Шейла Бишоп - Девица на выданье

– Она не делала этого, Ричард. Это Хенчман написал ей.

– Да, но она дала ему повод, побудив его приехать в Уилтшир. Теперь ты, наверное, знаешь, кто он такой?

– Помощник стряпчего, если верить миссис Сэттл.

– Точно. Он – один из клерков Ковердейла.

– Нашего мистера Ковердейла? Но ведь он занимается семейными делами со времен войны Алой и Белой розы или что-то вроде того? Господи боже!

– Хенчман был мелкой сошкой в конторе Ковердейла, и не задолго до того его уволили, я полагаю, за какие-нибудь грешки. Три года назад Ковердейл послал его в Бат с бумагами, чтобы Джулия их подписала, эти бумаги имели отношение к ее дому в Йоркшире. Он ничего не знал ни об этом деле, ни о том, как она стала клиентом фирмы; он был просто курьером. Случилось так, что он подружился с миссис Сэттл и узнал от нее, что у мисс Джонсон есть любовник. Несколько месяцев тому назад Луиза написала Ковердейлу в надежде откопать какие-нибудь постыдные подробности о Джулии, чтобы предотвратить этот брак. Перед тем как передать письмо самому Ковердейлу, его вскрыли, так Хенчман узнал его содержание. Ковердейл ответил Луизе, осмелюсь предположить, ты видел его ответ?

– Нет, но слышал, что он резко осадил Луизу. Я так понял, что он знает...

– Я никогда не рассказывал ему подробностей, но он мог и сам догадаться. В любом случае Ковердейл надежен, как могила. Поэтому, когда Хенчман прочел письмо, он здорово промахнулся в расчетах. Он предположил, что мисс Джонсон через три года после своего неосмотрительного поведения в Бате намеревалась выйти замуж за человека, с которым только что встретилась и который случайно оказался одним из многочисленных клиентов Ковердейла. Не думаю, чтобы он раньше пытался заработать себе на жизнь крупным вымогательством. Это слишком опасно. Но он сказал мне вчера, что его уволили, не объяснив причин, и, без сомнения, только отчаяние побудило его приехать сюда и попытать счастья, угрожая женщине, которая не сделала ему ничего дурного.

– Есть одна вещь, которую я понять не могу, – заметил Верни.

– Почему Джулия сразу мне не сказала?

– Да. Это беспокоило меня больше всего, прямое доказательство, как мне казалось, того, что она тебя обманывает. Но, учитывая, что ты знал все об Уидкомб-Крисчент... ну да, конечно, ты знал... – перебил себя Верни, немного смущаясь. – Словом, почему она не сказала тебе, чтобы ты послал Хенчмана куда подальше, тем самым избавив себя от лишних хлопот?

– Это довольно трудно объяснить. Я говорил тебе: Джулия чрезвычайно щепетильно относится к нашему браку. Абсурд, полный абсурд, но те преимущества, которые даются богатством и знатностью, не всегда легко принять даже от того, кого ты любишь. И, кроме того, Джулию очень тревожило ее положение в семье – то, что она стала нежеланной гостьей и породила такие раздоры. Я полагаю, эта мысль преследовала ее. Когда на сцене появился Хенчман и потребовал денег, она просто не хотела, чтобы до меня дошло это напоминание о нашем постыдном прошлом. Хотела разобраться с этим сама, хотела уберечь меня от боли. Бедная девочка...

– Да, это я понять могу, – медленно проговорил Верни.

– Хенчман хотел получить пятьсот фунтов за свое молчание. Первой мыслью Джулии было заплатить. Потом она обнаружила, что не может взять деньги без того, чтобы я не узнал об этом, и, кроме того, она поняла: смешно платить такую цену только за то, чтобы уберечь меня от воспоминаний о прошлом. Она написала Хенчману резкий ответ, заявив, что его история – бесстыдная фальсификация и если он не будет осторожен, то отправится прямиком в тюрьму. Больше она не получала от него, вестей и заключила, что успешно его напугала и он убрался из этих мест. Ей не пришло в голову, что он может обратиться к кому-нибудь из членов семьи. И все же она нервничала. Я понимал, что что-то не так, и пытался выяснить, в чем дело. Позапрошлой ночью я вытянул из нее всю эту историю. Я не был столь оптимистичен, потому что понимал: тот, кому в руки попал такой великолепный материал для скандала, легко не отступится. Вчера я поскакал в Саутбери на поиски Хенчмана. В гостинице мне сказали, что он уехал в наемном кабриолете. Я выследил его – признаться, с большим трудом, – и оказался у задних ворот собственного сада. Начался ливень, и все же я заметил следы там, где какое-то время простоял экипаж, прямо на дорожке, и кое-где примятую траву, куски грязи, словно тело тащили вниз по ступеням. Я вошел в грот и обнаружил там того, кого искал, связанного, с кляпом во рту и чрезвычайно напуганного. А теперь ради бога, Верни, удовлетвори мое любопытство. Для чего ты засунул его в грот?

