– Я умру, если не прекращу танцевать, – отозвалась она. – Лучше умереть, чем бегать за танцорами и, затанцевав себя до смерти, помереть с голоду, как собака.

– Не слишком ли ты высокого о себе мнения? Не слишком ли щепетильна в вопросах чести?

Она не склонила голову, как сделала бы на ее месте скромная благовоспитанная девушка, но открыто, как равная равному, посмотрела ему в глаза:

– Нет, не слишком.

Он обдумал услышанное и улыбнулся.

– Ты мужественная, гордая женщина, – торжественно проговорил он. – Я восхищаюсь тобой. И потому я сделаю то, о чем ты просишь.

– Эй, – вмешался в разговор Фрейзе. – Повремени-ка. Помни, что ты не можешь причинить ей вреда.

Раду-бей насмешливо оглядел его и беспечно ухмыльнулся.

– Ты все слышал. Слышал, что сказала эта юная леди, последовательница Христа. Она попросила срезать с ее ног башмачки, а если это не удастся – отрубить ей ноги. Желание дамы – закон.

Он обернулся к раввину:

– Мне потребуется пара бревен, чтобы приподнять ей ноги. Чтобы я мог как следует размахнуться. И пусть кузнец вскипятит смолу. Если я промахнусь и отрежу ей ноги, надо будет окунуть обрубки в кипящую смолу, чтобы скрепить края раны.

Фрейзе задохнулся от ужаса.

– Клянусь, ты и пальцем не прикоснешься к ней. Ты не причинишь ей боль.

– О, боль будет жуткая, – уверил его Раду-бей. – Думаешь, ей хватит стойкости перетерпеть ее?

Фрейзе перевел взгляд на Изольду, чье посеревшее лицо сливалось с серыми балками ворот.

– Ни у кого в мире не найти такой отваги и стойкости, как у нее, – взорвался Фрейзе, – но калекой она не станет! Даже не думай отхватить ей ноги по щиколотки! Не уверен, что сможешь разрезать башмачки, – лучше и не начинай.

– Я сделаю все, что в моих силах. Верь мне.

От сумрачной улыбки Раду-бея Фрейзе передернуло. Он бросился на колени перед Изольдой.

– Ради всего святого, позволь мне связать тебе ноги и отнести тебя далеко-далеко отсюда. Не дозволяй этому иноземцу дотрагиваться до тебя. Не позволяй ему обнажить свой меч. Неужели ты не понимаешь, что он смеется над нами? Неужели ты не понимаешь, что они – он и эти ужасные люди – сговорились превратить тебя в калеку? А потом – что? Их нельзя будет обвинить: они заявят, что ты сама их об этом попросила.

Белыми губами на мертвенно-бледном лице она прошептала:

– Но ведь я сама их об этом попросила.

Она задрожала, словно внезапный мороз пробрал ее до самых костей.

– Я сама их об этом попросила.

* * *

Ишрак повалила торговца на колени, связала ему руки за спиной веревкой, что была приторочена к седлу ее лошади, и прикрутила их к лодыжкам. Торговец замычал от боли. Рана на его скуле продолжала кровоточить и мучительно ныть.

– Итак, ты отравил меня и отправил Изольду на верную смерть. Теперь объясни, с какой стати мне оставлять тебя в живых?

Ишрак смерила его задумчивым взглядом.

– Прошу тебя, – взмолился он. – Я не замышлял ничего дурного, просто хотел усыпить тебя и выпроводить ее светлость на полдня прогуляться. Возможно, она уже вернулась.

Ишрак не поверила ему ни на йоту.

– Куда ты отправишься без меча? К Джорджо?

– А куда ж мне еще податься? Он мой повелитель. Поверь, я не желал вам зла, но он приказал мне.

– Тогда передай ему: если он будет и дальше вставлять нам палки в колеса, мы развернемся и придем по его душу. Напомни ему, что его сестра и я сильнее и храбрее, чем он, и что нам ничего не стоит пролить родную кровь. Скажи ему, мы отправились на восток, чтобы начать новую жизнь. Лукретили забыт. Пусть Джорджо владеет замком, пусть распоряжается землями. Нам ничего не надо, мы хотим жить тихо и мирно.

Торговец нахмурился, не зная, можно ли верить ее словам. Ишрак совсем не походила на женщину, которая с легкостью смиряется с поражением.

– Я передам ему, – согласился он. – Но он ни за что не поверит мне. Отправь ему меч в знак того, что признаешь его власть и право владения Лукретили.

– Отправлю, – пообещала Ишрак. – Но вначале мы извлечем из ножен лезвие и соединим его с боевым мечом графа Влада. Затем мы вернем меч в Лукретили. Клянусь тебе, меч возвратится в замок. Именно поэтому мы и направляемся сейчас на восток. Чтобы найти в Валахии преемника графа и соединить лезвия мечей.

– Так я ему и передам, – сказал липовый торговец. – Слово в слово, обещаю.

– Постарайся убедить его. Ты ведь не жаждешь встретиться со мной вновь, а? Я тебя никогда не забуду, сколько бы лет ни прошло, я буду тебя помнить.

– Само собой, само собой. Я больше не желаю иметь с тобой дела, я уговорю Джорджо оставить вас обеих в покое.

Она кивнула.

– Значит, договорились? – уточнил он. – Ты меня отпускаешь, я рассказываю Джорджо, что вы отправились в добровольное изгнание, и ты отсылаешь меч обратно.

Ишрак улыбнулась про себя.

– Возможно, я верну его лично.

Столь беспечным казался ее голос, что торговец не уловил скрытой в нем угрозы.

Она поднялась на ноги, подошла к его коню, расстегнула застежки на седельных сумах и заглянула в них: кошелечки с украшениями, кружева, ленты, игрушечные фигурки из слоновой кости, сапоги Изольды для верховой езды.

– Ты их украл? – Она затрясла сапогами. – Украл ее сапоги?

– Это для Джорджо, доказать ему, что она переобулась в танцевальные башмачки, – пролепетал мошенник.

Затем Ишрак на глаза попалась парочка красных башмачков.

– А эти-то тебе зачем?

– Я предложил бы их Изольде, если бы первые ей не подошли.

– Ты внушил Изольде, что башмачки заставляют ее танцевать, – осенило Ишрак. – Я как-то видела змею: зачарованная звуками флейты, она выползла из корзины и покачивалась под музыку. То же самое ты проделал и с моей подругой.

Он кивнул и застонал от резкой боли, молотком тюкнувшей его в затылок.

– Что ж, тогда ты понимаешь, что этот трюк сработает с любым, кто готов довериться первому встречному.

– Но почему ты не опробовал этот фокус и на мне?

– На тебе, как же, – надулся он, словно она обидела его. – Меня предупредили, что тебя на мякине не проведешь.

Она коротко рассмеялась.

– Но что погнало в путь других танцоров? Тех, которые повинуются скрипачу? Кто-то, такой же, как ты, сыграл с ними злую шутку?

– Нет, они все сделали сами: сами уверили себя в том, что они танцоры. Истории про танцующих бродяг, которые достигали их слуха, всколыхнули в их сердцах желание сбежать из опостылевшего дома, изменить свою жизнь к лучшему. Наверняка тебе доводилось слышать рассказы про каких-нибудь несчастных влюбленных, которые ложились и умирали. Просто умирали, безо всяких на то причин. Почему? Да потому что им так захотелось. Единственное, что я сделал с леди из Лукретили, – всколыхнул в ней желание танцевать. Дальше она все делала по собственной воле.

– То есть их собственный разум диктует им, что делать? – спросила Ишрак, размышляя, что Луке, возможно, будет небезынтересно об этом узнать.

– Стоит только захотеть, и перед тобой откроется мир волшебства и чудес, – пренебрежительно скривился торговец. – Начнешь ангелов видеть и всякое такое. А можешь просто напиться – и тогда черти на каждом углу мерещиться будут.

Не внимая воплям возмущенного коробейника, Ишрак вывалила на землю все его пожитки и расшвыряла их носком сапога в разные стороны. Засунув сапоги Изольды обратно в переметную суму, она выудила кошель торговца и зашвырнула его как можно дальше. Дугой пролетев в воздухе, он рассыпался по земле звонким каскадом монет.

– Басурманка! Госпожа! На мне места живого нет. Зачем меня вдобавок нищим делать?

– Затем. Если кто-нибудь придет тебе на помощь, он не тронется с места, пока не соберет все деньги. Да и ты сам, как только освободишься, бросишься их подбирать, валяясь в пыли. Это отвлечет тебя: мне бы не хотелось, чтобы ты кинулся за мной в погоню.

– Да я и не собираюсь, – заверил он ее. – Надеюсь больше никогда с тобой не встречаться.

– Надейся, – согласилась она. – Старайся изо всех сил. Ибо если пути наши снова пересекутся, милости от меня не жди, второго шанса у тебя не будет, и новое поручение Джорджо станет последним в твоей жизни.

– Понял, понял. Мы же договорились. А теперь ты меня развяжешь?

– Нет, – отрезала она. – Оставайся как есть. Сам, думаю, освободишься через час или около того. Или кто-нибудь наткнется на тебя вечером или завтрашним утром. Так что прощай. И помни – никогда, ни за какие блага этого мира, не смей переходить нам дорогу – ни мне, ни Изольде.

– Не покидай меня одного! Я же ранен! Связан!

Она улыбнулась – жестко, бесстрастно. Сверкнула холодными, как лед, глазами.

– Как пожелаешь. Предпочитаешь, чтобы я тебя убила прямо сейчас?

– Нет! Нет! Милостивая госпожа! Но ослабь хотя бы веревки!

