– Маловероятно, но все же возможно, – вдруг вступился за Ирину Алексей.

– Это просто старая женщина! – возмутился Марк. – Лешка, мы же говорили с тобой. Что ты делаешь?

– Марк, – покачал головой Алексей, – Ирина может быть права, а может и нет. Но мы не можем действовать, исходя только из того, что она ошибается. Дело в том, что эту Ланге действительно невозможно найти.

– Ты не понимаешь! – крикнул Марк. – Как бы она смогла это сделать? Она была черт-те где в тот момент. Ты… я говорил тебе… Позвони мне по телефону, слышишь? Ты же ее обнадежишь…

– О чем речь, Марк? Что ты говорил ему? – спросила Ирина, а ее сердце неожиданно ухнуло и застучало неровно, болезненно. – О чем ты сказал ему, но не сказал мне?

– Ни о чем. Просто приезжай. Послушай меня, прошу, я говорю это искренне.

– Марк! – процедила Ирина. Они сверлили друг друга глазами, полными паники и злости, и Интернет даже на миллиметр не снизил высокого напряжения, простреливавшего все пространство между ними. Не влезай, убьет.

– Ира… Я не могу. Еще слишком мало времени прошло.

– ЧТО ТЫ УЗНАЛ??? – крикнула она и бросилась к компьютеру так, словно собиралась нырнуть сквозь экран, в зазеркалье, дотянуться до Марка и выбить из него все, что он умалчивает. Алексей мягко взял ее за плечи, развернул к себе.

– В вашем городе пропало еще двое детей. Не таких маленьких, правда, но за последний год пропало еще двое детей.

– Что? – Ирина отступила от него и невольно подняла руку так, словно пыталась защититься.

– Оба в центральном районе. Оба – просто исчезли.

– Нет, – Ирина качала головой, – это невозможно. Такого просто не может быть. Я уверена… я отказываюсь… Не может быть…

– Ира, я не хотел тебе говорить, – пробормотал Марк, еле сдерживая слезы.

– Чего? Чего ты не хотел мне говорить? Дети же пропадают. Это ничего не значит.

– Полиция считает эту версию основной…

– Замолчи! – Девушка отскочила от компьютера, как от ядовитой змеи. – Заткнись, Марк. Я не желаю этого слушать, и мне все равно, какую там версию рассматривает полиция. Мне плевать, что Анны не было в Питере. Мне все равно, что она скажет полиции. Пока я не найду дочь, я не остановлюсь, не уеду, не опущу руки. Ты хотя бы это можешь понять?

– Конечно! – кивнул Марк.

– Что еще мы можем сделать? – спросила Ирина, обращаясь на этот раз только к Алексею.

– Есть разные способы. Я уже говорил о Германии. Это сложно, но возможно.

– Делайте! – сказала Ирина, а затем подхватила сумку и направилась к дверям кабинета. Она ушла, так и не оглянувшись на Марка ни разу. Все ее силы ушли на то, чтобы не захлебнуться в диком животном вое, который рвался наружу, раздирал ее душу, делая все более мертвой с каждой минутой. Кто-то может сказать, что умирать по капле невозможно, но Ирина чувствовала, как жизнь уходит из нее с каждой частицей отнятой надежды.


Она бежала по улице, считая про себя шаги. Не думать. Только не надо думать. Вытеснить из головы все мысли, заменить их на что-нибудь не имеющее никакого значения. Таблица умножения.

Дважды два – четыре.

Дважды три – шесть.

Это основная версия полиции.

Семь на восемь… Сколько будет семь на восемь? Позвонить маме? Нет, мамин голос только ухудшит положение. Мама может почувствовать панику, расплескивающуюся вокруг, как убежавшее молоко.

Семь на восемь…

Иван Чемезов. Ирина вспомнила, что не звонила ему с самого утра, а ведь уже поздний вечер. Что, если однажды она исчезнет из его жизни, просто не вернется – и все? Будет ли он по ней скучать? Станет ли злиться? Как быстро забудет ее? Разорвет портрет? Нет, скорее, просто продаст.

Она бы никогда не поступила с ним так. Хотя, возможно, это было бы лучше всего.

Ирина развернулась и поехала домой. Семь на восемь… Не думать. Иван нравился Ирине. Его прямота, смешные словечки, то и дело проскальзывающие в его разговоре, звук голоса. Курит как паровоз. Красивый мужчина с красивой душой, немного подранной тяжелым браком, изматывающей любовью. Мужчина с кистями в руках – это уже произведение искусства. Льняная рубашка с расстегнутым воротом.

Ирина смотрела на Ивана долго, прежде чем дала о себе знать.

