Нет, он ничего против Динки не имел. Если бы не любил собственную жену, то даже был бы и не прочь утешиться подобным образом. Но проблема-то в том, что дороже всех ему была Полина и только она одна.

Вот если бы еще и она его любила…

Но, видимо, он вел себя как-то неправильно, раз она уехала и ничего о себе не сообщила. Хотя ее можно понять, после такого-то наезда со стороны его беспардонных родственниц. Он знал, где она, у кого, но срываться за ней не решился. Просто не посмел. Она жутко обижена. Он сам бы на ее месте жутко обиделся. Нужно дать ей время остыть и успокоиться.

Но как же это трудно! Никогда не думал, что ожидание может быть таким мучительным.

К тому же брачный договор – это брачный договор, и его условия надо выполнять, хочешь ты этого или нет. В соответствии с ним срок их брака окончился, и он не вправе ее ни к чему принуждать. Хоть и очень хочется прижать к себе, поднять ее подбородок, заглянуть в глаза и потребовать даже не ответа, нет, а попросту приказать ей себя любить.

Но вот только с Полиной такой финт не прокатит. И, вообще, стоит ей строго на него посмотреть своими потрясающе красивыми глазами, и он тут же сдастся. Еще и прощения просить начнет. На коленях. Так что уж лучше не рисковать. И сохранить хотя бы остатки собственной гордости.

В понедельник она должна выйти на работу. Он узнавал, заявление об уходе она не подавала. Так что он встретится с ней и спокойно все обговорит. И скажет ей о своей любви. И попросит выкинуть к дьяволу брачный контракт. Или, если она захочет, составит новый. На любых условиях. Лишь бы она осталась с ним.

Стоявшая перед ним Дина смотрела на него как на божество, и он не знал, как ее спровадить, не обидев. Вот сидишь себе в собственном доме, никакой подлянки от жизни не ждешь, и на тебе – нарисовывается этакая красотка, уверенная, что он всю жизнь только о ней и мечтал.

Попытался объяснить снова:

– Дина, пойми, это все бабушкины фантазии. Я женат и люблю свою жену.

– Неправда! Ты не можешь ее любить! Твоя жена очень непорядочная! Ее даже твоя мама выгнала!

– Мама ошиблась и уже не раз в этом каялась!

Не слушая, Дина экзальтированно заявила, подвинувшись поближе и интимно положив руку на его плечо:

– Стас, я тебя люблю! Сильно-сильно, на всю жизнь!

– Ты меня второй раз в жизни-то и видишь! – он почувствовал, что его терпение на исходе. – И не говори, что с первого взгляда в меня влюбилась!

Но Дина никак не унималась:

– Это правда! Но любовь с первого взгляда самая сильная! – уверенная, что и он ее любит, но почему-то в этом не признается.

Стас устал ее убеждать и просто твердо приказал:

– В общем, так: ты отсюда быстренько уматываешь! Я сейчас вызову такси, и ты без разговоров едешь к себе! А я заеду к бабушке, промою ей мозги и свои ключи заберу. А то это ни в какие ворота не лезет уже!

Не обращая внимания на ее протесты, натянул на нее шубу, ухватив за локоть, свел вниз. Проходя мимо охранника, услышал:

– Что, с женой поругался? У тебя подружка в гостях, а тут жена нагрянула! Милая сценка получилась, я думаю.

– Что, Полина приезжала? – Стас не поверил своим ушам.

– Приезжала, да убежала уже, бледная такая. Думаю, развод не за горами.

Стас внимательно посмотрел по сторонам. Вокруг было пусто. Ссутулившись, небрежно усадил Дину на заднее сиденье, сел впереди, назвал бабушкин адрес. Откинул голову на спинку кресла, чувствуя мерзкий шум в ушах от нарастающей в душе паники.

– У меня другой адрес! – недовольно заявила сидящая сзади девица.

– Сама доедешь! – рявкнул в ответ Стас, у которого от ужаса все сильнее звенело в голове.

В квартире была Полина! Что она слышала? Если весь разговор, тогда поймет, что ничего между ним и Диной нет. А если сразу ушла, лишь увидав, что он не один? Что она подумала? От ярости он заскрипел зубами и с силой уперся ногами в пол. Раздался чуть слышный треск, и он сразу опомнился. Так он еще и чужую машину сломает!

Доехав до бабушкиного дома, расплатился, сунул таксисту еще одну сотню и велел доставить до дому Дину. На прощанье потребовал:

– Забудь, как меня звали!

Та промолчала, хмуро глядя в противоположное окно.

Зашел в дом, позвонил в бабушкину квартиру. Та открыла сразу. Увидев гневное лицо внука, испуганно попятилась.

