И я честно отвечу:

– Из «Хэрродз», дорогая.

– Над чем ты смеешься? – спросил Ник.

– Ничего, – глупо хихикнула я. – Это я о своем.

Мы выбрались на свежий воздух, и Ник прислонил меня к стене дома, чтобы я не упала.

– Ты не можешь вести машину в таком состоянии, – сказала я.

Ник приложил палец к моим губам.

– Тише, – прошептал он и посмотрел мне в глаза. Я не отвела взгляд. Ник наклонился ближе. Еще ближе. – Тише.

А потом он меня поцеловал. Сказочные теплые поцелуи со вкусом шампанского и «Мальборо лайт». А может быть, это я его поцеловала. Соединились губы, сплелись языки. Пушистые ресницы Ника щекотали мое лицо. Пальцы Ника переплелись с моими, медленно гладили мою руку, каждый палец по отдельности, скрепляя наше соглашение. Я превратилась в воск в его руках. Опьяненная и одурманенная. Ради такого поцелуя я могла бы пойти на край света. Я чувствовала спиной каждый кирпич, так сильно он прижимал меня к стене своим телом. Моя рука оказалась у него под курткой. Его тело жгло меня сквозь рубашку. Я летела на ковре-самолете над кенсингтонским смогом туда, где существовал только этот поцелуй. Пока гудок такси не вернул меня к реальности.

– Прости, я не могу. Мне очень жаль, но я не могу, – сказала я. – Я только что вспомнила. Я замужем.

2

Я лежала в постели и пыталась не шевелиться. Огромный свинцовый шар перекатывался в моем черепе, но мне казалось: если не двигаться, он не попадет мне в глаза. Может быть, если задержать дыхание, боль исчезнет.

– Хочешь чаю?

Я не могла покачать головой. Слишком больно. Я помахала пальцем, чтобы сказать «нет». Это тоже было больно. Эндрю присел на постель с озабоченным видом. Когда он беспокоится, он поднимает брови домиком, как герой мультфильма.

– Бедный зайчик!

– Мне кажется, я отравилась, – прохрипела я. – Я вчера ела креветки. По-моему, у них был какой-то не такой запах.

Похоже, на способности лгать мое самочувствие совсем не отразилось. Здесь я в прекрасной форме.

– Давай я позвоню к тебе на работу.

– Правда? Поговори с Джефом из фотоотдела. Скажи, что я приду после обеда. Скажи, чтобы он послал Питера в Музей мадам Тюссо.

– Вызвать тебе врача?

– Нет-нет. Я буду в норме. Только нужно спокойно полежать.

– Ладно. Я позвоню тебе. Я тебя люблю, зайчик.

– Я тоже тебя люблю.

Он нежно поцеловал меня в лоб – ох! – и на цыпочках вышел.

В этом весь Эндрю. Мой муж. Разве это не фантастика? Мы женаты уже почти три года. Три спокойных года жизни после десяти лет приключений в стихии контакта. К черту проклятый контакт! Я не думала, что он будет происходить и после моего замужества. Меня никто не предупредил об этом. Что же мне теперь делать? Хорошо, что я вовремя опомнилась. Ник был просто шокирован, как любой на его месте, но повел себя как настоящий джентльмен. Остановил такси. Сказал, что надеется, что у меня все будет хорошо. Я старательно затолкала лестницу в машину.

Господи! Я закончу так, как эти старухи, бродящие по Хай-роуд в Килбурне в тапках из бумаги и веревок, злобно кричащие вслед прохожим.

С Эндрю все было необычно: когда мы с ним встретились, никакого контакта не произошло. Именно поэтому я поняла, что наши отношения основаны на настоящей любви, а не просто на желании, или на электричестве, или на лазерных лучах, или что там стоит за непреодолимой силой контакта. У нас с Эндрю все происходило постепенно. Это не было внезапное влечение. Ну, по крайней мере, с моей стороны.

Мы познакомились шесть лет назад на лыжной базе в Австрии, жили в одном шале. Нас было двенадцать. Джил, моя лучшая подруга с шестого класса, ее друг Саймон, сестра Саймона Айрис, юрист-стажер, и куча приятелей Айрис, помешанных на горных лыжах. Эндрю – экономист, поэтому мне казалось, что у нас не может быть ничего общего. К тому же он не выше 175 сантиметров, так что мой локатор его просто не улавливал.

