Сразу стало ясно: Энни совершенно не представляет, что делать с этим огромным и непривычным органом, который не помещался во рту даже наполовину. Она, поперхнувшись, закашлялась, и неловкость ее была столь эротичная и возбуждающая, что Джеймс, еще толком не проснувшись, едва не кончил. Обеими руками вцепившись в матрас, он стиснул зубы, борясь с собственными ощущениями, пока наконец не понял, что овладел собой. Тогда, вздохнув свободнее, он позволил Энни экспериментировать: возможно, постепенно она поймет, что и как делать.

Энни оказалась способной ученицей. Когда Джеймс, продев пальцы в ее спутавшиеся волосы на затылке, стал потихоньку подталкивать ее голову, Энни быстро уловила нужный ритм. При этом из ее горла вырывались сдавленные звуки, напоминавшие то ли мурлыканье, то ли рычание, и Джеймс понял: Энни вовсе не торгуется с ним за свою жизнь. Ей этот процесс доставлял нисколько не меньшее удовольствие, нежели ему самому.

Не желая доводить дело до оргазма, Джеймс осторожно отстранил от себя Энни, которая протестующе заворчала.

— Подожди, — прошептал он, опрокидывая ее на спину.

Энни лежала на подушках, глядя на него затуманенным взором, пока он стаскивал с нее то немногое, что прикрывало ее тело. Раздев Энни донага, Джеймс впился в ее губы жадным поцелуем, потом принялся неистово покрывать поцелуями ее груди, легонько покусывая набухшие соски, и наконец подобрался к лону. Раздвинув ноги Энни, он целовал и ласкал горячие нежные складочки, вылизывал пламенеющий бутон, впитывал исходящий от нее пьяняще-душистый аромат.

Ногти Энни вонзились в его плечи, тело ее сотрясалось в сладострастных судорогах. Когда же пальцы Джеймса проникли в самую глубь ее существа, спина Энни выгнулась дугой над кроватью, а тело забилось в мощнейших пароксизмах наслаждения.

Но Джеймс не отпускал ее. Он продлевал сладостно-мучительную пытку, пока Энни не застонала от изнеможения. Она беспомощно и жалобно всхлипывала, судорожно ловя ртом воздух, и наконец Джеймс отстранился и сел на кровати, не спуская с нее внимательного взгляда.

Глаза Энни были плотно зажмурены, по щекам струились слезы. Тело по-прежнему содрогалось.

Джеймс совершенно не ожидал, что она вдруг сорвется с места, снова попытается убежать. Он уже подумывал, что Энни постарается уснуть, лишь бы только не смотреть ему в лицо, но она внезапно вскочила с кровати и опрометью кинулась к двери.

Джеймс чисто инстинктивно метнулся за ней и, сбив Энни с ног, сам упал ей на спину.

Энни, лежа ничком, судорожно всхлипывала, а Джеймса настолько распирало от желания, что он даже не стал тратить время на то, чтобы перевернуть ее на спину. Приподняв Энни за талию, он проник в нее сзади, глубоко, как только мог, и наградой ему стал гортанный крик нестерпимого наслаждения, вырвавшийся из ее горла.

Остановиться Джеймс был уже бессилен. Да и Энни не позволила бы. Задыхающаяся, беспомощная, она уронила голову на руки и приговаривала, всхлипывая и дрожа:

— Я не могу, Джеймс! Перестаньте, я больше не могу… Пожалуйста…

Он протянул руку вниз, нащупал ее клитор, и буквально в следующее мгновение они оба достигли вершины наслаждения. Тесно приникнув к Энни и крепко обняв ее обеими руками, Джеймс содрогался, раз за разом выплескивая в горячее лоно Энни волны своей страсти. Он чувствовал, как оглушительно колотится сердце, и наконец последние силы оставили его. Опрокинувшись на пол, он увлек за собой и Энни, которая, так и не переставая дрожать, распростерлась прямо на нем.

Джеймс попытался сообразить, сколько времени ему понадобится на то, чтобы вновь обрести хотя бы толику прежних сил. Впрочем, не исключено, что он вовсе не успеет их обрести. Как знать, может, Энни, придя в себя, схватит пистолет и разрядит в него всю обойму…

Однако Энни, похоже, тоже не торопилась вставать. Дыхание ее замедлилось и сделалось более ровным, но она по-прежнему продолжала прижиматься к Джеймсу всем телом. Голова Энни лежала на его плече, и внезапно он почувствовал, как кожу его обжигают горячие слезинки.

«Наверное, ее плач разбил бы мое сердце — если бы у меня было оно», — подумал Джеймс и неожиданно услышал голос Энни, сдавленный и тихий. Этого вопроса он боялся больше всего на свете.

