Дженнифер Доусон - Дай мне шанс

Мадди проснулась от гула голосов. Голова раскалывалась, нос был заложен, а распухшие глаза болели. Ей едва удалось заснуть, и вот теперь… Что там творится?!

Она встала и сбежала вниз. В гостиной было полно людей. И все они орали!

– Эй! – позвала она, но никто ее не услышал.

Мадди прищурилась. Кажется, это… Грейси? Нет, не может быть. Наверное, она спит и видит сон.

Вдруг кто-то обхватил ее за талию. И чья-то ладонь зажала рот.

– Молчи. Не отвлекай их.

Митч?! Он приехал за ней! Она не думала, что такое случится, но надеялась же… И вот он здесь!

По-прежнему прижимая ладонь к ее губам, Митч подтащил Мадди к первой же закрытой двери и распахнул ее. Увидел, что это забитый вещами чулан, он тотчас закрыл дверь и двинулся дальше по темному коридору. Она указала налево, и он заскочил в ванную, увлекая ее за собой. Захлопнул дверь, развернул Мадди к себе лицом – и поцеловал столь страстно, что у нее все поплыло перед глазами. Она вцепилась в его рубашку и, прижимаясь к нему, утонула в его объятиях. Внезапно он отстранился и, легонько встряхнув ее за плечи, прошептал:

– Никогда больше не делай со мной такого. Понятно?

Она заморгала в недоумении.

– Но ты же велел мне уйти…

– А ты не должна была меня слушать! – завопил Митч. И снова впился поцелуем в ее губы.

Когда же поцелуй наконец прервался, Мадди выдохнула и пробормотала:

– Откуда мне было знать?..

В дверь ванной постучали.

– Мадди, открой! – крикнула Софи.

– Что вам нужно?! – прорычал Митч.

– Уходи, Соф! – заорала Мадди, прижав пальцы к вискам.

– Ты в порядке? – тихо, но настойчиво спросила Пенелопа.

– Что-то мне подсказывает, что меня здесь не слишком любят, – пробурчал Митч. Он уперся ладонью в дверь ванной – словно ожидал, что ее сейчас начнут выбивать.

– Должно быть, я немного поплакала. – Мадди пожала плечами.

– Прости меня, принцесса. Мне очень жаль, что так вышло. – Он провел пальцем по ее щеке.

– Оставьте их в покое, – внезапно послышался голос Шейна.

– Но она почти не спала, – возразила Пенелопа.

– Ну, и в чем проблема? – вмешалась Грейси.

– Может, все-таки успокоитесь? – в раздражении проговорил Джеймс.

Митч открыл дверь и, уставившись на людей, скопившихся в коридоре, прорычал:

– Может, заткнетесь наконец-то?!

На мгновение воцарилась тишина. А затем все снова загалдели, стараясь перекричать друг друга.

Все происходившее напоминало театр абсурда. И вдруг Мадди сунула в рот два пальца и разразилась оглушительным свистом. Все тотчас же умолкли, а Мадди проговорила:

– Я люблю вас всех, но с меня довольно. Я очень благодарна вам за заботу, но уверяю, я вполне способна сама принимать решения. И говорить за себя. Моя жизнь – это моя жизнь. Только я принимаю за себя решения, а вы все лишены права голоса. Отныне будет так: если мне потребуется ваша помощь, я ее попрошу. Ясно?

Все дружно закивали.

– Прекрасно. А сейчас оставьте нас с Митчем в покое. – Тут Мадди взглянула на него и обнаружила, что тот уставился на ее мать.

Митч же в смущении откашлялся и проговорил:

– Простите за резкие слова, миссис Донован.

– И больше никаких воплей в этом доме, мистер. Ясно? – Шаннон прилагала отчаянные усилия, чтобы выглядеть строгой, но Мадди ей не верила – уж очень лукаво поблескивали голубые глаза матери.

– Такого больше не случится, – вежливо ответил Митч и тут же захлопнул дверь ванной.

Мадди хихикнула и поспешно прижала ладонь к губам.

– Смеешься? – с подозрением спросил Митч.

Она покачала головой. Но тут хор голосов зазвучал снова, и у нее вырвался смешок. Но чего же она ожидала?.. Было ясно: пройдут месяцы, прежде чем они перестанут совать нос в ее дела.

– О боже… – со вздохом пробормотал Митч. – Мадди, я очень люблю тебя, но все они – психи.

И тут она, не удержавшись, расхохоталась. У нее уже заболели бока, а по щекам покатились слезы, но она никак не могла остановиться, все смеялась и смеялась, так что даже начала задыхаться.

И только через несколько минут Мадди вдруг сообразила, что именно сказал Митч. Она внимательно посмотрела на него.