Я как раз рассталась с Джастином (рост 190,5 см, развевающиеся черные волосы) и наслаждалась своими страданиями и жалостью к себе. Я встречалась с Джастином почта пять месяцев – для меня это рекорд, – прежде чем получила: «Я не готов к серьезным отношениям», что в данном случае можно было перевести как: «Моя подружка, о которой я забыл тебе рассказать, завтра возвращается из Австралии».

Словом, Эндрю ходил за мной несколько дней, прежде чем я наконец заметила, что он это делает. За завтраком в шале он как-то все время оказывался на моем конце стола, когда я отправлялась на подъемник, неожиданно получалось, что он уже занял мне место. Мы с Джил занимались сноубордом, и вместо того чтобы скакать по кочкам до умопомрачения с другими парнями, Эндрю заявил, что он хочет учиться сноуборду. И это несмотря на дико дорогие новые лыжные ботинки.

В нашем шале были всего две ванные комнаты, и каждый день Эндрю шествовал через гостиную с голой грудью и полотенцем вокруг бедер, направляясь в душ, так что я имела полную возможность ознакомиться с его астеничным телосложением. Каждый вечер в баре у дороги рядом с ним оказывался свободный стул для меня.

Однажды на обратном пути в шале он даже держал меня за руку, но я решила, что мы просто боялись поскользнуться. Я не замечала этих знаков. Я просто не хотела их замечать. Он был не мой тип.

В последний день мы с Джил решили, что набитых синяков нам хватит до конца жизни. Никто нас не предупредил, что, когда падаешь со сноуборда, чувствуешь себя так, словно тобой выстрелили из пушки, а мы падали по тридцать раз в день. Поэтому мы взяли напрокат лыжи и отправились вместе с остальными, надеясь приятно отдохнуть. Однако они катались уже неделю, а мы с Джил не вставали на лыжи два года. Естественно, на спуске по красной трассе мы остались далеко позади. Я делала жалкие повороты плугом, покрывая все пространство горы. Я смутно помнила, что инструктор когда-то говорил мне: «Если боишься – наклоняйся к склону». Но мне не хотелось остаться одной на горе, поэтому я преодолела страх, тут же налетела на лед и проехала сто метров вниз лицом по снегу. Мои лыжи при этом ехали за мной. Позвольте представиться, Линди Ашер, человек-санки. Но пока я так летела, случилась странная вещь. Кроме основного опасения: «Надеюсь, что меня не вынесет на камень», в моей голове засела мысль: «Надеюсь, Эндрю видит это».

Не представляю, что меня заставило думать, что на него произведет сильное впечатление мое, надо признаться, эффектное падение, но так и случилось. Когда я остановилась и вытряхнула снег из очков, он оказался рядом, помог мне подняться и смеялся так громко, что я испугалась, что у него все пломбы вылетят.

Вечером мы лепили снеговика – только вдвоем, а когда упали вместе в сугроб, Эндрю поцеловал меня. Это был холодный поцелуй, но не такой холодный, как я к этому моменту. Я позволила ему один раз меня поцеловать, затем бросила ему на макушку снежок и, смеясь, убежала в дом. Эндрю оставался после моего отъезда еще на неделю, но на следующее утро я позволила ему встать в пять часов, чтобы помочь мне донести чемодан до автобуса. Я даже не поцеловала его на прощание. Не мой тип.

Я не рассказывала Джил, что он поцеловал меня. Мне не хотелось, чтобы она подумала, что мои стандарты упали так низко после Джастина и я пустилась во все тяжкие с экономистами. Но пока мы ждали приглашения на посадку, и Рассел, и Грег успели спросить у меня, собираюсь ли я встречаться с Эндрю в Лондоне.

– Нет, вряд ли, – ответила я небрежно. – Это просто курортный роман.

– А ты хоть понимаешь, что Эндрю от тебя без ума? – спросил Грег. – Он очень преданный. Он не бабник. Ты просто должна дать ему шанс. Такие хорошие парни, как Эндрю, на дороге не валяются.

Тут я как раз вспомнила, как вечером в метель послала Эндрю в магазин, потому что мне было скучно и захотелось поиграть в триктрак. И как он охотно спустился со мной в долину, когда у меня сломалось крепление, и потерял полдня катания. Передо мной встало его огорченное лицо, когда он сегодня смотрел вслед отъезжавшему автобусу. А вслед за этим чередой прошли самодовольные подонки, с которыми я путалась всю жизнь. Понятно, почему я решила, что Эндрю – не мой тип. Он просто хороший парень! Я ни одного из них еще не встречала!

Весь полет я морально рвала волосы на голове. Что я наделала! Может быть, уже поздно что-то исправить? Что, если он выбросит меня из головы?