— Как вы могли это сделать, Джеймс? — прошептала она. — Ведь вы любили его! Как вы могли поднять на него руку?

Он ответил без колебания — ответ этот созрел в его груди еще полгода назад:

— Я сделал это именно потому, что любил его, Энни. Несмотря на все зло, которое он причинил мне и другим. Несмотря на все его преступления.

— Какие?

Щадить ее дальше было уже бессмысленно.

— Он был убийцей, Энни. И еще — сводником. Умелым манипулятором, который играл чужими жизнями и забавлялся, отправляя людей на смерть. По большому счету, ему было плевать на родину, политику и даже на деньги. Патриотизм был ему чужд, но и корыстолюбцем Уин тоже не был. Он просто любил расставлять и передвигать людей, подобно фигуркам на шахматной доске. Всех, кто его окружал. В том числе и тебя.

Он ждал возражений, но Энни молчала. Потом все-таки спросила:

— Но неужели вы не могли отказаться? Попросить их отправить вместо вас кого-то другого…

— Я сам вызвался.

Энни приподнялась, глядя на него расширенными глазами.

— Но — почему?

— Потому что он сам этого хотел, Энни. Ты же слышала запись. Он знал, что за ним придут, и не сомневался, что это буду я. Он обладал обостренным чувством трагедийной развязки…

— И поэтому хотел пасть от вашей руки?

— В том числе и поэтому.

— А почему еще?

Энни вцепилась в него со своими вопросами, как фокстерьер в издыхающую крысу. Но врать и выкручиваться Джеймс больше не хотел. И не мог.

— Уин хотел, чтобы я стал его палачом, потому что тоже любил меня. А кроме того, он знал: мне единственному его смерть причинит столько боли и страданий. Что же касается меня… Это было последнее, чем я мог ему помочь.

И опять он не дождался от Энни слов возражения или упрека. Вместо этого она вновь склонила голову на его плечо и прижалась к нему всем телом. От неожиданности и остроты ощущений он почувствовал, что снова начал возбуждаться.

— Что же нам теперь делать, Джеймс? — спросила она упавшим голосом.

Прошла, наверное, целая вечность, прежде чем он ответил:

— Я собираюсь увезти тебя назад, в Штаты.

Как ни старался Джеймс придать голосу беззаботность, его выдала хрипота.

Энни не шелохнулась, хотя Джеймс знал, что она его расслышала, и почувствовал, насколько она напряглась.

— Вы не шутите? — спросила она наконец.

— Нет. Я препоручу тебя Мартину. Он вполне способен о тебе позаботиться: во многих навыках он мне почти не уступает, зато свободен от моих обязательств.

— Каких еще обязательств?

Энни задала вопрос как бы из любопытства, но Джеймса она провести не смогла. Он уже слишком хорошо ее изучил и знал едва ли не лучше, чем она сама.

— За ним не охотятся по всему свету. Мартин практичнее меня: он выполнил всю положенную работу и расплатился по долгам. Если бы Уин был сейчас жив, он похвалил бы его.

— И вы считаете, что этого достаточно, чтобы убедить меня? — недоуменно спросила Энни. Джеймс глубоко вздохнул.

— Я не хочу сейчас спорить с тобой. Найденные нами сведения ты передашь Мартину, а уж он проследит, чтобы они попали в нужные руки. И тогда главного кукловода и заговорщика, который стоял за спиной Уина, наконец выведут на чистую воду и воздадут ему по заслугам.

— И тогда вы будете спасены? — негромко спросила Энни. — Никто больше не захочет убить вас?

— Учитывая мое прошлое, можно не сомневаться, что всегда найдутся желающие отправить меня на тот свет, — усмехнулся Джеймс.

Однако Энни даже не улыбнулась.

— А чем вы займетесь сами? — поинтересовалась она. — После того, как избавитесь от меня…

Джеймс на подначку не клюнул, но на всякий случай отодвинулся от нее на безопасное расстояние.

— Уединюсь на каком-нибудь богом забытом острове. Может, даже сюда вернусь. До сих пор я сторонился Ирландии, как чумы, и, очевидно, напрасно. Все-таки здесь я дома.

— Вы думаете, тут никто не попытается вас убить?

— О, в противном случае я бы не ощущал себя дома, — усмехнулся Джеймс.

— По-вашему, это забавно?

— Не особенно, — пробормотал он. — Хотя порой мне и в самом деле кажется, что все это — шутка, которую сыграл над нами некий злой гений.

— И все-таки вы считаете, что здесь безопаснее, чем в другом месте? — настаивала Энни.

