- Да, в сумочке.

- Хорошо.

- Халит, - я надела кольцо, - что происходит? Твоя машина уже стоит готовая во дворе, разве мы не все вместе поедем?

- Нет, мёд мой, - как можно спокойней ответил Халит.

- Кажется, я догадалась, ты поедешь в другой, да? Или мы поедем в другой?

- Я вообще никуда не поеду, - мне на миг показалось, что этот краткий ответ дался ему очень нелегко.

- То есть как?

- Вот так. Я перешел дорогу очень серьёзным людям и не просчитал наперед возможность, что эти люди смогут заручиться хорошей поддержкой и стать для меня настоящей угрозой. Это всё очень сложная и длинная история. Сейчас для меня главное, чтобы ты, Ирина и дети оказались в полной безопасности, но проблема заключается в том, что где нахожусь я, там обязательно присутствует эта опытность. Понимаешь? Я не хочу подвергать вас такому большому риску.

- Но, Халит, как же так? Я думала, что мы вместе… Нет… Я без тебя никуда не уеду.

- Не тебе это решать. Просто сделай так, как я уже сказал.

- Оставить тебя здесь одного? – мои глаза удивленно расширились.

- Именно, - непоколебимость и спокойствие Халита поражали.

- Погоди, - я глянула на кольцо. – Ты мне сказал про банковскую ячейку так, будто… Будто мы уже не увидимся, - горло перехватил колючий комок.

- Я ничего подобного не говорил, но если мне придется задержаться, то ты не будешь финансово ни в чем нуждаться. Так что даже не думай начать волноваться. Я тебе запрещаю, ясно? – Халит взял меня за плечи, вместо жестких ноток в его голосе я услышала беспокойство.

- Ты мне сейчас лжешь, Халит.

- Халит Мехметович, всё уже готово, - отчитался Константин.

- Хорошо. Тебе уже пора, мёд мой. Как только всё разрешится, я тут же к тебе прилечу, договорились? Обязательно, когда уже будете на месте, позвони мне, чтобы я не волновался.

- Халит, - я вцепилась в его предплечья, - пообещай, что всё будет хорошо.

- Я для этого всё сделаю, мёд мой. Иди.

- Нет, пообещай.

- Обещаю, - он поцеловал меня в лоб. – Береги нашего сына. И тебе придется какое-то время потерпеть общество охраны. Знаю, что у тебя на этот счет есть определённый пунктик, - Халит улыбнулся.

- Я с этим уж как-нибудь справлюсь, а ты поскорей прилетай к нам.

- Обязательно.

Я напоследок крепко обняла Халита и поцеловала его в сухие горячие губы, ощущая горьковатый привкус сигар, к которому уже успела привыкнуть и даже привязаться.

Я смотрела на кольцо на своем пальце, изучая уже в сотый раз гравировку. Когда Халит надел мне его в первый раз, этой гравировки точно не было, потому что я бы ее запомнила. Или всё же была? На душе стало неспокойно. Я сидела напротив водительского кресла и смотрела на дорогу. Изредка мелькали другие автомобили. Переключиться на что-нибудь никак не получалось, потому что все мысли сосредоточились исключительно вокруг нашего последнего с Халитом разговора.

Константин вёл машину. Несмотря на то, что у меня с мужем были некоторые разногласия по поводу охраны, компания Константина немного, но всё же успокаивала. Он всегда очень собранный и серьезный, выполняет свои обязанности как положено и во всем всегда слушается начальника. Наверное, именно таким должен быть настоящий профессиональный телохранитель.

Переноска с Умкой стояла между мной и Ириной. Моя собака спала, и я слышала ее тихое похрапывание. Маленькая хрюшка. Уже немного забытое чувство неизвестности вновь зашевелилось у меня в душе. Только-только всё начало понемногу налаживаться. Между мной и Халитом возникло понимание, и я рядом с ним впервые почувствовала себя женщиной, которую оберегают и окружают лаской. Уже не имело значения то, что было в прошлом. Халит не позволил в отношении меня ничего лишнего или унизительного. Лишь его категоричность иногда ранила и царапала. Но в целом… Даже если дядюшка заметил, что мой муж ко мне неравнодушен, то так оно и было.

Вот так… Всё начиналось как какой-то жуткий кошмар, а в итоге превратилось в то, что я с нетерпением ожидала рождения своего сына. Халит часто говорил, что я привыкну к нему, к жизни с ним, и это действительно случилось. Причем так плавно и незаметно, будто всё оставшееся позади произошло совсем не с нами, а с кем-то другим.

- Ты так напряжена, - вдруг заметила Ирина, повернувшись ко мне лицом.

