый раз надеялась попасть на глаза Святополку, но все было напрасно — князь по сторонам особо не смотрел и вел бесконечные доверительные беседы со своими гостями. Порой он чрезмерно напивался, но вместо того, чтобы веселиться, мрачнел еще больше. И самое главное — рядом с ним всегда сидела княгиня Регелинда, его супруга, с высокомерной усмешкой взирающая на пьяных бояр и именитых горожан.

Вернувшись домой, Рута принималась горько плакать и жаловаться сестре на свою злосчастную судьбу. Слушая ее причитания, Купава не раз думала о том, что никогда не позволит себе вот так потерять голову из-за мужчины, и радовалась тому, что ее нежная привязанность к милому княжичу Глебу ничуть не похожа на безумную страсть Руты.

Ах, что бы еще тогда Купаве все рассказать матери о помыслах сестры! Не поверила она, что Рута не откажется от своей глупой задумки, хотя сестра весьма утомляла болтовней о своей неразумной любви к Святополку. Да и некогда, если честно говорить, младшей сестре думать было о заботах старшей. Все долгие зимние ночи Купава грустила о князе Глебе, весточки от которого приходили крайне редко, а дневные помыслы ее были заняты маленьким братиком.

* * *

Ярок родился слабым и до пяти лет не мог даже на ноги встать, простуда и кашель стали его постоянными спутниками. Блюд самых лучших лекарей приводил к сыну, но те лишь руками разводили, а их заморские лекарства в темных склянках не имели никакого действия. И тогда Купава решила, что сама будет выхаживать болезненного братца.

Будучи еще ребенком, она случайно встретилась с ведуньей Ласой. Про лесную ворожею поговаривали, что она способна за ночь промчаться на коне до моря и обратно, обернуться в волчицу и вызвать бурю. Многие опасались ее дара, но только не Купава. Девочка чувствовала, что добрее и мудрее Ласы трудно найти человека, и потому смеялась над глупыми россказнями.


Ведунья, конечно, очень многое умела, но дар ее был светлым. Не случайно Ласа, верящая в целебную силу растений, собирала травы лишь на утренней заре, после того как запоют петухи, отгоняя ночной мрак. Ворожея с радостью помогала больным, которые частенько обращались к ней, и в благодарность за помощь получала пироги, молоко и прочую снедь. Ей также было ведомо, какими растениями и цветами лучше окрашивать пряжу и полотно в яркие цвета, и эти сухие злаки у ведуньи-травницы очень охотно покупали рукодельницы. А замужние молодки тайком от мужей нередко забегали к Ласе, чтобы получить у нее совет, как сохранить красоту и молодость, и никогда не забывали щедро одаривать ведунью.