– Что, страшно стало? – Стас с угрозой посмотрел на бабулю. – А девиц разного пошиба мне подсовывать не страшно?

– Я не могу смотреть, как ты страдаешь! – с надрывом выпалила Александра Ивановна. – Это рвет мое бедное сердце!

– Поэтому ты так усердно пытаешься развести меня с женой?

– Мальчик мой, ты и сам понимаешь, что вы не пара!

– Почему?

– Она наглая и грубая, к тому же из бедной семьи!

Стас сжал зубы. Разговаривать с бабушкой для него всегда было большим испытанием. Не от нее ли они все заразились снобизмом?

– Бабушка, а ты что, из богатой семьи?

– Мы никогда не были бедными.

– Это не твоя заслуга, бабуля. Ты всегда жила за чужой счет. А что ты представляешь сама по себе?

Александра Ивановна недоумевающее посмотрела на внука. Оценивать себя объективно ей никогда не доводилось.

– Я всегда была достойным человеком!

На этот счет у внука имелись большие сомнения, но озвучивать их он не стал.

– Я не о том. Я пытаюсь выяснить, что конкретно ты сделала, чтоб приумножить достояние семьи?

Бабушка угрюмо замолчала. Роль обвиняемой была для нее внове.

– Вот именно, бабуля, ни-че-го! Ты, по сути, всегда была иждивенкой. А Полина и работала, и училась. И содержала себя сама. В отличие от тебя. Так кто из вас достоин большего уважения, а, бабушка?

Александра Ивановна гордо вздернула нос.

– Я требую к себе уважения!

Стас безапелляционно объявил:

– Пока тебя уважать не за что, бабуля! И учти, я не потерплю больше вмешательства в свою жизнь. Если ты еще не заметила, то я тебе сообщаю: я вырос! Я давно уже не тот сопливый мальчуган, которого ты могла отшлепать за мелкие проказы! И отдавай мне мои ключи! Как ты их выманила у мамы, кстати?

Александра Ивановна гордо достала из шкафа связку ключей, отдала внуку.

– Твоя мать мне сама их дала!

Стас не стал оспаривать ее слова, забрал ключи, спустился вниз. И уже из машины позвонил матери.

– Мама, ты зачем дала бабке ключи от моей квартиры?

Та удивилась.

– Я ей ничего не давала. Они у меня лежат.

– Проверь!

Екатерина Федоровна пошла, посмотрела на полке.

– Они здесь. Почему ты решил, что я их отдала?

– Потому что бабушка так сказала. И у нее в самом деле есть мои ключи. Вернее, были. Я их забрал.

Вытащил ключи, внимательнее на них посмотрел. Они все были новенькие и сияющие.

– Понятно. Мама, это дубликаты. Как такое могло произойти?

– Не знаю. Я ей твои ключи не давала.

– Похоже, бабуля решила поиграть в шпионов. От твоей квартиры у нее ключи есть?

– Да.

– Забери их немедленно. Для чего ты ей их дала?

– Она их попросила один раз. Потом просто не вернула, а мне неудобно их у нее забирать. Как-никак, она моя мать.

– Значит, она пришла, когда у вас никого дома не было, нашла мои ключи, сделала дубликаты и положила оригиналы на место. И потом могла в любое время припереться ко мне домой. А охрана ее пропускала, потому что все знали, что она моя бабушка. Но я это дело прекращу.

Приехав домой, первым делом велел охране никого, кроме жены и матери, без его ведома в его квартиру не пропускать. Потом прошел по всем комнатам, озираясь по сторонам, как в чужом доме. От накатившей тоски стало плохо. Вернулся в гардеробную, нашел свадебное платье Полины, сел на пол, прижался к нему лицом и затих.


Полина устала. Почему-то за первый же день работы просто жутко устала. Субботняя встреча выбила ее из колеи, и в себя она так и не пришла. Весь субботний вечер и воскресенье просидела в отеле, никуда не выходя. Даже Анне не позвонила, хотя в Германии они регулярно говорили по скайпу.

Но сил не было ни на что. Надежда растворилась, делать ничего не хотелось. Решила все-таки встретиться со Стасом, развестись и ехать к маме. Там легче. Смена обстановки, и душа болеть перестанет. Не сразу, но все-таки.

После работы вышла из здания, сразу увидела Стаса, стоящего возле «ренджровера». Увидев ее, он шагнул к ней, замер, не говоря ни слова, просто съедая взглядом, потом подвел к машине, открыл дверцу, усадил на переднее сиденье.

Полина почувствовала, как каменеет лицо и к глазам подступают слезы.

Искоса посмотрела на Стаса. Он что, за эти полтора месяца вообще не ел? Под глазами тени, щеки ввалились, бледный какой-то. Или это плоды страстных ночей? Она непроизвольно вздохнула. Скорее всего. Что он не страдал из-за их разлуки, она более чем наглядно убедилась.