- В самом деле? – я глянула на женщину и опустила ладони на свой еще не совсем большой живот. – Просто задумалась.

- Всё будет хорошо. И знаешь, я рада, что ты всё-таки надела кольцо.

- Да, - я глянула на свой безымянный палец, - к этому моменту просто нужно было прийти.

Умка захрапела еще громче, и мы с Ириной засмеялись.

- Она у тебя как маленький трактор, честное слово.

- Это уж точно, но я уже как-то привыкла.

Мы снова обменялись улыбками, автомобиль немного сбавил скорость перед крутым поворотом и… это было последнее событие в моей памяти, которое мой мозг зафиксировал в правильной последовательности. Всё, что происходило позже превратилось в какое-то сумбурное нечто. Не знаю, что случилось раньше: оглушающий взрыв или резкий толчок, который опрокинул «Мерседес» на левую сторону. Наверное, всё грянуло практически одновременно с разницей в несколько секунд.

Меня оглушило, да так сильно, что я вообще ничего не слышала, даже собственного дыхания. Перед глазами всё резко вспыхнуло и закружилось. Что-то посыпалось на меня и начало больно жалить. Машину завалило набок. Ни я, ни Ирина не были пристёгнуты. Не знаю, почему мы этого не сделали. Я ударилась левым боком об дверную панель, а затем меня буквально вжало в нее что-то непомерно тяжелое. Из этого тяжелого лилась горячая вязкая жидкость.

Звон. В ушах родился звон, что начал стремительно нарастать. Казалось, что у меня сейчас просто взорвется черепная коробка. Дышать нечем. Я ничего не вижу. Боль. Она расползается красной пульсирующей сеткой по всему левому боку, опутывает часть бедра и всю руку, запутываясь где-то под левой лопаткой. А еще что-то влажное и горячее скользит по внутренней стороне моих бедер. В тот момент я вообще ничего не понимала, меня словно парализовало.

Кричала я или нет. Не знаю. Я ничего не слышала, кроме этого мерзкого звона в ушах, что будто разливался изнутри. Махала руками, словно пытаясь хоть что-то нащупать или словить нечто невидимое.

Чётких мыслей не было. Анализировать произошедшее не получалось. Потом то, что сдавливало меня внезапно куда-то исчезло. Я уже потом пойму, что этим «чем-то» было тело Ирины. Через какой-то промежуток времени до моих ушей начал доноситься какой-то шум из внешнего мира. Я, кажется, даже сумела распознать голос Константина. Меня жёстко ухватили за руки и вытащили из опрокинутой машины.

Я судорожно хватала ртом воздух. Зрение медленно-медленно начало ко мне возвращаться. Единственно, что я сумела увидеть – нечеткие очертания черного внедорожника, ехавшего всё это время позади и который каким-то чудом остался целым. И напряженное лицо Константина. У него текла по виску кровь. Телохранитель склонился надо мной, несильно ударил по щекам, затем взял на руки. Вдруг так больно стало, что хотелось просто завыть.

В голову врезались воспоминания о матери. Я так отчаянно захотела к ней. Потом всплыл образ Халита и к нему я тоже захотела не меньше.

- Твою ж мать, - выругался Константин.

Я попыталась на него взглянуть, но ничего уже не сумела увидеть. Белое полотно сгустилось перед моими глазами, а затем окрасилось в черные точки. Эти точки начали шириться, и я потеряла сознание. Сколько именно времени занял весь этот кошмар, я не знала. Такая субстанция, как время, для меня уже перестало существовать.

=Двадцать шесть.

Гул. В моей голове господствовал гул. Смарт валялся обломками у стены, пока я пытался надеть пиджак. Выбежал на крыльцо, перепрыгнул несколько ступенек и сел в «Ягуар». По-хорошему нужно было бы приехать на место происшествия, но этот момент я скинул на плечи Бориса, а сам, топя педаль газа в пол, мчался в центральную больницу.

Несколько раз глянул на себя в зеркало заднего обзора. В глазах нездоровое спокойствие. Шок. Но я уже готовлюсь к тому, что он скоро схлынет и когда это случится, туго придется всем. Напряженно сжимая руль, я пытался сглотнуть горькую слюну, но ничего не получалось.

Под ребрами запекло. Где-то с левой стороны. Так нещадно и слепяще остро. Я никогда не ощущал нечто подобного. Нет. Было только однажды, когда сестры не стало. Даже выкидыш Лале спокойней пережил, хотя я любил эту женщину. Эгоистично и по-своему, но любил. Но то, что горело сейчас внутри меня, ни с чем нельзя сравнить. Да я и не хотел этого.