– Что ты рисуешь? – спросила она тихо, и тогда он вздрогнул, обернулся к ней. Чемезов стоял в мастерской, за раскрытой настежь дверью, спиной к Ирине. Его движения были сильными, мощными, мазки – широкими. Он что-то выводил на большом, почти пустом холсте. Когда он повернулся, первое, что бросилось Ирине в глаза, – это расстегнутый ворот. Широкоплечий Иван.

– Да так, – пожал он плечами. – Нужно выполнить один заказ.

– Ты не говорил, что принимаешь заказы, – удивилась она. Иван посмотрел на нее долгим, странным взглядом, но затем его взгляд помутился. Он отвернулся к холсту и подправил маленьким мастихином мазок белой краски.

– Ты сегодня поздно, – пробормотал он и бросил короткий, но выразительный взгляд на часы.

– Почему ты не зажжешь свет? – спросила Ирина, а потом заметила: рядом с этюдником, на столике, стояла початая бутылка армянского коньяку.

– Я хотел задать тебе тот же вопрос! – хмыкнул Иван. – Что мы с тобой все блуждаем в темноте, Ирина?

– Ты хочешь мне что-то сказать? – Она насторожилась. Напряжение буквально заполнило комнату. Иван склонил свою светлую, с выгоревшими на солнце волосами, голову.

– Что я могу тебе сказать, барышня? Слова пусты. Иногда мне кажется, я слишком стар для этого дерьма. – Иван сделал шаг в сторону, попытался достать тюбик с какой-то краской, но ноги не удержали, и он пошатнулся, чуть не упал, схватился за холст – с грохотом уронил все на пол и сам осел рядом.

– Господи, детский сад какой-то! Да ты пьян! – всплеснула руками Ирина, бросаясь на помощь к Ивану, но только без толку. Иван Чемезов не желал быть спасенным, он утянул Ирину за собой, и она опустилась на пол, на колени, села себе на ноги, как иногда сидят на занятиях йогой.

– Коньяку не хочешь? – спросил Иван как ни в чем не бывало. Продолжая сидеть на полу, он протянул Ирине бутылку. Она вздохнула, но бутылку приняла. Иван изумленно наблюдал за тем, как Ирина запрокинула бутылку – по-простому, или, как еще говорят, по-пионерски. – Ого! – хихикнул он, но Ирина не реагировала. Она делала глоток за глотком, понемногу, будто глотая гадкое, но очень нужное лекарство.

– Спасибо, – бросила она, протаскивая слова сквозь сбившееся от крепкого спиртного дыхание. – Мне это было нужно.

– Это я понял, – кивнул Иван, отставляя бутылку в сторону. – Что-то случилось?

– Случилось? – вздрогнула она. – Да, конечно. Что-то случается каждый день. Ты ведь знаешь, Иван, что люди способны на все, что угодно. Буквально на все! Забавно, да? Никогда нельзя забывать об этом.

– И ты? – спросил Ваня в ответ, на сей раз с полной серьезностью.

– Я? Что – я? – не сразу поняла вопрос Ирина.

– Ты тоже способна на все, что угодно, Ира?

Взгляд девушки внезапно стал твердым как гранит, темные зрачки еще больше расширились, оставив только тонкую зеленую кайму. Она приподнялась, подалась к Ивану, стоя на коленях, и прикоснулась губами к его губам. Сразу стало понятно, что этот поцелуй – другой, совсем не такой, как прежде. В Ирининых глазах блестело отчаянное желание, и трудно было разобрать, чего там больше – желания или отчаяния. Ирина смотрела на Ивана безумными глазами женщины, способной на все, что угодно.

– Ты уверена?

– Ты видел, сколько я только что выпила коньяку? – усмехнулась Ирина, глядя на потрясенное лицо симпатичного Вани. – И ты еще спрашиваешь?

– Можешь поцеловать меня еще раз? – попросил он, продолжая сидеть, не шевелясь и даже не дыша. Плевать! Плевать на то, что она сделала, или что могла сделать, или что заставило ее сделать это. Она здесь, рядом, его зеленоглазая чертовка склоняется к нему и берет его лицо в свои ладони. Она смеется и целует его, играет с его языком, стонет от наслаждения.

Иван держался несколько секунд, а затем он рванул к ней. Его руки жадно вцепились в ее плечи, он сжал их с силой и притянул к себе, заставляя ее потерять опору и упасть. Резкое движение, Ирина совсем этого не ожидала, она вскрикнула от неожиданности, но не стала вырываться, только схватилась за плечо Ивана. Он нежно помог ей перевернуться и обхватил ее, заключив в свои объятия, склонился и замер на секунду, прежде чем поцеловать.

– От тебя пахнет коньяком, – улыбнулась Ирина.

– От тебя – тоже. Коньяком и ментолом, – ответил Ваня, чуть прикусывая Ирине нижнюю губу. – Тик-так? Для меня не найдется?

