— Я сразу понял, что это мой шанс, с первой минуты! — сказал Малыш, потирая мозолистым пальцем блестящие красные бусинки. — Полковнику я приглянулся и уж выдумал себе такое прошлое, какое ему понравилось, — я, дескать, последний отпрыск уважаемой, старой виргинской семьи, человек образованный, умный, надежный, честный, вообще полностью заслуживаю доверия.

— Но ведь это все неправда? — поинтересовалась Лонни. Малыш откинул голову и расхохотался.

— Прелесть моя, да я вообще никогда не бывал в Виргинии. И мою семью никак не назовешь уважаемой. Мой папашка был… — Он помолчал. — Ну, это не важно. Я умен и хорош собой. — Он сверкнул улыбкой. — Внучке полковника не устоять передо мной. Когда я ее отыщу, она упадет в мои объятия.

Лонни хихикнула и хлопнула в ладоши.

— Неплохо для тебя!

— Да, это неплохо для меня, — согласился Малыш, кладя расшитый бусами квадратик на столик возле постели. — Может, я и не стану очень уж богатым, но моей женой будет очень красивая женщина. — Он с отсутствующим видом потер голый живот, потом его зеленые глаза весело блеснули. — А уж как только я заберу в свои руки это шоу, мигом избавлюсь от всяких дряхлых стариков и прочего хлама, который полковник вносит в платежные ведомости. Я заставлю шоу приносить прибыль, и вся она пойдет в мой карман!

И он потянулся к Лонни.

— А ты честолюбив. Мне нравятся такие мужчины.

— А хочешь знать, что мне нравится в женщинах?

— Скажи мне!

Подняв руку, Малыш приложил палец к полным полураскрытым губам женщины.

— Мне нравятся вот такие пухленькие, влажные губки, как у тебя!

Лонни расхохоталась.

И вновь принялась развлекать Малыша Чероки.

Глава 29

— Я никогда не забуду. — сказала Золотая Звезда, — речь нашего вождя в пятьдесят девятом, когда белый человек открывал железную дорогу, проложенную через наши земли.

Старая индианка поднесла к губам ледяную бутылку кока-колы, и ее пергаментные веки опустились от удовольствия и от воспоминаний.

Золотая Звезда очень любила сладкую шипучую кока-колу — больше, чем ее любят иные дети. Если в ее искривленные артритом руки попадала бутылка охлажденной шипучки, Золотая Звезда бывала абсолютно довольна жизнью. И в такие минуты любила поговорить о днях минувших и рассказывать всякому, кто готов был ее слушать, обо всем, что помнила о родном племени шошонов.

Это было утром, после того как Диана отправилась в вигвам Хранителя Звезд, и любила его, и покинула его. Золотая Звезда ничего не знала об их ночном свидании, не догадывалась о сумятице, царившей в душе молодой женщины. Она крепко спала в тот час, когда разгневанный Хранитель Звезд втолкнул Диану в ее темное жилище.

Золотая Звезда не проснулась. Она не видела, как Диана проскользнула на свою половину вигвама, сняла испачканную маслом одежду и нервно смыла со своего тела все следы прикосновений Хранителя Звезд. Старая женщина не слышала, как Диана, не в силах сдержаться, рыдала в подушку. И даже не подозревала, что бледнолицая красавица всю ночь не сомкнула глаз.

— Да я и сейчас помню каждое слово той речи, которую вождь Вашаки произнес давным-давно, — повторила Золотая Звезда. Она вытянула из бутылки последние капли кока-колы. — Тебе хотелось бы услышать кое-что из этой речи, Бледнолицая ?

— Да. Да, конечно, — солгала Диана. Она с трудом улыбнулась Золотой Звезде. — Расскажи мне, что он говорил.

Золотая Звезда перевернула бутылку, надеясь, что внутри осталось еще хоть несколько капель. Но бутылка была абсолютно пуста. Состроив огорченную гримаску, Золотая Звезда оставила бутылку и уселась поудобнее.

— Это был прекрасный день, но вождь Вашаки выглядел несчастным, очень встревоженным. Он встал перед нами и сказал: «Я не только ваш вождь, но еще и старый человек. И потому моя обязанность — дать вам совет. Я знаю, как это трудно для молодых — прислушиваться к голосу старости. Старая кровь ползет, как змея, а молодая кровь несется, как горный поток. Когда-то и я был молодым, дети мои, и думал так же, как вы сейчас. Тогда мой народ был сильным, а мой голос громким, и он призывал к войне… Вы не должны бороться с белыми. Я не только не советую вам этого делать, я запрещаю вам это».

Золотая Звезда умолкла.

Диана внимательно посмотрела на старую женщину.

— Золотая Звезда, ты меня удивляешь. Неужели ты так запомнила слова своего вождя?