— А почему бы и нет. Энни глубоко вздохнула.

— События последней недели не внушили мне надежды на то, что вас ждет безмятежное будущее…

Джеймс приподнялся на локте и посмотрел на нее. Уже рассвело, комнату заливал мягкий утренний свет, и лицо Энни поразило его. Широко открытые глаза, полные страдания и боли, совсем ввалились, на щеках остались потеки слез. Она походила на женщину, которая дошла до последней грани отчаяния, была на пределе возможностей. И Джеймс прекрасно понимал, что винить за это может только себя.

— Ничего, с Мартином ты будешь счастлива, — мягко произнес он. — Заживешь спокойно и припеваючи.

— А если я не хочу жить спокойно и припеваючи?! — взорвалась Энни.

— Я не могу взять тебя с собой, Энни.

— А разве я вас об этом просила? — нахмурилась она, напуская на себя оскорбленный вид.

— А разве нет?

Энни вздернула подбородок, всем своим видом демонстрируя уязвленную гордость.

— Впрочем, вы правы, — заявила она. — В пригороде Вашингтона мне будет гораздо спокойнее. Я ненавижу путешествовать, терпеть не могу банановые республики и уж тем более на дух не переношу бывших убийц и террористов, которые строят из себя героев и считают, что им все дозволено…

Джеймс прервал ее поцелуем. Пусть это было неразумно, но он уже утратил способность логически мыслить. Когда он заглядывал в длинный извилистый коридор своей жизни, то в конце видел только беспросветный мрак. Здесь же был свет, рядом с ним лежала Энни, прекрасная и обнаженная, и — разумно или нет — противостоять влечению он не мог.

— Энни, — глухо произнес он, с трудом оторвавшись от нее, — я человек конченый. Моя песенка спета. У меня давно не осталось будущего, давно нет души. Беги от меня прочь так быстро, как только сможешь!

Энни покачала головой.

— Вам это кажется, Джеймс, — мягко сказала она. — Если бы у вас не было души, вы не стали бы проявлять такую заботу обо мне. Или о ком-либо еще. Вы бы убили меня в ту минуту, когда я постучала в дверь вашего домика на острове. И я не могу понять, почему вам так хочется думать, будто вы утратили свою душу.

— Я вырос в католической семье, — сказал Джеймс, поглаживая ее по волосам. — А все католики немного сентиментальны. — Чуть помолчав, он добавил:

— Обещай мне, что передашь всю информацию Мартину. Что покинешь меня навсегда и не будешь вспоминать.

— Нет, я не могу… — По лицу Энни опять катились слезы.

— Пообещай!

Джеймс не стал причинять ей боль: в этом не было необходимости. Он настолько подавил ее волю, что сил сопротивляться у Энни не осталось. Джеймс мог заставить ее пойти на все, что угодно, и Энни сама это сознавала.

Она закрыла глаза, чтобы не показывать ему своего горя.

И разочарования.

— Я сделаю все, что должна сделать, — сказала она.

Ее ответ был весьма расплывчатым. Но Джеймс довольствовался и этим.


Генерал был вне себя от бешенства. Те немногие, что осмеливались к нему приближаться, рисковали не просто нарваться на грубость. Они рисковали своим положением, а может быть — даже жизнью. Поэтому в последние три дня подчиненные старательно, под любыми, порой самыми невероятными предлогами, уклонялись от встречи с ним.

За исключением одного-единственного человека, который нисколько не страшился грозного босса, готового рвать и метать.

— Тебе что, не приходилось слышать поговорку «Убей гонца!»? — рявкнул генерал, метнув убийственный взгляд на стройного молодого человека, непринужденно раскинувшегося в его кресле, словно у себя дома.

— Вы меня не убьете, генерал, — насмешливо произнес тот. — Да, верно, мы немного оплошали, но ведь никакой трагедии не произошло. Просто Маккинли опять сумел нейтрализовать людей, которых вы за ним отрядили. Зря вы меня не послушали. Простым смертным с Маккинли не справиться. Для этого нужна целая армия.

— Черт побери, но ведь он сам смертный! — взорвался генерал. — Обычный человек из плоти и крови, хотя и корчит из себя супермена! Метко пущенная пуля вышибет из него дух, как и из любого другого.

— До сих пор ни один из ваших метких стрелков не вернулся. Напрасно вы отвергли мой вариант с бомбой.

— Каким образом ты сможешь подложить эту проклятую бомбу?!

— Он вернется. Думаю, сейчас он уже нашел то, что искал, и собирается вернуться в Штаты. Не сомневаюсь, что он захватит с собой дочку Сазерленда.