– Отлично, будем пить и закусывать тик-таком. Прекрасное сочетание, – прошептала она и вдруг запустила руку в расстегнутый ворот льняной рубашки. Она провела рукой по сильной, то вздымающейся, то опускающейся груди и почувствовала, как он напрягается под прикосновениями ее ладоней. – Я давно хотела это сделать.

– Ты шутишь? Зачем же ты терпела? – усмехнулся Иван, пассивно наблюдая, как Ирина расстегивает оставшиеся пуговицы и стаскивает рубашку с его плеч. Он отпустил ее только на секунду, чтобы снять рубашку полностью. Теперь Чемезов был так близко, Ирина гладила его по плечам, проводила пальцем вдоль его мощной шеи, лохматила его волосы, а он только смотрел на ее затуманенное страстью лицо.

Эту женщину невозможно понять. И не нужно.

Иван почувствовал, как все его тело отвечает на легкое прикосновение тонких пальцев к его губам. Ирина лежала в его руках, словно добровольно дарила себя ему этим вечером. Жертвоприношение неизвестно каким богам. Держаться дальше было невозможно, и Иван одним движением приподнял Ирину, усадил себе на колени и потянул ее футболку вверх.

Он ожидал сопротивления, но вместо этого она только подняла руки вверх в знак полнейшей капитуляции. Ира позволила стащить свою футболку, и Иван чуть не задохнулся от восторга, когда ее округлые, упругие груди возникли в мерцающем полумраке мастерской – прямо перед его лицом. Полнейшее бесстыдство. Он сделал глубокий вдох, чтобы справиться с волнением и погасить биение сердца, готового выпрыгнуть от желания.

– Хороша, как хороша, – пробормотал он и медленно, нерешительно приблизился к такому желанному телу, которым уже столько раз обладал в мечтах. Иван захватил губами нежный сосок и простонал от восторга, чувствуя, как он твердеет у него во рту. Если бы в этот момент ему предложили все земные блага за то, чтобы он остановился и отпустил Ирину восвояси, он бы даже не повернулся, чтобы ответить.

– Я твоя, – ответила она. – Делай со мной что хочешь.

– С ума сошла! Ты потом ходить не сможешь, – рассмеялся Иван, играя языком с другим соском.

– А я и не собираюсь никуда ходить. – Она беззаботно махнула руками и обхватила ими Ивана за шею. Он обнял ее, погладил шершавыми ладонями по обнаженной спине. Худенькая. Нежная кожа – чувствительная, дрожит от прикосновений. Не в силах сдержаться, он захватил ее груди двумя ладонями. Они вместились в его руки почти полностью, наполняя все его существо восторгом. Лучшая игрушка для настоящего мужчины.

– Иди ко мне, – прошептал Иван, поднимаясь. – Не отходи. Я боюсь тебя отпускать дальше чем на шаг.

– Обними меня, – попросила Ирина, и тогда Иван прижал ее к своей груди – горячий, большой, сильный, как медведь. От него исходил завораживающий мужской запах, острый, пряный, с нотками ароматного табака и абрикосового геля для душа. Ирина уткнулась носом в самый центр его груди, закрыла глаза и вдохнула этот запах, который так нравился ей, так возбуждал. Это было так странно, после всех этих тягуче-мучительных одиноких ночей, просто стоять обнаженной по пояс перед мужчиной, который тебе нравится, которому хотелось позволить куда больше. Позволить все.

От этого осознания собственной наготы Ирина загоралась еще больше, и краснела, и смущалась, и ждала продолжения.

– Стой, не шевелись! – попросил Иван, а сам опустился перед Ириной на колени. Дрожащими пальцами он расстегнул пуговицу на ее светлых тонких джинсах, потянул за молнию, которая без сопротивления поползла вниз.

– Я могу упасть, – предупредила Ирина. – Я ни в чем не уверена.

– Я тебя поймаю, – пообещал Иван, положив руки ей на талию. Он подцепил джинсы за талию и потянул вниз. Джинсы медленно, словно сопротивляясь, все же заскользили, и с каждым миллиметром наготы возбуждение только нарастало, пока наконец не стало непереносимо. Ирина стояла посреди мастерской в одних только трусиках, ее дыхание сбилось, а губы искали поцелуев. Головокружительное падение. Иван подскочил, подхватил Иру и прижал к себе, поцеловав в губы. Поцелуй был долгим, опьяняюще глубоким и страстным. В нем можно было раствориться, забыться. Ирина откинулась назад, уверенная в том, что Иван удержит ее, она запрокинула голову и отдала свои губы на растерзание, словно они теперь были и не ее вовсе, а принадлежали этому неудержимому мужчине напротив. Не прерывая поцелуя ни на секунду, Иван запустил ладонь ей в трусики. Последний барьер, теплая нежность, доверчиво отданная ему, чтобы доставлять наслаждение. Ирина позволила стянуть с нее все.