– Да что случилось, ты скажешь, а? Черт в шляпе! – разозлилась Наталья.

– Ты понимаешь, я не хочу, чтобы ты тоже делала резкие движения. Нужно быть предельно аккуратными, учитывая, какое влияние обрела эта женщина.

– «Эта женщина»! Мы даже имени ее не знаем. Может, она и не Ирина вовсе. Может, она Ефросинья!

– Именно. Ты подумай, Наталья, она – сирота казанская, в твоих тряпках по мастерской гуляет, и вдруг – о чудо! – и телефон новый, и сумка неплохая в руках, и новые босоножки. Чемезов говорит, что денег ей не платил.

– Может быть, врет? Знаешь, Ванька такой. Побежит, все купит, а потом будет стесняться, потому что идиот! – Наталья вспыхнула. – Деньги для него – что песок. Всегда такой был.

– Я не думаю. Не думаю, что он ей что-то купил. Потому что я видел его выражение лица, когда эта женщина появилась со всеми этими обновками. Да он понятия не имеет, кто она, зачем и откуда появилась. А между тем я знаю, откуда у нее деньги.

– Ты знаешь? – вытаращилась на него Наталья.

Сережа кивнул.


Через два часа Иван Чемезов стоял на пороге Сережиной галереи, злой как черт, потому что его отвлекли от работы. И еще – немножко – оттого, что Ирина в очередной раз уехала неизвестно куда и до сих пор не объявилась. И на его звонки не ответила, телефон отключила. Абонент недоступен, абонент невыносимо скрытен.

– Что за пожар? – буркнул он, проходя внутрь по темным коридорам. Галерея была закрыта для посетителей, и свет во всех залах был погашен. Сюрприз ждал его в последнем зале, там, где в настоящий момент лежали запакованными все его картины. Посредине зала стояла Наталья. Иван отступил на шаг и посмотрел на Сережу как на предателя.

– Ты обязан нас выслушать! – заявила Наталья и посмотрела на Ивана острейшим взглядом. – Все очень серьезно.

– Что очень серьезно? Тебе что, нечем больше заняться, кроме как гоняться за мной и портить мне жизнь?

– Между прочим, я тут по приглашению Сергея! – возмущенно воскликнула она. – Может быть, это не бросается в глаза, но мы на твоей стороне.

– На моей стороне? С каких это пор у меня завелась сторона? – фыркнул Иван. – И что, кто же на другой? Против кого дружим?

– Эта женщина, что ты привел в дом… – мягко вмешался Сережа.

– Эта женщина! – Иван инстинктивно отшатнулся от него, как от огня. – Не бери на себя лишнего, боярин!

– Послушай, Ваня… Ты должен выслушать нас. Мы не знаем, что делать. Я мог решить все по-другому. Мог позвонить в полицию, в конце концов.

– Что ты мелешь! – Иван ушам своим не мог поверить, но Сережа, кажется, говорил серьезно. Он стоял в коротких, обтягивающих брючках с заниженной талией, в легких мокасинах из тонкой замши, футболке в широкую полоску – каждая вещь куплена с любовью, образ продуман до мелочей, до часов, до фитнес-браслета, показывающего, что Сережа якобы ведет здоровый образ жизни. Тонкие, затемненные, как в легкой дымке, солнцезащитные очки, по которым так захотелось заехать кулаком.

– Она украла «Завалинку», Чемезов! – сказала Наталья сухо и достала из кармана пачку сигарет. Подумав, она протянула ее самому Ивану. Он стоял не шевелясь, а затем махнул рукой, и пачка полетела на пол. Он развернулся и пошел к выходу.

– Больше некому, Ванька. Она забрала ее из машины, когда вы перевозили работы. Ты никуда не отходил? Она помогала тебе загружать картины? Да постой ты! – Сережа бежал за ним по галерее, но Иван шел не оборачиваясь, ускоряя шаг. Тогда мужчина обогнал его и встал в проходе. Иван остановился и сжал кулаки.

– Отойди! – рявкнул он.

– Не могу, Ванька! «Завалинки» нет! Я сегодня утром распаковал все работы, перепроверил десять раз. Наталью попросил.

– Может, ты ее запихнул куда-то? – процедил Иван. – Ты просто спятил, это невозможно.

– Она грузила картины? – Голос Натальи был омерзительно спокойным. Она говорила так, словно происходящее ее не касалось, но внутри она ликовала. Иван побледнел и разжал кулаки.

– Это не имеет значения.

– Почему же? – пожала плечами она. – Ты либо прав, либо ошибаешься. Одно из двух. Я не хочу никого обвинять несправедливо.

– Ага, конечно! – покачал головой Ваня. – Я тебя заверяю, она ничего не брала.

– Возможно. Может быть, ты забыл ее погрузить? – продолжала Наталья, медленно передвигаясь по комнате. Она остановилась напротив чьей-то работы, цветы в вазе. Акварель. Наталья провела пальцем по краю рамки.

