Они прошли по длинному коридору с вытертым до нитяной основы ковром, Анриетта открыла дверь в маленькую спальню, и Вероника увидела старика, сидящего в кресле, возле которого стояла трость. Старик читал, но поднял голову, когда они вошли. На нем был старомодный костюм, который знавал лучшие времена. Однако старик выглядел опрятно, его взгляд был осмысленным, глаза – живыми и ясными.

– Дедушка, к тебе пришли. Они хотят поговорить с тобой, – обратилась к нему Анриетта, а Вероника улыбнулась. Старик вгляделся в ее лицо, словно надеялся узнать, и слегка покачал головой.

– Я вас не знаю, – отчетливо выговорил он.

– Да, мы не знакомы, месье, – подтвердила Вероника. – Я хотела бы рассказать вам об одной вещи, которая оказалась у меня, и расспросить вас о ней.

Старик кивнул. Его редко навещали, он был рад гостям. Бросив взгляд на Эйдана, он кивнул внучке. Поговорить он был не прочь. Анриетта придвинула гостям два стула, а сама присела на кровать. На стенах в комнате висело несколько ничем не примечательных картин, из окна был виден сад.

Вероника рассказала старику, как много лет назад, в свой медовый месяц, купила в Венеции одну картину.

– При разводе я отдала ее мужу, а недавно получила обратно. Подлинность этой картины всегда вызывала у меня сомнения. Она выглядела как подлинник Беллини или, по крайней мере, хорошая копия, – старик внимательно слушал ее, она продолжала: – Несколько месяцев назад я обратилась в один венецианский монастырь, желая подробнее узнать историю картины и выяснить, действительно ли ее написал Беллини. Я думала передать ее детям, если она окажется подлинной. На прошлой неделе мы снова побывали в том же монастыре и узнали историю этого полотна.

Примерно с 1900 года оно принадлежало одной парижской семье по фамилии Берже-Коэн. В 1918 году картина досталась старшему сыну предыдущего хозяина. В 1940 году картина исчезла, и в то же время вся семья… – она никак не могла справиться с волнением. На глаза старика навернулись слезы. – Вся семья тоже исчезла, – сдавленным голосом закончила Вероника. – В монастыре предположили, что из этой семьи не выжил никто, но точно они не знали. Я нашла вас через Интернет. И пришла выяснить, действительно ли вы из этой семьи.

Старик не сразу смог ответить. Минуту он смотрел на нее, и слезы струились по его морщинистым щекам.

– Мне было тринадцать. После школы я зашел к одному из друзей, вернулся домой поздно, и к тому времени всех моих родных уже увезли. Всех до единого – четырех сестер, родителей, старшего брата… Мои сестры были младше меня. Они забрали всех. Некоторое время меня прятали соседи, но нацисты все равно меня нашли. По ночам мне приходилось выходить из убежища на поиски чего-нибудь съестного, потому что семье, приютившей меня, не хватало еды. Так меня и поймали, и отправили в другой концлагерь, не туда, где держали моих родителей. Никто из моих родных не выжил. Это выяснилось уже после войны, я обращался за помощью в Красный Крест.

Из концлагеря меня освободили американцы, к тому времени мне уже исполнилось восемнадцать. Там же я познакомился с женой – ей тогда было семнадцать. Вскоре мы поженились и вернулись в Париж. Мы работали не покладая рук. Моя жена тоже потеряла всех своих родных. Прошло немало времени, прежде чем у нас появились дети. А это моя внучка Анриетта, она заботится обо мне. Ее отец, мой сын, живет в Лионе. Дом нашей семьи, который у нас отняли, находился в шестнадцатом арондисмане. Все наши вещи пропали бесследно. Я стал учителем, а моя жена, замечательная женщина, – медсестрой. Она умерла три года назад.

С этими словами он закатал рукав и показал Веронике и Эйдану татуировку на руке – поблекший лагерный номер. Внезапно прошлое стало для Вероники совершенно реальным, ее затошнило. Она отчетливо представляла себе юношу, которого отправили в «лагерь смерти», видела, как он познакомился там с юной девушкой, как они чудом выжили и стали вместе строить будущее.

Вероника достала из конверта фотографию и протянула ее старику. Он долго молчал, погруженный в мир воспоминаний.

– Она принадлежала моему деду. Он завещал ее моему отцу. Она висела у нас в столовой, моя мать ее очень любила, – он вдруг улыбнулся. – А я всегда считал, что эти ангелы выглядят глупо, – он перевел взгляд на Веронику, затем на Эйдана. – Да, я помню эту картину, – его глаза казались двумя прозрачными озерами боли.

– Я надеялась, что вы ее помните, хоть мальчики в тринадцать лет не всегда обращают внимания на картины. Мне только хотелось узнать, на самом ли деле она принадлежала вашей семье. Я хотела бы вернуть эту картину вам. Она ваша, а не моя. Вы ее законный владелец, ее у вас украли. Я не хочу быть причастной к этой краже. Теперь она стоит огромных денег, много миллионов евро. Если хотите, можете продать ее – ради собственной пользы и ради ваших близких. В этом случае я могу познакомить вас с людьми, которые согласятся купить ее у вас. Или же можно выставить ее на аукцион. Она произведет фурор в мире искусства, особенно потому, что ее подлинность несомненна. Если пожелаете, я отправлю ее прямо вам, – или галеристу, который займется продажей. Поговорите с родными, решите, как вы хотите поступить.

– Вы хотите отдать ее мне? – Старик растерялся. Разговор взволновал его, его внучка сидела совершенно ошеломленная, понимая, что в словах Вероники нет никакого подвоха, и гадая, не ангелы ли это, спустившиеся с небес. Она тоже расплакалась. Как и Вероника. Глаза Эйдана влажно блестели, он пожал старику руку.

