Барбара Картленд - Династия любви

– Хозяин просит вас зайти к нему в кабинет, мисс!

Тила ждала этого, но сердце все равно подпрыгнуло и ноги задрожали. Если ей придется уехать из Ставерли, как будут выходить из затруднительного положения Роби и Патрик – особенно Патрик?

Быстро взглянув на себя в зеркало, она спустилась вниз. Там уже ждал лакей, который и проводил ее к кабинету. Он вошел первым и доложил о ней, затем пропустил ее вперед.

Когда девушка очутилась в знакомой комнате, больше всего на свете ей захотелось прокрутить часы назад и увидеть за столом своего отца. С большим трудом она отогнала эти мысли, напомнив себе, что она не Ставерли, а Стивенс, гувернантка дочери американского миллионера.

Клинт Викхэм стоял у окна и смотрел на сад. Тила едва успела дойти до середины комнаты, как он повернулся. Казалось, он уже слишком долго стоит и внимательно разглядывает светлые кудряшки, обрамляющие ее лицо, ее огромные серо-голубые глаза, контрастирующие с белизной кожи.

Тила была уверена, ее образ нисколько не соответствует тому, что ожидал увидеть мистер Викхэм. И сама того не замечая, она гордо вскинула подбородок, а ощущение беспокойства, явно читавшееся в ее глазах, сменилось готовностью к защите.

Наконец после долгого молчания мистер Викхэм сказал:

– Я боюсь, мисс Стивенс, что наш разговор несколько запоздал.

Он указал ей на кресло:

– Садитесь.

Она покорно села, а он занял место за столом напротив.

– Я слышал от Мэри-Ли восторженные отзывы о сегодняшних уроках, – приступил он к экзекуции. – Ей они действительно очень понравились. Однако я сомневаюсь в практичности того, что вы ей рассказывали. А как вы считаете?

– Я думаю, мои истории практичны, сэр, – вежливо ответила Тила.

– Я бы также хотел спросить у вас, – продолжал мистер Викхэм, – что вы считаете наиболее положительным в моей дочери.

Тила ожидала подобного вопроса и без заминки ответила:

– Ее воображение.

– Воображение? – удивился мистер Викхэм. – Почему?

– Потому что это единственная в жизни вещь, которая остается навсегда. И что бы ни приключилось с Мэри-Ли, оно будет с ней.

Тила действительно так думала, ведь именно воображение спасало ее от тоски и депрессии еще совсем недавно. Она заметила, как удивил ее ответ мистера Викхэма, который, очевидно, надеялся услышать совершенно иное.

– Я не совсем понимаю, что вы имеете в виду, – подтвердил он ее предположение.

– Если посмотреть на это понятие объективно, – объяснила девушка, – то воображение – это качество, присущее только человеку, что отличает его от животных, и чем больше оно развито, тем тоньше и изысканнее натура. Человек с богатым воображением в своих мыслях может достичь даже звезд.

Она перевела дыхание.

– И мы должны понимать, несмотря на изменчивость, а подчас и непостижимость нашей жизни, вокруг довольно много вещей, которые заключают в себе истинную ценность, и вовсе необязательно это деньги.

Мистер Викхэм облокотился на спинку кресла, пристально глядя на девушку.

– Вы удивили меня, мисс Стивенс! – признался он. – Скажите, вы сами до всего этого додумались?

– Все, что я сказала, отражает мои чувства, и, поверьте, я совсем не пытаюсь произвести на вас впечатление.

Неожиданно американец рассмеялся. Тила в недоумении уставилась на него.

– Поверьте, – увидев, как она отреагировала на его смех, стал объяснять мистер Викхэм, – я не хочу показаться грубым, но вы выглядите не намного старше моей дочери, а ваши слова были бы под стать какому-нибудь доктору философии.

– Я действительно не пыталась произвести на вас особого впечатления, мистер Викхэм, – ответила Тила. – И уж если быть до конца честной, из того, о чем мы сегодня беседовали с Мэри-Ли, я поняла, что в детстве вы лишили ее чего-то намного более важного, нежели факты и цифры.

– Я лишил ее? – переспросил Клинт Викхэм.

– Конечно. Вы ведь не можете рассказывать ей о том, чего не знаете сами, – молвила Тила. – Я понимаю, вы прошли трудную школу жизни, но она сильно отличается от того, что может понять живущий беззаботной, комфортной жизнью ребенок.

– И что вы имеете в виду, говоря это? – снова спросил озадаченный мистер Викхэм.

Тила улыбнулась, и ее лицо стало еще симпатичнее.