– Я все привез.

– Тогда у нас проблема, – бросил Сергей. – Нужно вызывать полицию.

– Не понимаю, как она могла ее забрать!

– Иван, ты просто не о том думаешь. Ты облекаешь доверием человека, о котором ничего не знаешь. Она приходит в твою жизнь, ни о чем не говорит, человек без прошлого, без имени, без друзей и работы. Просто остается в твоем доме! – воскликнула Наталья, продолжая стоять спиной к бывшему мужу. Она сделала шаг в сторону, и теперь ее глаза зацепились за следующее полотно. Коллаж, какие-то карты, слова, вырезанные из журналов фотографии, яркие масляные краски. Сейчас такое в моде.

– И что!

– У нее появляются деньги, – добавил Сережа грустно. – Тебя это не удивляет?

– Что ты вообще о ней знаешь наверняка? – поинтересовалась Наталья.

Иван стоял так, словно вокруг него были клубы ядовитого воздуха и он боялся дышать, чтобы не умереть тут же в страшных мучениях. Он не знал об Ирине ничего, кроме того, что цвет ее глаз – удивительный глубокий изумрудный, что движения ее порывисты и страстны и что ее поцелуи обжигают и опьяняют, лишая сна.

Он помнил, с каким энтузиазмом Ирина помогала ему в тот день. Никаких возражений, никаких сомнений. Она поехала с ним в галерею. Могла ли она так поступить с ним? Могла ли она взять картину?

– У нее мог уже быть покупатель, – бросила Наталья. – Ты, Чемезов, дурак и вечный романтик. Никак не поймешь: женщины способны на все.

– Ты – да, это точно. Никаких вопросов! – пробормотал Иван, не желая и на миллиметр подпускать к себе свою бывшую жену, свою мучительную любовь, мать его детей. Она знала, как запустить темных демонов в его душу, посеять сомнения.

– Она могла все сфотографировать, показать фотки заказчику, чтобы он мог выбрать лучшее, а затем организовать кражу. Ты отлучался от машины, пока вы грузили работы? Кто еще был рядом?

Рядом? Никого не было рядом. Иван оставлял Ирину около открытой машины несколько раз, уходил в дом, разговаривал по телефону – с Сережей, между прочим.

– Я вижу и сама, Ванька! – Наталья покачала головой. – Ну, ты и дурак…

– Ты ее не знаешь. Она не стала бы этого делать.

– Конечно, я не знаю ее. Конечно, она – ангел во плоти, да? Господи, Чемезов, очнись. Подумай! У тебя «Завалинку» украли. Мы должны что-то делать!

– Мы? – Иван почувствовал, как слепая ярость застилает ему глаза. – Откуда взялось это «мы», а? При чем тут ты? Это не у тебя же пропала картина? Чего ты вообще тут делаешь, Наталья? Почему ты позвал ее, а? Сережа?

– А кого ему звать? Пашу твоего, алкаша? Или эту твою… музу? Может, прямо так и спросить у нее, где «Завалинка»? Попросить вернуть? Она прослезится и принесет ее тебе на блюдечке. За сколько ты продал ее, скажи мне? – вопрос был адресован Сереже. Тот хмуро смотрел куда-то вбок, в стену.

– Да какая, к черту, разница? Верну деньги. Плохо то, что «Завалинка» была заявлена как центральная работа обеих выставок. Придется перепечатывать все каталоги, буклеты, анонсы отменять. Господи, да это просто катастрофа какая-то!

– За сколько? – повторила Наталья. – Это важно, потому что это – сумма ущерба.

– Мне плевать на сумму ущерба! – рявкнул Иван.

– Сорок пять тысяч, – тихо пробормотал Сережа.

– Чего? Рублей? – Наталья посмотрела на него удивленно. – Ванька что, упал в цене?

– Евро, – добавил Сережа, вздохнув. После этого в воздухе повисла тяжелая, неприятная пауза. Наталья присвистнула.

– Да, Ванька, твоя эта Ирина – не дура. Совсем не дура.

– Вы говорите так, словно нет ни малейших сомнений! Может быть, картину просто вытащили из машины. Из твоего склепа стырили. А? Что скажешь? – Иван тряхнул головой, поднес ладони к лицу и закрыл глаза. Он чувствовал себя безмерно усталым.

– Все возможно, – согласился Сережа. – Но у меня тут сигнализация, видеонаблюдение. Электронные карты на дверях.

– Вот именно, Ваня. Все возможно! – кивнула Наталья. – Но тебе хочется, чтобы это Карлсон прилетел за твоей картиной. Кто угодно, но не она! Я так понимаю, что ты не желаешь знать правды. Ты скажи, не стесняйся. Мы же понимаем. В конце концов, картин ты еще намалюешь, а муза на дороге не валяется. А, Чемезов?

