Медленным и утомительным было возвращение на ранчо. Ребекка, Патрик, да и Рори измотались вконец.

– Я понимаю, Ребекка, тебе хуже, чем всем нам, – сочувственно сказал Рори, и, конечно, был прав.

Призрак убитого ею человека постоянно возникал перед мысленным взором Ребекки. Она нарушила самую главную библейскую заповедь, а для женщины, воспитанной в религиозной семье, нет греха страшнее этого. Часть души Ребекки начисто выгорела. Генри Снейд, который считался ее самым лучшим другом, чья доброжелательная улыбка согревала ее на протяжении стольких лет, оказался самым страшным врагом, и она воткнула в него нож, обагрив свои руки кровью.

– О, Рори! Как он мог все это таить в себе! Сколько ж в нем было подлости, лжи и жестокости… И еще он так спокойно говорил, что жалеет меня. Может быть, он был сумасшедшим?

– Наверное… Он сходил с ума от ревности. И ко мне, и к Амосу, и к его богатству… А больше всего он ревновал к нашей с тобой любви!

21

Еще одна ночь, проведенная на ранчо покойного Амоса, была для Ребекки мучительным испытанием, но все же она покорилась обстоятельствам. Темнота сгустилась, и было неизвестно, какие еще призраки могли поджидать путников в ночи. Да и Патрику опять стало плохо, и он метался в бреду.

Ей с трудом удалось успокоить Майкла, измученного страшными видениями. Мальчик все вспоминал, как после веселого пикника они с Пэтси вернулись в опустевший разгромленный дом. Ребекка и Патрик исчезли, словно испарились в зыбком мареве, а ошеломленные слуги не могли толком ответить на их вопросы.

Все же Майкл наконец уснул, но тут явился Эфраим Синклер. Его визит опять встревожил Ребекку.

Спустившись по лестнице, она услышала разговор двух мужчин в гостиной.

– Мне легче сообщить Леа о смерти Генри. Я ведь посторонний человек, – говорил Рори, на что Эфраим внезапно возразил:

– Теперь ты наш… член нашей семьи. И незачем тебе взваливать всю ношу на себя. Это я больше всего виновен в обрушившейся беде. И я обязан сказать ей правду.

Ребекка не смогла вынести это горькое покаяние отца. Она вошла в комнату и опустилась к ногам Эфраима.

– Не укоряй себя, папа. Я по-прежнему люблю тебя!

– Люби своего супруга, Ребекка. И тогда сердце твое успокоится, – торжественно произнес Эфраим. – Леа и ее дети отправятся в Бостон к нашим родственникам, и я надеюсь, что обретут там новую семью. Да поможет им Господь! А сейчас мой долг сообщить твоей сестре о смерти ее супруга.

С этими словами священник удалился, поцеловав на прощание дочь.

– Я потеряла веру в отца, я убила зятя, я не знаю, как объяснить сыну, кто его настоящий отец… Какая-то пустота окружает меня…

– Но у тебя есть я – твой Рори Мадиган!

Его губы с нежностью прикоснулись к ее губам.

– Ты самый лучший на свете врач, так исцели меня, – попросила она.

Поцелуй сотворил чудо. Их иссушенные, потрескавшиеся от лихорадочного жара губы вдруг стали мягкими и ласковыми.


Эту ночь они провели без любви, хотя спали рядом, тесно прижавшись друг к другу. Накануне Рори не позаботился задернуть шторы на ночь, и первые лучи восходящего солнца разбудили его.

Он осторожно оделся и покинул комнату, не потревожив спящую Ребекку. Неотложные дела ждали его.

Келсо, проведший ночь взаперти в ледяном погребе, вполне достиг того состояния, чтобы выложить всю правду перед федеральным судебным следователем. Его нужно было доставить в Карсон-Сити, а заодно передать властям документы и деньги покойного Амоса.

Рори торопливо проглотил чашку крепчайшего кофе, проверил оружие, приказал конюху запрячь лошадей в один из экипажей Амоса, а сам оседлал Красномундирника.

Ребекка только притворялась спящей и слышала, как собирается в дорогу ее муж. «Возвращайся ко мне скорее, любимый», – прошептала она.

Прошедшая ночь была полна спокойной нежности, которую могут ощущать только супруги, прожившие вместе долгие годы. «А ведь уже восемь лет прошло после нашего первого поцелуя на капустной грядке», – подумала Ребекка и улыбнулась.

Вдруг ей показалось, что кто-то ее зовет. Это не мог быть Рори – ведь он уехал. И не Майкл, и не Пэтси – ведь они еще спят в этот ранний час. Но ласковый зов все-таки прозвучал в утренней тишине, и она догадалась, кто это!

Значит, их краткие и бурные свидания с Рори Мадиганом не остались без последствий.

Эпилог

Уэлсвилл, лето 1879 года

Ребекка и Рори, держа за руки Майкла, стояли во втором ряду среди многочисленных приглашенных на церемонию жителей Уэлсвилла. А главными действующими лицами были Патрик Мадиган и Селия Кинкайд – крестные отец и мать новорожденного.

Они бережно поднесли священнику крохотное тельце и опустили его в купель.

– Почему он так громко плачет? – спросил шепотом Майкл у матери.

– Маленькие дети всегда плачут. И ты тоже плакал при крещении.

– Нет, я не плакал. Я не плакса… – настаивал мальчик. – А почему плачет дедушка?

– От радости. От нее тоже плачут, – ответила сыну Ребекка.

Под сводами церкви торжественно прозвучал голос Эфраима Синклера:

– Я осеняю тебя благословенным крестом, новорожденный Эфраим Патрик Мадиган!

Прихожанки пресвитерианской церкви Уэлсвилла терялись в догадках, почему их преподобный пастырь пролил столько слез при совершении этого обряда крещения.