– Я пытаюсь объяснить вам, почему для Мэри-Ли очень важно использовать воображение.

Мистер Викхэм встал и прошелся по комнате.

– Я просил вас спуститься вниз, мисс Стивенс, так как решил, что вы слишком молоды и неопытны для того, чтобы учить мою дочь, которой я хочу дать полноценное образование.

– Я знала, что вы так подумаете, – пролепетала Тила.

– Вы знали, о чем я собираюсь говорить с вами? – усмехнулся мистер Викхэм.

– Да, – спокойно ответила Тила.

– И откуда же?

– Потому что я заметила, как вы удивились, впервые увидев меня, и потому что, мне кажется, я знаю, как вы привыкли думать.

– И как же вы можете знать это? – поднял он брови.

Тила ответила не сразу, и он язвительно переспросил:

– Ну так как же, отвечайте!

– Ну хорошо, – собралась с духом Тила. – Вы деловой человек, и вы невообразимо богаты уже в таком молодом возрасте. Из-за этого, а также из-за положения, которое вы занимаете в мире бизнеса, у вас не остается выбора – вам поневоле приходится быть довольно жестким и суровым, а значит, и думать так же.

Она какую-то секунду колебалась, сжигать ли мосты до конца, а потом решительно на все махнула рукой.

– Но я не думаю, – продолжала она, – что именно этого вы хотите для своей дочери, которая, во-первых, всего лишь ребенок, а во-вторых, девочка.

Клинт Викхэм внимательно смотрел на нее, но не проронил ни слова.

Не услышав ничего в ответ, Тила сказала:

– Факты и цифры, может быть, важны для мальчика, но они никак не сделают Мэри-Ли более очаровательной и привлекательной.

Девушка вновь посмотрела на американца, но тот молчал.

– То, что она чувствует и к чему стремится, имеет гораздо большее значение, чем осведомленность в том, что она сможет купить, имея миллион фунтов.

А в заключение речи она произнесла уже мягко:

– Никакие деньги мира не способны купить женскую нежность и тепло, и никакие академические знания не смогут изменить ее сердце.

Тила остановилась и перевела дыхание. Она вовсе не была уверена в эффективности своего монолога и не понимала, зачем она это делает. Слова как будто сами собой срывались с ее губ. И все сказанное ею было правдой, потому что исходило из глубины сердца.

Замолчав, Тила подумала, что все испортила, что ей следовало бы лучше стоять тихо и слушать указания мистера Викхэма, дабы он удостоверился в ее педагогических способностях. Но нет, она должна была сказать то, во что верила сама. И если он уволит ее за это, значит, так тому и быть. Наконец, взглянув на мистера Викхэма, Тила заметила на его лице совершенно очевидное изумление.

Неожиданно он подошел к ней и произнес каким-то необычным тоном:

– Разве в вашем возрасте, с вашей внешностью можно произносить столь глубокомысленные слова?

Было уже около полуночи, когда Тила легла спать. Перед сном она мысленно вернулась к реалиям самого необычного вечера в своей жизни.

После того как Клинт Викхэм поговорил с ней и она уже вознамерилась уходить, он неожиданно сказал:

– Я собираюсь переодеться к ужину, и мне бы очень хотелось, чтобы вы поужинали со мной.

Тила была поражена.

– Поужинать… с… вами?

– Да, в восемь часов.

Она молчала, и он нетерпеливо спросил:

– Ну, так вы готовы мне что-нибудь ответить?

– Я… я бы с радостью согласилась, – честно призналась Тила, – но… это было бы ошибкой.

– Но почему?

Этот вопрос поставил ее в тупик. Она знала, неприлично незамужней девушке ужинать наедине с мужчиной, тем более что она служанка. Если кто-нибудь увидит, не избежать сплетен. Она решилась объяснить все это Викхэму.

– Понимаете, в Англии гувернантка может сесть за стол в обед, но никак не во время ужина. А ужин наедине с хозяином будет вообще равносилен скандалу.

Клинт Викхэм засмеялся:

– Да, я ожидал от Англии чего-нибудь подобного, но я американец, а в нашей стране, как вы, наверное, знаете, нет никакого разделения на классы.

– Возможно. Но вместо этого деньги создают барьеры между людьми, – резонно заметила Тила.

– Сейчас некстати обсуждать подобные вопросы, – прервал ее мистер Викхэм. – Итак, где бы мы ни были – в Англии или в Гонолулу, – я хочу одного: чтобы вы поужинали со мной.

– Ну что ж… хорошо, – в некотором замешательстве промолвила Тила. – Я думаю, нет смысла противостоять вашему желанию.

Она вышла из кабинета, чувствуя спиной пристальный взгляд Клинта Викхэма. Взбежав вверх по лестнице, Тила перевела дух и спросила у себя, может ли быть нечто более невероятное, чем только что случившийся разговор. Девушка еще какое-то время раздумывала, а потом надела новое вечернее платье. Оно, конечно, не было столь великолепным, как платья, в которых появляются юные леди на званых вечерах с целью привлечь внимание кавалеров, но тем не менее очень шло ей.

Тила посмотрела на себя в зеркало и осталась довольна увиденным. Она была уверена, именно Патрик сказал за обедом, что она красива. И наверняка эти слова были произнесены, дабы выяснить, что по поводу своей новой гувернантки думает сам мистер Викхэм.

«Он почти что уволил меня», – раздраженно подумала Тила.

Однако теперь, после их разговора и приглашения на ужин, это вряд ли произойдет. И все-таки она не может быть абсолютно уверена, пока он сам не скажет об этом.

Когда она спустилась в гостиную и шла к обеденному столу, мистер Викхэм неотрывно смотрел на нее. Взгляд его был таким же оценивающим, пристрастным, как в ту минуту, когда он впервые увидел ее.

Мистер Викхэм явился в вечернем костюме и выглядел довольно впечатляюще. Тила заметила, чем немало была удивлена, что костюм на нем английского производства. Он, видимо, купил его в Лондоне.

«Патрик, несомненно, получил свои комиссионные», – подумала она, но тут же попыталась отогнать эту мысль.

Ей не нравилось вспоминать, как использовали богатство мистера Викхэма Патрик вместе с ее братом, хотя она и старалась внушить себе, что американец этого заслуживает.

Сейчас, сидя за ужином и разговаривая с мистером Викхэмом, Тила была поражена глубиной его знаний. Это был самый умный человек из тех, с кем ей приходилось доселе общаться. В свою очередь Клинт Викхэм хотел побольше узнать о ней. Они спорили на столь разные темы, что в конце концов Тила совсем забыла про еду. Она вдруг обнаружила, что спокойно обсуждает тот круг вопросов, в которых раньше считала себя полной невеждой. Она поняла, что знания, почерпнутые ею из библиотечных книг, дождавшись наконец своего часа, захлестнули ее и стремятся вырваться наружу. Слова непринужденно срывались с губ, и было чрезвычайно приятно, что мистер Викхэм по достоинству оценил ее мозги, раз вызвал на изустную дуэль.

Уже после того как ужин закончился, они еще долго сидели и полемизировали. Предметы спора возникали сами собой и периодически менялись. Тила намеревалась затронуть проблему обучения Мэри-Ли, но из этого ничего не вышло, потому что разговор постоянно перетекал в другое русло.

– Откуда вы все это знаете? – допытывался Клинт Викхэм. – Кто были ваши учителя? Откуда такая осведомленность?

Тила рассмеялась:

– Мне нетрудно ответить на этот вопрос.

– Ну так ответьте, – в нетерпении попросил он.

– Книги, цветы, леса, лошади, – улыбнулась девушка, – и еще воображение, помогавшее мне слышать и видеть мир, которого для вас не существует.

Он откинулся на спинку стула.

– Единственное, что я могу сейчас сказать, мисс Стивенс, – то, что вы совершенно необычная молодая женщина. И я боюсь даже подумать о том, какой вы станете, когда вам будет тридцать.

– Почему боитесь?

– Мне кажется, в этом возрасте вы очутитесь перед довольно нелегким выбором, – серьезно ответил он. – Кем стать: профессором университета или первой женщиной премьер-министром.

Тила рассмеялась:

– Я думаю, это маловероятно.

– Нет, глядя на вас, – кивнул Викхэм, – я думаю, это вполне может произойти.

Они бы еще долго беседовали, если б Тила не взглянула на часы. Она была ошеломлена, узнав, что уже около полуночи.

– Я должна идти спать, – молвила она.

Клинт Викхэм встал с кресла.

– Мне нелегко отпускать вас, – признался он. – Я бы еще о многом хотел поговорить.

– Для этого всегда есть завтра, – улыбнулась Тила.

– Завтра вечером я должен организовать бал, – с сожалением произнес он. – Но, поверьте, с гораздо большим удовольствием я провел бы этот вечер один.

Помолчав, он прибавил:

– Ну, конечно, еще с Мэри-Ли и с вами.