Вместо ответа она вспорхнула на спину его коня и взяла под уздцы свою лошадь.

– Мой конь! – заныл торговец.

– Почему бы тебе не пожелать освободиться, а? – предложила она. – Пять, четыре, три, два, один!

Она рассмеялась в его перекошенное от гнева лицо.

– Прощай, отравитель!


Фрейзе и Изольда, потрясенные, онемевшие, глядели на кузнеца, несущего дымящуюся бадью с клокочущей смолой, распространявшей адское зловоние. Оттоманский воин стоял рядом с ними и задумчиво кивал, словно ведя внутренний монолог с самим собою. Принесли табурет для Изольды и два крепких чурбана. Один из стражей помог ей усесться на табурет, другие стражи подкатили чурбаны прямо под ее икры, так чтобы лодыжки ее хорошо просматривались и у Раду-бея было меньше возможностей промахнуться. Фрейзе в смятении стоял позади нее.

– Прошу тебя, прикажи ему остановиться, – бормотал он.

Изольда затрясла головой. Бледная, как полотно, она стиснула зубы, прикусив нижнюю губу.

– Держи ее за плечи, она может упасть в обморок, – приказал ему Раду-бей.

Фрейзе положил ладони на плечи Изольды. Он чувствовал, как она дрожит мелкой дрожью, словно испуганный, попавший в ловушку зверек.

– Нет, – сморщился Раду-бей. – Не так. Сдави ее в объятьях, чтобы она не могла даже вздохнуть. Опустись на колени. Обхвати ее.

Взглянув на Фрейзе – сурового, но такого несчастного, Раду-бей чуть не расхохотался.

– Обвейся вокруг нее, как лоза, вцепись в нее мертвой хваткой, как любовник. Ты ведь не хочешь, чтобы она дернулась и я промахнулся, верно?

Фрейзе повиновался. Изольда, трепещущая, привалилась к нему. Одной рукой он обхватил ее за плечи, сдавив грудную клетку, другой обнял за талию. Тело ее содрогалось от страха, из груди вырывалось тяжкое дыхание.

– Ты и ты, – зачехленным скимитаром оттоман указал на двух стражей. – Держите ее за ноги. Чтобы ей было не пошевельнуться.

Раввин остекленевшим взором смотрел на трех мужчин, взявших Изольду в тиски.

– Ну что, режу? – спросил Раду-бей. – Готова рискнуть? Согласна, чтобы эти трое держали тебя, покуда я обнажаю свой меч?

– Согласна, – беззвучно прошептала Изольда.

– А если я покажу тебе мой меч в действии?

Раду-бей вытащил наводящий ужас кривой клинок, выдернул с головы Изольды волос, подбросил его в воздух и на глазах у всех разрубил пополам. Клинок разрезал волос, как бритва.

– Согласна, – прохрипела Изольда.

Раввин кивнул стражникам; разом навалились они на Изольдины ноги, стиснули ей икры, схватили колени, сомкнули свои ручища на ее лодыжках, не давая ей возможности даже шелохнуться. Втянув головы в плечи, они крепко зажмурились, чтобы не видеть великого оттоманского воина и его беспощадно разящего клинка. Все застыли, все закрыли глаза.

– Если я промахнусь и отрублю ей ногу – любую часть ее ноги, отшвырните пинком бревно и немедленно погрузите обрубок в бадью со смолой, – поучал стражей Раду-бей. – Не медлите ни секунды. Если вы замешкаетесь, она изойдет кровью и умрет от столь страшного потрясения.

Стражи мрачно кивнули. Изольда почувствовала их мертвую хватку на своих лодыжках – они впились в нее, как клещи.

Она прижалась макушкой к шее Фрейзе, а он обнял ее, сжал в объятиях. Происходящее казалось ему сном, невыносимым, непрекращающимся кошмаром. Голова его кружилась, руки что есть мочи стискивали стан Изольды.

– Прикажи ему остановиться, – причитал он. – Ради Бога, прикажи ему остановиться!

Она отрицательно покачала головой. Он поднял глаза и увидел, как Раду-бей вознес скимитар высоко над своей головой.

Фрейзе готов был заорать оттоману – нет! – но Раду-бей разил быстро, как молния, не тратя время на предупреждения. Что-то свистнуло звонко – не иначе, как кто-то разрезал шелковое полотно, и черный человек, еле различимый в тумане, вихрем закружился на одном месте, вздымая в воздухе яростный меч; вжж-жж – меч ринулся вниз, и человек вновь закрутился в танце вращающегося дервиша; снова – свист меча, щелканье кнута и неуловимое глазу движение. Изольда закричала – не таясь, во все горло – и полуобморочно обмякла в руках Фрейзе. Он сжал ее, не в силах открыть глаза и взглянуть вниз, на ее изувеченные ноги, отрубленные лодыжки, валяющиеся на булыжной мостовой, на хлещущие кровью культяпки, окунаемые стражами в кипящую смолу.