На следующий день, в воскресенье, я провела полдня, в ажиотаже бегая по квартире, пока не наступило полвосьмого вечера по австрийскому времени, когда, как я знала, все собирались в баре выпить перед обедом. С трудом дождавшись нужного момента, я позвонила в надежде, что на карточке отеля указан правильный номер телефона.

Мне ответил Адам, один из лыжных тренеров.

– Позовите, пожалуйста, Эндрю.

– О, привет! Это ты, Линди?

Я была потрясена. Если бы меня спросили, кто я, я бы сказала, что сестра Эндрю, но, похоже, все воспринимали нас как одно целое, а я даже не подозревала об этом.


В первое свидание, вместо того чтобы повести меня в модный ресторан, Эндрю приготовил ужин у себя дома в Майда-вейл: цыпленок табака, салат, молодая кукуруза. Он даже сделал соус. Когда я приехала, он готовил на десерт шоколадный мусс. Я сфотографировала его за этим занятием, потому что никогда раньше не видела мужчину, делающего шоколадный мусс.

Неожиданно меня охватила паника. А вдруг он гомосексуалист?

Но после ужина он убедительно продемонстрировал свою традиционную ориентацию – и даже дважды. Я даже простила его за то, что перед этим он методично загрузил грязную посуду в машину.


– Как ты считаешь, у него привлекательная внешность? – спросила я Джил, показывая шоколадные фото Эндрю.

– Ну, не то чтобы привлекательная.

– Но ведь его не назовешь некрасивым?

– Нет, конечно, нет.

– У него красивые глаза, правда?

– Потрясающие. Мне нравятся карие глаза. Очень романтичные. Он кажется тебе смешным?

– По крайней мере, его одежда.

– Но ты можешь купить ему другую.

– Да, ты права.

– Ну а как он в постели? Ну ты понимаешь.

– О, очень хорошо. На самом деле.

– Ну, сначала всегда хорошо, правда? – сказала Джил. – Три раза за ночь, сзади, сбоку, на холодильнике. Но это длится недолго, не так ли?

– Недолго?

Я еще ни с кем не встречалась столько, чтобы это проверить. Я опять задумчиво посмотрела на фотографии.

– Но ты могла бы назвать его приятным? – спросила я снова.

– Сколько, ты сказала, он получает?

– Сорок тысяч.

– Поверь мне, – сказала Джил. – Он просто потрясающий.


Мне было в новинку встречаться с мужчиной, который меня обожал. Это было поразительно. Почему я раньше этого не испытала? Казалось, Эндрю было все равно, что я делала или как выглядела, для него я всегда была самой лучшей, его любимым зайчиком.

Помню, однажды я вернулась из спортзала и рассказала ему о женщине, с которой встретилась в раздевалке.

– У нее потрясающая фигура, когда она одета, – говорила я. – Но когда я увидела ее выходящей из душа, оказалось, что у нее ужасный целлюлит.

– А что такое целлюлит? – захотел узнать Эндрю.

Мне трудно себе представить, что кто-то, живя в современном мире, набитом женскими журналами, не знает, что такое целлюлит, но я все-таки объяснила:

– Понимаешь, это такие бугристые жировые отложения у женщин на бедрах.

Эндрю посмотрел на меня совершенно ошарашенный.

– Но ведь у тебя ничего такого нет, правда, зайчик? – простонал он.

Теперь я смотрела на него в крайнем удивлении. К этому моменту он видел меня голой не меньше четырехсот раз, но почему-то не заметил волнистой поверхности моих бедер.

– Нет, дорогой, конечно, у меня нет ничего подобного, – успокоила я Эндрю, благословляя в душе близоруких мужчин.

Вы ведь понимаете, что после этого я не могла не выйти за него замуж! Мы встречались уже два года, когда он загнал меня в отель за городом, вытащил обручальное кольцо, встал на одно колено, ну и так далее. Я плакала. Он плакал. Мы были очень счастливы.

Мои родители тоже обожали Эндрю. Особенно после того, как я сообщила, что, когда его сделают партнером – а это обязательно произойдет лет через пять или шесть, – я смогу убрать на чердак свою алюминиевую лестницу, переехать за город и выращивать лошадей. Или даже завести пару коз.

Что же случилось с моей головой, когда я собралась отправить все это псу под хвост, всего лишь посмотрев в глаза незнакомому парню в забитом народом помещении? Черт возьми, ведь это же прелюбодейство! В списке смертных грехов оно где-то между убийством и пожеланием осла ближнего своего, если я ничего не путаю.