Двигатель ревел. Я нарушил порядка десяти-двадцати правил дорожного движения, но мне сейчас на это абсолютно наплевать. Из-за частого дыхания распирает грудную клетку. Я дышу, но не чувствую насыщения воздухом. Всё еще кажется, что ничего не случилось, что это ошибка. Но только пока. Как только приеду, увижу, услышу, всё станет на свои места.

Рассудок должен оставаться холодным. Мозг обязан анализировать и перерабатывать мысли. Но меня изнутри рвёт. И я ненавижу это чувство. Вина давит на грудь, хватает за горло, вдавливает кадык во внутрь.

Когда показались ворот центральной больницы, я резко торможу и выбегаю из машины. Сдёргиваю с глаз очки и быстро поднимаюсь по ступенькам. Весь мой путь от дома до больницы в моём восприятии превращается в короткий отрезок длиной в один шаг. Всё происходит быстро и вскользь.

Здравый смысл грозится отключиться, но я сдерживаюсь из последних сил, потому что сейчас как никогда прежде нужно быть мужчиной. Доктора, медсёстры… Белые халаты, длинные коридоры. Гул в ушах нарастает. Меня пытаются перехватить, но я злюсь, угрожаю. Меня отводят в кабинет к главврачу. Шок медленно начинает отступать, и я ощущаю, что меня трясёт. Нещадно.

Разговор с главврачом практически никак не отпечатывается в моем мозгу, кроме той информации, которая мне сейчас необходимей всего на свете. Меня пытаются успокоить, а я… Такой всегда спокойный и холодный снаружи начинаю ломать мебель, будто это и не я делаю, а кто-то чужой. Надо запретить себе, своим рукам всё это, но я не могу. Шестеренки в моем теле запущены и единственная их цель – убить, стереть всех и вся с лица земли. Но всплеск этого адреналина и помешательства быстро сходит, и я ощущаю абсолютную пустоту и уязвимость.

Главврач вынуждает меня выпить успокоительное. Я глотаю таблетки и воду. Несколько минут молчания и я прошу, чтобы мне всё еще раз повторили. То, что я слышу, стирает меня с лица земли, но уж точно не тех, кто всё это сделал. Кира всё еще не пришла в себя. Кровотечение. Ребенок погиб. Из-за серьезных повреждений есть существенная угроза, что Кира вообще не сможет иметь детей.

Когда слушал это, стискивал очки в своей руке до того сильно, пока они не треснули. Выпустил осколки и увидел на своей ладони маленькие капельки крови. Я всегда всё пытался анализировать, контролировать и не поддаваться эмоциям. Но сейчас… Снаружи арктическая глыба, а внутри всё рвётся на части от боли, от вины, от бессилия. Никто меня не пустил к Кире. Никакие деньги не повлияют на порядок в больнице. С этим здесь всё строго.

В коридоре я встречаюсь с Константином. Его отпустили. Этот парень настоящий киборг, бывал с ним в разных передрягах и пули его всегда обходили стороной. Именно поэтому я его и приставил к Кире.

- Шеф, - слышу, будто сквозь толщу воды. – Вам лучше на свежий воздух.

В голове шумит, в груди ноет и ломает. Мы оба молчим несколько минут, потому что я физически ничего не могу выдавить из себя. Меня продолжает трясти как сумасшедшего.

- Они были уверены, что вы тоже находитесь в машине, - тихо отозвался Константин.

- Ну, конечно, - мои губы кривятся в оскале. - Звони моему юристу и гони его ко мне в резиденцию, - мне нужно начать действовать сейчас.

- Будет сделано.

- Я не хотел развязывать войну и делать первый шаг, но эти ублюдки сами зарыли себя раньше времени. Цивилизовано нам уже не договориться. Стягивай всех наших.

- Но, шеф, мы ведь это обсуждали…

- Плевать! – рявкнул я. – Они сами виноватым в том, что происходит. Анри начал это дерьмо и поплатился жизнью. Им нужен ответный ход, и он будет, но позже. Жду адвоката у себя.

- Значит, вы хотите отказаться от бизнеса в Виттории? – уточнил адвокат, сидя у меня в кабинете.

- Свернуть всю деятельность, - я глотнул виски и не заметил, как уж дважды осушил стакан.

- Халит Мехметович, я на вас работаю больше десяти лет…

- Вот и работай, - оборвал я.

К вечеру я вновь возвращаюсь в больницу, обеднев на пятьдесят восемь процентов от всего своего имущества. Пока еще мой мозг мог генерировать хоть какие-то ходы отступления, я решил, что в этом городе моя история и история моей жены окончена. Мы переберёмся куда-нибудь в другое место.