– Ты любишь меня?

– Да, Мадди. – Он снова обнял ее. – Я люблю тебя. Обожаю. Не могу жить без тебя. Пожалуйста, не прогоняй меня.

Сердце Мадди наполнилось радостью, а последние ужасные часы мгновенно исчезли из памяти.

– Я думала, ты меня ненавидишь. Была уверена, что ты меня не простишь.

– Просто я был очень зол. Обижен. Но все это не имело значения. Я по-прежнему любил тебя.

Она обняла его и прижалась к нему всем телом.

– Митч, прости меня, но я считала, что другого выхода нет. Я ошибалась. И больше никогда не стану действовать за твоей спиной.

Он покачал головой и провел ладонью по ее спине.

– Нет, это я ошибся. Оттолкнул тебя. Не боролся за тебя. Хотя не следовало бы. Ох, я так быстро в тебя влюбился… И очень боялся…

– Боялся? – удивилась Мадди.

– С каждым днем я все больше терялся. В моей жизни постоянно что-то разрушалось, и я не знал, почему так выходило. Семья от меня отвернулась. Свой бар я ненавижу, но не могу вернуться к любимому делу. А теперь выяснилось, что отца шантажируют. Но хуже всего другое: я не мог понять, как удержать тебя. Никогда в жизни не чувствовал себя таким беспомощным…

– Но почему ты мне об этом не сказал?

Он вздохнул.

– Потому что… – Митч внезапно умолк. Потом откашлялся и вновь заговорил: – Ты, Мадди, становишься такой, какой должна быть. С каждым днем становишься все сильнее. Точно знаешь, чего хочешь. Я боялся все это погубить. Боялся погубить тебя.

Мадди привстала на носочки и поцеловала его. Потом вдруг спросила:

– Что, не понимаешь?

Митч покачал головой.

– Я стал ужасно тупым.

Она снова его поцеловала:

– Ты спас меня, Митч. И я буду любить тебя вечно.

Три месяца спустя Мадди стояла в дверях ванной комнаты, а Митч, глядя в зеркало, завязывал галстук.

Их глаза встретились в зеркале, и Мадди с улыбкой сказала:

– Ты выглядишь замечательно, советник. – Это было слабо сказано. Он выглядел просто великолепно в своем костюме цвета маренго, сшитом на заказ, белоснежной сорочке и голубом галстуке с рисунком.

Недели две назад они вернулись в Чикаго, чтобы навестить ее родных и его мать. Сначала думали и сами сюда перебраться, но потом все же решили: теперь их дом – Ривайвл.

Они много разъезжали, навещали знакомых, проводили время с ее семьей и друзьями. Кроме того, Мадди познакомилась с отцом и сестрой Митча, но виделась с ними лишь однажды; встреча была напряженной и неловкой – вежливая светская беседа, не более того.

А вот отношения Митча с матерью постепенно улучшались. На прошлой неделе они даже звонили друг другу, не используя Мадди как предлог для разговора. Конечно, это не идеал, а реальная жизнь. Но иногда идеал – это уже чересчур.

– Спасибо за комплимент, принцесса. – Митч одарил ее кривоватой улыбкой, той же самой, которой встретил Мадди в ту первую ночь, когда она вошла в бар. Но теперь бар принадлежал Сэму.

– Как ты себя чувствуешь? – спросила Мадди, глотнув кофе из чашки, которую держала в руке.

– Как-то… странно, – признался Митч, пожав плечами.

Мадди решила, что он нервничает – другого объяснения она не находила.

– Но ты все сумеешь, – заявила она с улыбкой.

Он снова пожал плечами и принялся дергать за узел галстука.

– Конечно. Ведь это – несложное дело, верно?

Мадди, не ответив, снова глотнула кофе. Пусть дело не слишком сложное, но она-то знала, как много значит оно для Митча. Он рьяно принялся за дело Люка. Бедняге пришлось сидеть на диване и читать книги по юриспруденции! Господи, как же это скучно!

Но главное – по городу разнеслись слухи, и люди стали приходить к нему на консультации. Мадди же хвасталась – говорила, что с самого начала была права; оказалось, что обитателям Ривайвла были безразличны чикагские скандалы в среде богачей.

Ее щеки вспыхнули при воспоминании обо всем, что Митч делал с ней прошедшей ночью – в отмщение за ее хвастовство.

Он хмыкнул, привлекая внимание Мадди к своему отражению в зеркале.

– У кого-то нечистые мысли, а?

– Не у меня, – заверила Мадди с притворной невинностью. – Вчера я была на исповеди. Не могу же я сегодня все испортить…

– Принцесса, мы живем в грехе. Ты все испортила в ту минуту, как вышла из церкви.