– Отвали, слышишь!

– Ты можешь хотя бы просто узнать все про свою бабу! Паспорт ее посмотри! – Наталья сорвалась на крик. – Идиот чертов. Никогда ты не разбирался в людях.

– А ты всегда разбиралась. Чего тебе тогда дома не сидится, со своим счетоводом? Скучаешь? – Иван схватил Сергея за руку, заставил его освободить проем, выпустить наружу.

– Я желаю тебе только добра! – крикнула Наталья ему вслед.

Иван выскочил на улицу. Звуки тормозов, клаксонов, голоса людей – все смешалось в один сплошной клубок ощущений. Он шел, не оглядываясь, по улице, пытаясь справиться с похожими на кислоту мыслями. Они разъедали его изнутри.

Что, если Наталья права?

Может ли он так ошибаться, может ли он быть настолько слеп, что за глубоким взглядом печальных глаз он не разглядел обычную воровку? Нет, не обычную. Очень хорошую воровку, высокого класса, с опытом, самообладанием, самоконтролем. С четким, хорошо продуманным планом. Ее слезы, улыбки, кофе в турке, выстиранные занавески. Смешные комментарии к его картинам. Туман, окутывающий ее иногда с ног до головы так, что она будто пропадает, исчезает в глубинах подсознания.

Ее длинные стройные ноги, требовательный, манящий к себе рот.

Иван бродил долго, не меньше часа, пока не остановился. Он огляделся и вдруг понял, что почти пришел к себе домой. Оказывается, он так и бросил «Ниссан» около галереи и через весь центр шел домой.

Он проиграл. Наталья победила.

Иван вошел в пустую мастерскую, полный смутных подозрений и невысказанных обид. Ирины не было дома, она все еще не вернулась… откуда? Бог весть! Может быть, за всей этой таинственностью, ее серьезными делами, о которых она так настойчиво просит не спрашивать, – может, за этим стоит простая воровка? Уж чего-чего, а его доверие ей завоевать удалось. Но сейчас это доверие лопалось, по нему ползли трещины.

Где ее носит?

Иван зашел в кабинет, посмотрел по сторонам: на стены с семейными фотографиями, на разбросанные по столу ручки, на мерцающий синенький огонек компьютера. Он не бывал больше тут, в этой комнате, за исключением той ночи, когда они с Ириной заснули вместе, в объятиях друг друга. Как-то так получилось, само собой и совершенно естественным образом, что Ирина заняла эту комнату и сделала своей.

На спинке стула висит ее нежно-голубой кардиган. На полу, рядом с диваном, аккуратно стоят мягкие тапочки. На диване, на спинке, лежит объемная замшевая сумка с вещами. Иван подошел и присел на диван, рядом с сумкой. Голова казалась потяжелевшей килограмм на десять, и хотелось спать. Лечь, ни о чем не думать, никого ни в чем не подозревать, отбросить все эти мерзости, все эти финансовые вопросы в сторону и просто уснуть.

Иван вытянулся на диване во весь рост, положил ноги на подлокотник. Диван всегда был ему коротковат, и теперь его длинные ноги в летних сандалиях свисали с дивана. Подушка пахла Ириной. Ваня закрыл глаза и попытался вспомнить ее лицо. Она сидела перед его «Завалинкой» и рассматривала ее, долго, внимательно, пристально – он помнил, как она задавала ему вопросы, это было в самый первый их день знакомства. Он тогда решил, что она просто попала под впечатление от этой работы.

Что, если она просто собирала материал?

Иван свернулся в клубок, поджал под себя ноги и лежал так в позе зародыша – классическая иллюстрация для учебника по психиатрии. Сублимация и подавление, попытки убежать от сложных решений и неприятных вопросов. «Ты дурак, Чемезов. Никогда не разбирался в людях. Особенно в женщинах. Тащишь в дом кого попало!» Голос Натальи не давал ему спать, он злил его. Хотелось схватить тапку и запустить во что-нибудь. Наорать на кого-нибудь!

Иван развернулся и посмотрел на бежевую замшевую сумку. Провокация на спинке дивана, черта, переходить которую не хотелось. Что он может там найти? Как будет он смотреть Ирине в глаза после того, как засунет свой нос в ее вещи? Как он станет смотреть в глаза самому себе?

Что, если она украла картину?

Иван молча сел на диване, стащил сверху сумку Ирины, поставил ее рядом с собой и потянул за молнию. Сам себе противен, подлый холоп… Тихий шуршащий звук сообщил, что врата рая распахнуты настежь и чувствуется сквозняк, из рая пора уходить. Яблоко откушено, и дьявольский голос бывшей жены уже расплавил внутри что-то важное, что уже не вернуть и не починить. Иван хочет знать правду? Нет, он хочет, чтобы ничего этого не было. Он хотел бы остаться в райском саду навечно, но что-то подсказывает ему, что это больше невозможно в любом случае.