— Я так и знала, ты не поймешь, Бледнолицая. Вождь Вашаки — как бог для нашего народа. Мы все…

— Подожди… ты хочешь сказать, он жив?

— Он не намного старше меня. — Ее черный глаз подмигнул Диане, и она спросила: — А ты не хотела бы познакомиться с ним?

— Да, — искренне воскликнула Диана. — Да, хотела бы!

— Я попрошу Хранителя Звезд отвести тебя к вождю сегодня днем, — заявила Золотая Звезда.

Диана, и без того бледная, побледнела еще сильнее.

— Ох, нет… я не думала, что прямо сегодня… пожалуйста… — Она отчаянно затрясла головой. — Лучше как-нибудь в другой раз.

— А что случилось? У тебя есть сегодня дела поинтереснее?

— Нет. Нет. Я… просто… я постирала утром блузку и юбку, они еще не высохли, а это пурпурное платье, оно…

— Помоги-ка мне, Бледнолицая. Я найду для тебя что-нибудь.

Диана с трудом улыбнулась и снова покачала головой.

— Золотая Звезда, твои платья едва прикроют мне… нет. — Она умолкла.

— Помоги мне встать, — повторила индианка. — Я сохранила платья, принадлежавшие матери Хранителя Звезд, Дочери Звезд. А она была почти такая же, как ты.

Диана помогла Золотой Звезде подняться, но продолжала протестовать:

— Я не могу надеть вещь, которая так много значит для тебя.

Золотая Звезда не обратила на ее слова ни малейшего внимания. Она просеменила к большому деревянному сундуку, стоявшему возле меховой постели, и жестом приказала Диане поднять крышку. Из пахнувшей кедром глубины сундука Золотая Звезда достала аккуратно завернутое в папиросную бумагу бледно-желтое платье из мягкой замши, расшитое голубыми бусами; подол украшала бахрома.

Золотая Звезда любовно погладила бусинки.

— Цвет этих бусин выбран не просто так, он спе… спифи…

— Специфический?

— Да! Вот это слово я и искала. В нем особое значение. Восхищенная прекрасным и хорошо сохранившимся платьем, Диана кивнула.

— Небо — голубое, как эти бусы на платье моей дочери, — может отражаться в воде, такой же голубой. Бусы могут означать и воду, и небо. Или далекие горы — к вечеру они становятся такими же голубыми. — Золотая Звезда улыбнулась и добавила: — И они могут означать все сразу.

— Платье слишком хорошо для меня, я… — сказала Диана.

— Ты наденешь его! Если собираешься пойти к нашему вождю, ты должна быть одета соответствующим образом. — Старая женщина нахмурилась, черные глаза вспыхнули. — Наши люди похожи на вас, Бледнолицая. Когда идут в гости к уважаемому человеку, они надевают свою лучшую одежду!

Не видя путей к отступлению, Диана неуверенно произнесла:

— Золотая Звезда, мне просто неприятно, что тебе придется просить Хранителя Звезд…

Золотая Звезда сделала широкий жест.

— Не тревожься об этом. Хранитель Звезд будет рад отвести тебя к вождю.

Он не был рад, но его бабушка не догадалась об этом.

Когда ровно в два часа Хранитель Звезд перевел взгляд темных глаз на Диану, она увидела, как сжались его челюсти, как в глазах сверкнула ярость. Он был глубоко оскорблен, увидев Диану в платье матери. Диана просто недостойна была носить это платье. Щеки Дианы залила краска, потому что перед ее глазами живо и ярко встали картины прошедшей ночи… она и мучилась этими воспоминаниями, и стыдилась их.

Хранитель Звезд чуть заметно кивнул Диане. Его подчеркнутая холодность окатила Диану, как поток ледяной воды.

— Внук, вынь-ка орлиное перо из волос, — потребовала Золотая Звезда. — Я хочу показать его Бледнолицей.

Старая женщина не заметила легкой гримасы, исказившей лицо внука. Держа перо в руке она повернулась к Диане:

— Видишь ряды красных бусин вокруг стержня? Каждый ряд означает сражение, в котором принимал участие владелец пера.

Диана с трудом кивнула и улыбнулась, даже не пытаясь заговорить, — она боялась, что сейчас заплачет.

— Это перо принадлежало отцу Хранителя Звезд, храброму вождю Красная Лисица.

Снова втыкая перо в волосы, Хранитель Звезд нетерпеливо произнес:

— Нам пора идти. Тебе лучше надеть шляпу, бабушка. Солнце очень сильно печет.

Старая женщина улыбнулась с видом человека, таящего преинтереснейший секрет.

— Мне не нужна шляпа, Хранитель Звезд. Я не иду с вами.

— Не идешь? — в один голос воскликнули Хранитель Звезд и Диана.