– Ну… Нельзя же ожидать, что я буду самим совершенством!

Мадди снова начала ходить в церковь и к психотерапевту в Шривпорте, который помог избавиться от чувства вины из-за смерти отца. Ей становилось легче.

Она стала осознавать, чего хочет от жизни. Принялась реставрировать фермерский дом. Работа была трудной, но Мадди поняла, что любит работать руками, любит то удовлетворение, которое возникает, когда все сделано именно так, как задумывалось. Она стремилась воплотить в жизнь свои фантазии.

И снова начала писать картины.

После первого же мазка кистью по холсту Мадди ужасно удивилась – как же она могла не притрагиваться к краскам все эти годы?! А сейчас она… словно вернулась домой.

Она даже получила кое-какие деньги за свою первую работу. По чистой случайности. Как-то в закусочной «Эрлз» Мадди завела разговор с пятилетней девочкой по имени Джессика, которая была одержима феями. Восхищенная ее энтузиазмом, Мадди нарисовала ей картину на бумажной салфетке. Вечером мать Джессики, давняя подруга Грейси, зашла сказать, что дочери очень понравился рисунок, и попросила Мадди нарисовать фреску в ее спальне. Мадди схватилась за представившийся шанс и сразу же предложила несколько идей, которые предстояло обсудить с родителями девочки.

– Я тут подумал… – начал Митч, отвлекая ее от мыслей о ярко раскрашенных феями стенах.

Мадди встретилась с его взглядом в зеркале и кивнула.

– Да-да, слушаю.

– Мне нравится, что люди просят у меня помощи. Но завещания и разводы – не слишком интересные дела. Может, не сейчас, но я… Что, если мне переквалифицироваться в прокуроры? – Он отвернулся от зеркала и взглянул на Мадди.

Она подошла к нему, поставила кофейную чашку на столик и провела пальцем по его подбородку.

– Похоже, превосходная идея!

– Но они могут не принять меня… – проворчал Митч.

Мадди приподнялась на носочки и поцеловала его в шею.

– Если не примут, придумаешь что-нибудь еще.

– Ты не волнуешься?

– Ни чуточки.

И она сказала чистейшую правду. Теперь все ее дороги вели к Митчу, в Ривайвл – и к жизни, которую они построят вместе.

Он обнял ее.

– Я говорил тебе сегодня, как счастлив, что ты перестала противиться и перебралась ко мне?

– Сегодня – еще нет, – ответила она, наслаждаясь запахом Митча. – Но прошлой ночью несколько раз упоминал…

Несколько недель Мадди пыталась жить одна в квартирке над гаражом Грейси, решив, что должна приобрести жизненный опыт, прежде чем перебраться к Митчу. Но подобный «жизненный опыт» ужасно ей не нравился. Когда же у нее вошло в привычку пробираться в дом Митча и ложиться в его постель среди ночи, он решил положить конец такой самостоятельности.

Мадди улыбнулась и прижалась к его груди. Возможно, это неправильно, но ей все равно. Только в доме Митча она чувствовала себя по-настоящему счастливой.

– Вот что, Мадди… Ты же знаешь, что я тебя люблю? – проговорил он неожиданно.

– Да, знаю. А я люблю тебя.

Митч лукаво улыбнулся.

– Тогда пойдем со мной.

Митч взял ее за руку и повел в спальню. Мадди села на кровать, а он подошел к антикварному комоду и вынул оттуда шкатулочку. Подошел к кровати и, сев рядом с Мадди, протянул ей шкатулку.

– Я хотел отдать тебе это сегодня вечером, но когда увидел тебя сейчас в дверях ванной, то понял, что не могу ждать.

Мадди смотрела на шкатулку. Деревянная, с изящным резным рисунком в виде лилии и с какими-то словами на иностранном языке…

– Что это? – спросила она.

– Это принадлежало моей бабке. Дед купил ей в медовый месяц. Это – французский. Тут написано: «В жизни есть только одно счастье: любить и быть любимой».

– Как прекрасно… – Мадди прослезилась при мысли о том, что Митч подарил ей такую драгоценность.

Он кивнул на шкатулку.

– Открой ее.

Собравшись с духом, Мадди подняла крышку – и ахнула. Все поплыло у нее перед глазами.

Митч тронул ее за плечо.

– Понимаю, прошло только три месяца, но у нас в семье такие встречи – как моя встреча с тобой той ночью, когда сломалась твоя машина, – предвещают долгий счастливый брак.

Мадди не сводила глаз с кольца. Великолепное! Платиновое, с двумя маленькими изумрудами по бокам трехкаратного бриллианта. Она взглянула на Митча, и тот проговорил: