Владимир Яцкевич - Бродяга

Зачем ему было ломать свою жизнь, лишаться блестящей карьеры, богато обставленного дома, в котором он чувствовал себя так спокойно и уютно, из-за падшей женщины. Ведь он и так великодушен, в конце концов, все случилось помимо ее воли, разбойники насильно похитили ее.

– Рагунат, – прошептала Лиля, – скоро родится наш сын.

Она все еще надеялась достучаться до его окаменевшего сердца. Ведь не мог же он равнодушно отнестись к собственному ребенку.

– Я буду матерью вашего ребенка, – нежно проговорила она, прильнув к плечу мужа.

«Вашего ребенка», – прозвучало в ушах Рагуната. Да как она смеет! Пытается навязать ему бандитское отродье, лжет ему прямо в глаза! С таким цинизмом Рагунат не сталкивался даже во время суда над самыми отъявленными и закоренелыми преступниками! Но нет, он будет тверд и вынесет свой приговор.

Рагунат выпрямился и яростно закричал:

– Прочь! Уходи прочь немедленно, слышишь?

Лиле показалось, что ее поразила молния, земля разверзлась под ногами. Она не могла поверить, она отказывалась понимать, что муж выгоняет ее из дома, как бродячую собаку. За что?

О, великий бог Рама!

Ты изгнал любящую тебя жену Ситу.

Почему же не рухнули небеса?..

Эта грустная песня зазвучала в душе Лили, когда она, понурив голову, пошла к дверям. Каждый шаг отзывался острой болью, но еще непереносимей была душевная боль. Лиля еще надеялась, что Рагунат образумится и остановит ее, но он отвернулся будто ее и не было.

Баби довольно щурила узкие запухшие глазки. Она добилась своего, уберегла честь семьи и наказала порочную женщину не хуже бога Рамы.

Лиля вышла на улицу под проливной дождь. Она не взяла с собой даже накидки. Ей ничего не нужно было в этом доме, кроме любви, она отдала все, а взамен не получила ничего, кроме предательства.

Казалось, небеса рыдали вместе с ней, оплакивая ее судьбу. Редкие прохожие перебегали дорогу, спеша укрыться от ливня. Никто не обращал никакого внимания на беременную женщину, бредущую неизвестно куда – мало ли в городе Лакхнау бездомных бродяг, ночующих под открытым небом?

Каждый шаг давался Лиле с ужасной болью, она почувствовала, что ребенок вот-вот покинет ее тело. Кто примет его, кто прервет нить, связывающую его с матерью? Лиля огляделась, пытаясь замутненными глазами отыскать хоть маленькое местечко сухой земли. Но дождь проник повсюду, превратив улицы в потоки грязи. Неужели и земля отказывается принять ее малыша? Чем он виноват перед нею? Он был зачат в любви, а не в грехе. Она ждала его с радостью и надеждой. Бедный малыш, он еще не видел света, а мир уже продемонстрировал ему свою чудовищную жестокость. Все отнято у еще не рожденного ребенка: дом, отец, мирное и спокойное детство в окружении любящих родных… А что ему оставила судьба – только ее, мать.

Что ж, это тоже немало. Лиля подняла голову, и если бы кто-нибудь увидел ее в этот момент, он узнал бы прежнюю гордую и величавую красавицу. Она сама поможет своему малышу, все сделает ради него. Что ей боль – мало ли женщина терпит боли! Вот сейчас она соберется и, если у нее есть еще несколько минут, поищет тихое местечко, где можно будет родить сына. Ей надо только успокоиться – Рагунат, Баби и все, что с ней произошло, – все это она сейчас оставляет позади. Теперь у нее нет времени думать о них. Только ее ребенок, только она и ее ребенок.

Лиля сделала еще несколько шагов по дороге, но резкая боль заставила ее замереть. Еще мгновение – и она упала в грязную жижу. Ее малыш не захотел ждать, пока ему отыщется место в мире. Он шел в него, разрывая тело матери, но не исторгнув ни единого крика из ее пересохшего рта.

О, великий бог Рама!

Ты изгнал любящую тебя жену Ситу.

Почему же не рухнули небеса?! —

повторяла про себя Лиля, хватая руками ускользающую землю.

Небеса все-таки разверзлись, но она не видела этого. Огненный зигзаг прочертил бескрайнее небо над городом Лакхнау, на пустынной улице которого лежала без памяти маленькая хрупкая женщина, только что подарившая миру сына.

Раскат грома сотряс жилища попрятавшихся людей. Ему ответил пронзительный крик ребенка. Он родился мгновение назад, а уже спорил с небесами.