Верни все ему рассказал.

Ричард слушал с растущим изумлением.

– Мой дорогой, но ты и в самом деле играл с огнем! Ты боролся за мое счастье с таким усердием и с такой находчивостью – и это после того, как я так скверно обошелся с тобой! Просто не знаю, что сказать. Конечно, я необыкновенно благодарен...

– Мои усилия ни к чему не привели. Оказывается, они даже были излишни.

– Не важно. Ведь никто не знал, чем все кончится.

Дверь слегка приоткрылась, и голос Джулии произнес:

– Ричард? О, я не знала... я думала, что ты один.

Мужчины вскочили.

– Входи, любовь моя, – сказал Ричард, – и поблагодари Верни за то, как он участвовал в нашей битве. Я думаю, ты будешь очень удивлена.

Она подошла к ним, смущенная и явно неуверенная в себе. Верни представил ее стоящей на обочине дороги со своим полусумасшедшим отцом, который пытается поколотить почтовых мальчишек. И как она рыдала одна в доме на Уидкомб после того, как рассталась с Ричардом навсегда.

– Теперь, когда вы знаете, сколько горя я принесла Ричарду, вы ненавидите меня еще больше? – тихо спросила она.

– Ненавижу вас? Какая глупость! Только теперь, когда я узнал все, я способен искренне пожелать вам счастья. – И он протянул ей руку.

Ричард рассказывал жене все приключения Верни, и ее глаза стали еще больше и ярче, чем всегда.

– Но почему, Верни? – спросила она наконец. – Вы никогда не доверяли мне, вы думали, что я вероломная обманщица, а после встречи с миссис Сэттл у вас были все основания так думать. Конечно, вы хотели защитить вашего брата, но, без сомнения, вы не могли не думать о том, что когда-нибудь я непременно стану причиной следующего скандала и сделаю мужа исключительно несчастным?

– Я надеялся все же, что никакого другого скандала не будет. Я полагал, что вы любите его. И потом, так говорила Харриет, и она заставила меня с нею согласиться.

– Харриет была права, – заключила Джулия.

– Должно быть, я чрезвычайно глуп, – заметил Ричард, – но не могу себе представить, как Харриет впуталась во все это дело.

– Так же как и я, – признался Верни. – И объясняется это тем, что она – самая настойчивая девушка в мире и, когда Луиза показала ей письмо Хенчмана, ничто не могло убедить ее держаться в стороне. И вам не следует бояться, что она станет сплетничать или проболтается, как это с ней обычно бывало. Не знаю, что произошло, но за последние несколько месяцев она совершенно изменилась. Разве вы не заметили, как добра она была к Луизе сегодня вечером? Она теперь столь же разумна, сколь и хороша собой. Во всяком случае, я так думаю.

Ричард и Джулия обменялись взглядами, но ни один из них не сказал ни слова.

– Есть еще одна вещь, которая ставит меня в тупик, – сказал Ричард после недолгой паузы. – Предположим, твои подозрения оправдались. Ты уверен, что я отказался бы от Джулии, узнав о ее позоре? Тебе не пришло в голову, что я мог бы продолжать любить ее, и даже еще больше?

Верни почувствовал себя так, словно из-под него выбили стул. Он никогда не думал над возможностью такого поворота событий. Ричард, который был так честен, так возвышен, так горд, так разборчив, так морален, так склонен к осуждению своего бесчестного брата... Значит, он не столь уж морален, как все предполагали, и, осуждая его, своего брата, он лицемерил либо, что больше похоже на правду, пребывал в большом душевном дискомфорте.

Ричард смотрел ему прямо в лицо.

– Должно быть, ты считаешь меня очень самодовольным типом.

Верни промолчал: у него не повернулся язык сказать: «Да, считаю».

– Не дразни его, Ричард, – мягко укорила Джулия. – Это очень грубо. И на его стороне – общественное мнение. Думаю, большинство мужчин отреклись бы от, женщины, которая до свадьбы имела любовника, а потом лгала мужу. Ты исключение из этого правила, потому что ты честен и добр и способен к прощению...

– Ненавижу это слово.

– Да, боюсь, оно всегда будет ассоциироваться у тебя с попыткой совершить что-то несовместимое с твоими убеждениями...

– Например, простить Луизу. Сразу могу сказать – я не способен принести эту...

– О да, ты принесешь эту жертву – ради Тео. Ты не можешь ранить Тео после того, как он был по-христиански добр к нам. Не стоит обсуждать сейчас Луизу. Если бы я была неверна тебе, я верю, ты простил бы меня.

– Мне не нужно было бы прощать тебя. Я просто продолжал бы тебя любить, вот в чем различие.

– Мой дорогой, тут нет никакого различия!

И начался спор, один из тех, какие, со всей очевидностью, были привычны обоим. Верни казалось, что он очутился в таком месте, где все знакомые понятия превратились в готические украшения, не имеющие никакого отношения ни к реальной стране, ни к человеческой любви, ни к человеческим нуждам.

Он попытался применить к себе философию Джулии. Как бы он чувствовал себя, если бы обнаружил, что какой-нибудь бесчестный негодяй влюбился в Харриет? Ну что ж, он отмолотит этого парня, заставит его пожалеть о том, что тот родился на свет, но, конечно, это не изменит его чувства к Харри. Хотя, если подумать, это было бы странно... Ричард и Джулия все еще продолжали спорить, но Верни их уже не слышал.

Харриет просидела с Луизой большую часть ночи. Пастор удалился в гостиную. Луиза вздыхала, и плакала, и металась в своей большой кровати, не в состоянии заснуть, отказываясь принять опийные капли, которые ей старательно накапали. Ей необходимо было выговориться.

– Как он мог вести подобную двойную жизнь? Он всегда был так честен и благороден, я в него верила... Я доверяла ему, он был моим идеалом того, каким должен быть джентльмен...

По-видимому, начиная с девятнадцати лет. Мало-помалу вся картина жизни Луизы предстала перед взором Харриет: Луиза Деламейн, дочь вустерширского сквайра, небогатого, но хорошего рода. С ранних лет она хотела выйти замуж как можно скорее – три младшие сестры наступали ей на пятки. Тео Кейпел был другом по колледжу одного из ее братьев. Он попросил ее выйти за него замуж после довольно непродолжительного знакомства. Он нравился ей больше других ее кавалеров – вполне достаточно, чтобы принять его предложение и уверенно смотреть вперед: в счастливое и надежное будущее. Потом она была приглашена в Уордли-Холл, чтобы познакомиться с семьей жениха, и еще до окончания этого визита безнадежно влюбилась в Ричарда. Что ей оставалось делать? Ричард был женат и всецело предан своей хорошенькой жене и троим детям – естественно, не возникало даже вопроса о какой-либо любовной связи между ним и Луизой, но должна ли она разорвать помолвку с его братом? Нелепость подобного решения, да еще и без всякой возможности объяснить его причину, была очевидна, к тому же она не хотела прослыть увлеченной в любовные сети и обманутой. Кроме того, если нельзя выйти замуж за Ричарда, можно стать верной женой Тео, думала Луиза, втайне поклоняясь своему кумиру. И казалось, она сделала правильный выбор, потому что год спустя после ее свадьбы родился Нед и с этого времени Кэтрин все более превращалась в беспомощного инвалида, поэтому ее зять постоянно просил Луизу помочь ему делом и советом. Постепенно она стала настоящей заменой хозяйке поместья. Близость все возрастала, причем в самом невинном ключе, она чувствовала, что дает своему избраннику все, что добродетельная женщина может дать мужчине, который не является ее мужем. Если непокорные желания и заставляли ее порой чувствовать себя беспокойной и виноватой, она безжалостно подавляла их, говоря себе, что Ричард так хорош и благороден – он был бы просто потрясен, узнав, что творится у нее в голове.

– Я думаю, он разозлился на меня. Какой дурой я была, когда все это время полагала, что он полюбит ту женщину, которая этого достойна. Он и эта... Нет, не могу представить их вместе! Но все равно – как бы мне хотелось вернуть все то, что я наговорила в музыкальной комнате. Как ты думаешь, они догадываются? Они торжествуют и насмехаются надо мной?

– Я убеждена, что ни одни из них не догадался, – заверила ее Харриет.

После собственных унижений, пережитых ею из-за своих глупых преследований Верни, она прониклась неприязнью, почти ненавистью к Луизе, потому что та не уставала выговаривать ей, надоедливо напоминая вновь и вновь о ее ужасной бестактности, о презренной слабости женщины, которая отдает свое сердце тому, кто ее об этом не просит. Теперь Харриет понимала, почему Луиза это делала. Для нее самой было жизненно необходимо прятать свою любовь к Ричарду. Изначально эта потаенность была необходимой защитой, но, когда в деревню прибыла Джулия, она превратилась в лекарство от уязвленной гордости Луизы. Сегодня ночью она лежала в кровати без сна, волосы влажными прядями спадали на ее залитое слезами лицо, она дрожала над своей горестной тайной и говорила, что умерла бы, если бы Ричард узнал, об этом.