Приехали к нему. Все так же не выпуская ее руки, будто она могла куда-то исчезнуть, привел в квартиру.

– А я не помешаю? – вышло саркастично, Полина не хотела.

– Ты ничему не помешаешь, – сумрачно заверил ее Стас. – Я знаю, ты была здесь, когда я разговаривал с Диной. Ты слишком рано ушла, а то бы услышала, что я ее отругал и отправил обратно на такси.

– Вы вместе уехали, Стас, – поймала его на лжи Полина.

– Вместе, но по разным адресам. Я к бабушке, она к себе.

– К бабушке? – недоверчиво переспросила Полина.

– Да. Сказал ей пару «ласковых» слов. Это она подсунула мне эту Дину. Якобы для того, чтоб я не страдал. Видишь ли, мои страдания рвали ее чувствительное сердце.

Полина недоверчиво посмотрела на него. Страдания?

– Ты похудел.

Он пожал плечами.

– Мне было плохо. Без тебя.

Они молча смотрели в глаза друг другу, не в силах так сразу поверить. Слишком много непонимания стояло между ними.

– Но ты мне ни разу не звонил.

– Боялся услышать «нет». Так хоть какая-то надежда оставалась. – Из его уст это звучало забавно, Полина слегка усмехнулась. Такой большой, и чего-то испугался? – И ты ведь мне тоже не звонила.

– Мой телефон остался здесь.

– Но Анне ты звонила, я знаю. И я был уверен, что мне ты не звонишь, потому что не хочешь. Потому что обиделась. Но я никогда так не думал. И я знал, для чего ты взяла деньги. Мне Максимыч почти сразу сказал. Поэтому я про маму твою не спрашивал. Не хотел тебя смущать. Я же понял, ты не любишь, когда тебя жалеют.

Полина благодарно улыбнулась Стасу. Как здорово, что он ее понял и ему не нужно ничего объяснять!

– Я тоже боялась тебе звонить, – признаваться в ответ было куда легче.

– Чего? – он искренне удивился. – Ты же знала, что я тебя люблю.

– Откуда? – пришел ее черед удивляться. – Ты мне никогда об этом не говорил.

– Я тебе это каждую минуту показывал. Неужели ты думаешь, что я был бы так терпелив и нежен с любой?

Терпелив и нежен? Это так, но откуда ей было догадаться, что такой он только с ней? Он ни словом ей на это не намекал, а она никогда об этом даже не думала. Какие же мужчины и женщины разные…

Попыталась объяснить:

– Понимаешь, женщинам об этом нужно говорить. Чтоб не сомневались.

– Да? Но я тоже боялся. А вдруг бы ты посмеялась или так строго, как ты умеешь, сказала мне, что это ерунда?

Она продолжала вопросительно смотреть на него, чувствуя, как в груди что-то мелко задрожало.

– Понял. – Стас подошел ближе, почти касаясь ее грудью, и признался, не обнимая: – Я тебя люблю, только не смейся! Я, наверное, влюбился сразу, как увидел, ты мне потом несколько раз снилась. Но я упертый, если что решил, то бьюсь до победы. Но я очень рад, что Анька мне отказала. Это был, наверное, самый удачный облом в моей жизни. Потому что ты стала моей женой. Любимой женой.

И тут Полина засмеялась. Она не знала, что с ней такое, но остановиться не могла. Будто плотина, запрещающая излишний выброс эмоций, вдруг взяла и прорвалась. И все, что было внутри – страх за маму, обида, боль прошедших дней, вылилось разом, сметая все преграды.

Она хохотала и никак не могла взять себя в руки.

Сначала Стас смотрел на нее с обидой и недоумением, потом, когда по ее лицу потекли слезы, догадался, что дело не так просто. Когда она начала задыхаться, схватил ее на руки и замер, не зная, что предпринять.

Он помнил, что при истерике вроде надо дать пощечину, но у него рука не поднималась ее бить, пусть даже и в лечебных целях.

И он начал ее целовать. Глаза, лоб, щеки, лицо. Дошел до губ и прижался к ним твердыми губами. Она начала дышать ровнее, смех прекратился. Но остановиться Стас уже не смог. Отнес ее в спальню, быстро раздел, скинул свою одежду и лег рядом. Срывающимся голосом сказал:

– Будто все в первый раз, правда? – И робко спросил: – Ты не против?

– Я только за! Я тоже без тебя тосковала. И я тоже тебя люблю…


…Потом на кухне они жгли свои экземпляры брачного контракта и от души радовались, глядя, как опадают лепестки огня, унося с собой печаль и сожаление.