Посередине дороги лежала потерявшая сознание женщина, рядом с ней плакал и шевелил крошечными ручками и ножками только что родившийся ребенок, омываемый теплым ливнем.

Из-за сплошной стены падающей воды вышел человек, он держал над головой большой черный зонт.

Он встал возле роженицы, наступив носком дорогой кожаной туфли на край ее сари. Человек не спешил на помощь, он просто стоял и смотрел.

Сильная вспышка молнии осветила хищное лицо – это был Джагга.

Бандит внимательно оглядел малыша и остался вполне доволен – ребенок казался здоровым и сильным. В планах Джагги он играл главную роль, мальчик не должен умереть, едва родившись, – пока рано для смерти, он должен вырасти и выполнить свое предназначение.

О, с этим ребенком у Джагги связано очень многое, его будущее должно стать отмщением за прошлое, только бы ребенок выжил. О нем позаботятся, он, Джагга, проследит за этим.

Разбойник с ненавистью смотрел на копошащегося в грязи сына судьи, он мог бы уничтожить его, но пусть этот ребенок сам станет орудием мести. Джагге было за что мстить, когда-то и он появился на свет почти на улице, но он мог бы выкарабкаться из грязи, если бы не судья Рагунат.

Джагга почувствовал, как черная волна злобы захлестывает его, он опять увидел все, как будто только вчера произошли с ним события, перевернувшие всю его жизнь…

…Высокому, крепкому парню по имени Джоша надоело кидать камешки в окно своего дружка, и он заорал, что было мочи:

– Эй, Джагга! Выходи на улицу!

Семейство Джагги хорошо знали во всем городе, с ними боялись связываться, еще бы – потомственные разбойники!

Дед Джагги был темным, неграмотным бандитом, отличавшимся жестокостью и кровожадностью. Он грабил на большой дороге, не гнушаясь отнять медный кувшин у крестьянки из соседней деревни.

– Все в хозяйстве пригодится! – говаривал он, запирая на ключ очередной сундук с награбленным.

У него в подручных ходило несколько разбойников, таких же, как и он, головорезов. Они отличались от своего главаря только тем, что у них было меньше мозгов, чтобы устраивать неожиданные нападения на проезжающих купцов.

Дом Джагги стоял в пригороде, за высоким каменным забором, откуда доносилось хрипение цепных псов. Самого хозяина ненавидели и боялись, хотя он и пытался задобрить соседей, но его выдали при первом удобном случае, когда он вернулся после ограбления какой-то деревушки. Крестьянам надоели постоянные набеги, кто-то из них набрался смелости и подстрелил главаря разбойников.

Подручные привезли его домой, он сам держался в седле, но все заметили, что бандит ранен. Он остался дома и не успел скрыться, когда полиция окружила его логово. С тех пор Джагга своего деда никогда не видел.

Отец Джагги тоже воровал, но он был слишком напуган тем, как закончилась жизнь лихого главаря банды.

– Я не хочу, чтобы мой сын стал сиротой, – часто повторял он.

Отец был гораздо хитрее и изворотливее. Внешне он вел тихую жизнь обывателя, держал мелочную лавку, но на самом деле являлся королем воров в городе, а в его лавку сбывали награбленное все бандиты и карманники. Правда, получали они за свое добро очень мало, уж больно прижимистым был хозяин, но никто не отваживался открыто проявлять недовольство, тех, кто пытался спорить, находили потом в канаве с перерезанным горлом.

Джагге нравилось, что его боялись, он с детства любил оружие, носил с собой острый нож, похваляясь им перед мальчишками.

– Ты должен учиться! – кричал на него отец. – Хватит разбойников в нашем роду!

Свои слова он подкреплял увесистыми оплеухами, но Джагга не собирался вести честную жизнь, а учение нагоняло на него тоску.

– Я лучше пойду на улицу, – говорил он.

Джагга уже с детских лет пытался сколотить вокруг себя дружков, в нем говорила кровь его деда, но он не отваживался нарушать закон.

Время от времени отец исчезал. Джагга знал, что это значит – он отсиживал очередной срок в тюрьме.

Особенно плохие времена наступили, когда в городе появился судья Рагунат, он беспощадно сажал бандитов, и с ним невозможно было договориться, как с его предшественниками. Мало того, что он лично вел дела короля воров и его подручных, он выступал с такими гневными и пламенными речами, что никакие адвокаты не могли им помочь, когда они попадали на скамью подсудимых.

– Мы должны искоренить эту заразу! – говорил Рагунат. – Напрасно они рассчитывают на снисхождение. Мы должны осудить не только самих воров, но и тех, кто их окружает, кто покрывает их своим молчанием. Я не верю, что в такой семье может вырасти порядочный человек: если отец вор и бродяга, чему он может научить своих детей? Он научит их воровать и бродяжничать – и общество получит новых преступников. Надо разорвать этот замкнутый круг!

В тот день к Джагге пришел его дружок Джоша, и они отправились в город.

– Слушай, приятель, – басил Джоша, – в лавке старого Вишну плохо закрывается оконная задвижка, я сам слышал, как он говорил, что надо вызвать мастера.

– Ну и что? – спросил Джагга.

– А то, туда можно залезть, если подцепить задвижку крючком.

Джагга задумался. План показался ему чрезвычайно заманчивым, однако он отказался.

– Я в окно не полезу.

– А тебя никто и не просит, я сам полезу и выгребу все, что есть в кассе.

Жадность взяла верх, и Джагга пошел вместе с Джошей на дело.

Лавка старого Вишну находилась в старой части Лакхнау на Аминабаде. Там, среди узких улочек, с трудом могли разминуться две повозки, в хитроумных лабиринтах переулков и неожиданных тупиков можно было заблудиться, однако приятели чувствовали себя на Аминабаде, как рыба в воде.

Джоша встал на углу, огляделся.

– Вон она, лавочка, – кивнул парень, – а вон окно. Ну что, здорово я придумал?

– Ты придумал, ты и полезай, – сказал Джагга.

– Ладно, ты хотя бы постой здесь, я быстро.

Джоша приник к окну, растворившись в густой тени. Что-то тихо звякнуло, и он исчез, будто втянутый внутрь сквозняком.

Джагга отошел подальше от дома. Он вовсе не хотел, чтобы его нашли сторожа. От нечего делать он вытащил нож и принялся втыкать в землю, упражняясь в меткости. В качестве мишени Джагга выбрал кусок деревяшки и так увлекся, что не заметил, как в окне лавочки мелькнул свет.

Со звоном вылетело стекло, и раздался истошный крик Джоши, тут же оборвавшийся.

– Ага, вот еще один, – закричал подкравшийся сторож.

Джагга бросился бежать и угодил прямо в живот толстого полицейского.

– Я ни в чем не виноват! – завопил Джагга, но его никто не слушал.

Не слушали его и в суде.

Легко ли в семнадцать лет попасть в тюрьму, не совершив преступления, лишиться свободы, света и всех радостей молодости, потому что какой-то только что выпущенный из университета судья решил, что сын вора – всегда вор, сын убийцы – всегда убийца, сын предателя – предатель!

Применив свою теорию на практике, Рагунат приговорил Джаггу к каторжной тюрьме…

Разбойник провел рукой по лицу, отгоняя неприятные воспоминания. Что же, господин судья, вот оно, твое благородство и порядочность – выгнанная тобой из дома невинная женщина валяется в грязи на улице. Так кто из нас предатель?

– Поздравляю, господин Рагунат, прекрасное начало! – прошептал разбойник. – Ваш сын родился в грязи!

Он повернулся и торжественным шагом гордого своей победой человека удалился в темноту, скрывшись за пеленой ливня.

Лиля была без сознания несколько дней. Она очнулась от того, что в глаза ей светил солнечный луч, лаская своим теплом.

– Наконец-то ты пришла в себя, девочка, – послышался мягкий голос.

Лиля повернула голову и увидела рядом сморщенное старушечье лицо, улыбающееся ей беззубой улыбкой.

– Вот и хорошо, милая, вот и хорошо, – шептала старушка, помогая Лиле приподняться. – Сейчас заварю тебе чаю, поесть принесу.

Лиля так ослабела, что не могла даже поднять руку. Ей было тяжело говорить, к счастью, старушка, соскучившаяся в тишине, говорила за двоих, к тому же она легко угадала, о чем Лиля хочет ее спросить.

– Спит твой малыш, сладенько спит. Я его помыла только что, смазала маслом, лежит такой чистенький, вот ему и спится хорошо, отчего бы не спать, – бормотала старушка. – Мальчик у тебя, ты, небось, и не знаешь.

Старушка увидела, каким счастьем загорелись глаза Лили, она сияла, гордая собой и своим малышом.

– Ничего, все хорошо, – говорила старушка, – все плохое позади, самое страшное ты уже выдержала, теперь надо растить малыша, скоро он захочет кушать.