– Она принадлежит вам. Как и вашему отцу и деду. Вы – законный хозяин этой картины, со всеми ее глупыми ангелами, – Вероника улыбнулась сквозь слезы, и старик ответил ей улыбкой.

– Почему вы решили так поступить со мной? – Его голос дрожал.

– Потому что это будет правильно. Справедливость наконец-то восторжествовала, пусть отчасти и через много лет.

Картина должна была раз и навсегда изменить жизнь всей семьи старика, но этого он пока не понимал. По оценкам Вероники, за нее могли дать не меньше пяти миллионов долларов – какой-нибудь именитый коллекционер наверняка купит ее, как в 2010 году, по словам брата Томмазо, купили Джованни Беллини на аукционе «Сотбис». Картина чрезвычайно редкая, а ее история удивительна.

– Когда примете решение, попросите свою внучку позвонить мне и сказать, куда переслать картину. Сейчас она в Венеции у монахов. Ее доставят вам по моей просьбе.

– Мама была бы счастлива, – дрожащим голосом выговорил старик и поцеловал Веронику в щеку. – Спасибо. Спасибо, что возвращаете то, что принадлежало нам. Все эти годы нам с женой приходилось довольствоваться воспоминаниями.

– А теперь у вас будут мечты. Вы сможете сделать все, что пожелаете, – Вероника улыбнулась ему и встала. Эйдан тоже поднялся. Разговор утомил старика, ему требовалось о многом подумать. Старик пожал Эйдану руку, в его глазах застыли слезы. Вероника на прощание поцеловала его в щеку.

– До свидания, месье Берже-Коэн. Берегите себя.

– До свидания, – слабо откликнулся он, – и спасибо вам. Моя семья будет счастлива.

Настолько счастлива, что он и представить себе не мог. Такие деньги было трудно вообразить, тем более человеку, который выжил в нацистских концлагерях и потерял все, что имел. Вероника вышла, Анриетта проводила гостей до двери. Перед уходом Вероника отдала ей листок с номерами своих телефонов.

– Когда решите, как быть дальше, сообщите мне. За картину могут дать очень хорошие деньги. Я буду счастлива помочь вам.

Анриетта еще не оправилась от потрясения.

– Даже не знаю, как благодарить вас, – ее голос дрожал.

– Это ни к чему. Картина ваша, – мягко напомнила Вероника, вместе с Эйданом вышла из дома и направилась через улицу к ждущей машине. Несколько минут оба молчали, потом Эйдан остановил Веронику и повернул лицом к себе.

– Не могу поверить, что ты решилась на такое, – недавний разговор поразил его до глубины души.

– Иначе и быть не могло, – ответила она. – Картина принадлежит ему, а не мне.

– А ты отдаешь себе отчет, сколько она стоит? – Она кивнула и улыбнулась. Ей стало легко и радостно, как никогда прежде. – Знаешь, для богачки ты удивительно хороший человек, – заключил Эйдан, садясь за руль машины. Он привлек Веронику к себе. Никого в жизни он не любил так, как ее.


Тем вечером Вероника стояла у окна, смотрела на Сену в лунном сиянии и думала о Франсуа Берже-Коэне и о Поле, со странного завещания которого все и началось. После смерти Пол сделал для них больше, чем когда-либо при жизни. Он подарил Тимми приют для бездомных, Джульетте – шато, в котором она теперь устраивала отель. Джой уверенно строила актерскую карьеру, у нее появился надежный менеджер и выгодные роли. Софи познакомилась с сестрами и подружилась с ними, они с матерью получили небольшую, но необходимую им сумму на черный день. Берти наконец был призван к ответу. К Франсуа Берже-Коэн вернулась его картина, а вместе с ней – целое состояние, которого хватит до конца дней ему и его родным, хоть этого и недостаточно, чтобы искупить вину за испытания, которые вынесла его семья. А сама Вероника снова стала рисовать. И кроме того, благодаря дарам Пола каждый из них встретил человека, который был предназначен им судьбой. Сама Вероника познакомилась с Эйданом, пытаясь разузнать историю картины, которую Пол всегда считал подлинником, и оказался совершенно прав. У Тимми появился Брайан, и они составили прекрасную пару: только Брайан был способен гасить гневные вспышки Тимми. Джульетта, занявшись перестройкой шато, познакомилась с Жан-Пьером, а Джой стала встречаться со своим менеджером, который оказался хорошим человеком и полюбил ее. Пол дал всем своим близким то, в чем они нуждались и чего хотели, и мечты каждого из них уже начинали сбываться. Он точно знал, что им нужно. Его последние дары своим близким оказались гораздо ценнее, чем все, что он смог дать им при жизни. Расставшись с земной жизнью, он сотворил чудо – и не только для своих детей, но и для бывшей жены.

Пока Вероника смотрела в окно, Эйдан подошел к ней и обнял.

– О чем ты думаешь? – спросил он, уже догадываясь, каким будет ответ.

– Обо всем. Как все удачно сложилось, – она прижалась к нему, чувствуя себя спокойно и уверенно в его объятиях.

– Сегодня ты хорошо поработала, – сказал Эйдан и поцеловал ее в макушку. – Иди спать, – шепнул он, и когда они уютно устроились в постели, снова заключил ее в объятия. Он знал, что никогда не забудет глаза старика в ту минуту, когда Вероника объяснила, что возвращает ему давно утраченную картину, и глаза самой Вероники, когда она произносила эти слова. Это был удивительный дар – совсем как последние драгоценные дары Пола для каждого из них.