Веселый детский смех сорвался с губ Золотой Звезды.

— Я могу повидать вождя в любое время. А сейчас мне хочется отдохнуть. Вы пойдете без меня.

Ничего другого им и не оставалось.

И хмурый, неразговорчивый Хранитель Звезд неохотно повел такую же хмурую и неразговорчивую Диану к хижине вождя Вашаки, расположенной на самом берегу Уинд-Ривер. За время двадцатиминутной прогулки оба они не произнесли ни слова.

Диана была искренне удивлена, увидев очень энергичного и гордого старого человека с копной серебряных волос, падавших ему на плечи. Он, похоже, обрадовался визиту, тепло пожал руку Дианы, когда Хранитель Звезд представил ему девушку, и крепко обнял его самого.

Стены безупречно чистого жилища были увешаны написанными маслом картинами — это были произведения вождя. Он засиял от гордости, когда Диана попросила объяснить, что значит каждая картина. Крепкие плечи старого шошона расправились, когда он рассказывал о своих творениях.

Он застенчиво улыбнулся:

— Наверное, я кажусь тебе глупым стариком, Бледнолицая. — И прежде чем она успела произнести хоть слово, повернулся к Хранителю Звезд. — Давно уже меня не навещали такие хорошенькие женщины. — Вашаки спросил: — Вы пришли, чтобы получить мое благословение? Я даю его вам! Женитесь, дети мои! — Серебряная голова несколько раз качнулась. — Мне сразу понравилась Бледнолицая.

— Мне она тоже нравится, — сказал Хранитель Звезд спокойным голосом, в котором не слышалось никакого сарказма. — Но мы просто друзья, и ничего больше.

— Очень плохо, — отозвался Вашаки. — Ну может быть, вы еще…

— Покажи Бледнолицей твое особое седло, — попросил Хранитель Звезд, мягко перебив вождя.

— А я его еще не показывал? — спросил вождь Диану.

— Нет-нет. Мне очень хотелось бы на него взглянуть.

— Идем.

Старый вождь взял Диану за руку и с неожиданной силой повлек в комнату, служившую ему спальней. Там, на специальных козлах, лежало очень красивое блестящее седло, щедро украшенное серебром.

Почти благоговейно поглаживая его, вождь сказал:

— Ваш Большой Белый Отец, президент, прислал мне это седло много лет назад.

Хранитель Звезд уточнил:

— Президент наградил вождя за помощь армии Соединенных Штатов. За неизменную верность белым людям.

Кивнув, вождь Вашаки добавил:

— Большой Белый Отец даже сменил название Кэмп-Брауна на форт Вашаки! — Он посмотрел на Диану и ткнул себя пальцем в широкую грудь. — Он назвал форт моим именем!

— Это большая честь, но вы ее заслужили, — сказала Диана. — И вы, наверное, очень гордитесь этим.

Прислонившись мускулистым плечом к косяку двери, Хранитель Звезд сказал:

— Расскажи ей об официальной церемонии, вождь. О том дне, когда тебе преподнесли это седло.

Черные глаза вождя блеснули от приятных воспоминаний. Вашаки взволнованно произнес:

— Это был большой праздник, большой! Там были сотни людей, белых и красных. Военные маршировали, оркестр играл, и… и все говорили, много было речей!

Диана тепло улыбнулась вождю.

— Могу поспорить, ваша речь была наилучшей. Вождь Вашаки улыбнулся, но промолчал.

— Это верно. — Хранитель Звезд подошел к старому вождю и обнял его за плечи. — Ты ведь помнишь, что ты сказал в тот день, вождь?

Черные глаза вождя скрылись в веселых морщинках.

— Нет! Давно это было!

Обращаясь к Диане, Хранитель Звезд сказал:

— Он просто очень скромный человек. Он прекрасно все помнит.

— Ну хватит о том дне, — вдруг довольно резко произнес вождь. — Лучше сядем и поговорим. Расскажи-ка о себе, что ты делал с тех пор, как я в последний раз тебя видел.

Они провели у вождя почти час, старый шошон устал; его глаза то и дело закрывались. Диана и Хранитель Звезд одновременно заметили это, и Диана сказала, что им пора уходить. Старый вождь вежливо возразил, но они пообещали вскоре прийти снова. А когда они выходили на улицу, он уже заснул в своем кресле.

— Так что же сказал вождь в тот день, когда ему преподнесли седло? — спросила Диана.

— Бабушка вспоминала, что он во время всей церемонии простоял, скрестив руки на груди; он молчал, но видно было, что он глубоко тронут подарком. Когда пришел его черед говорить, он долго не мог найти слов. Наконец он сказал вот что: «Будьте добры к белому человеку — он чувствует головой и говорит о своих чувствах. Будьте добры к индейцу — он чувствует сердцем, а у сердца нет языка».