— Хм… Вообще-то есть кое-что. Ты можешь побольше есть с сегодняшнего дня, и на следующей неделе снова станешь как мягкая булочка — ненавижу, когда у тебя одни кости торчат.


В комнате, которая раньше казалась такой солнечной, сейчас было совершенно темно, и Джеки пришлось на ощупь шарить под абажуром одной из ламп у двери, чтобы найти выключатель. Включив свет, Джеки услышала какое-то механическое жужжание и не сразу поняла, откуда доносился звук. Потом увидела зеленую лампочку видеоплейера и поняла, что там перематывается пленка. Сумка одиноко стояла на полу под столом в нескольких метрах от входа.

— О, мисс Джеки! — Джеки подпрыгнула от испуга и, повернувшись, увидела Джуди. Та стояла в дверях и сжимала груду лучинок для растопки. — Я не хотела вас напугать. Я просто собиралась разжечь камин, но если вы заняты… — она посмотрела на телевизор, — я приду попозже.

— Нет, я… — Джеки поколебалась, а потом кивнула: — Ну хорошо, если это не трудно, Джуди, я только на минутку.

Она встала перед телевизором и, когда перемотка остановилась, нажала на кнопку «Play» и замерла в полумраке, ожидая первого кадра с профилем Эмбер. Экран вспыхнул, словно белый фейерверк в ночном небе, а потом появилось озеро в Хедланде, сверкающее в лучах солнца как пламя. Джеки оглянулась и снова посмотрела на экран. Должно быть, это были остатки какой-то старой съемки Отиса, на которую Эмбер потом записала завещание. Камера поехала влево и резко остановилась на группе людей — Дэйв, Эмбер и Сэм, развалившись, сидели на свежескошенной лужайке перед библиотекой.

— Отис, пожалуйста, милый, — Эмбер махнула рукой в камеру, — иди и поснимай что-нибудь интересное, мы просто разговариваем, это скучно.

Похоже, съемка велась в июне: у нее тогда была очень короткая челка.

— Да брось, — камера переместилась на Дэйва: он вытянулся в деревянном шезлонге, закинув руки за голову, — тебе его не прогнать: сегодня он целый час снимал, как я мыл машину.

— Ну тогда я сдаюсь.

Отис снова перевел камеру на Сэма и Эмбер.

— Не опускай руки, Сэм! — Эмбер засмеялась. — Мы близки к цели, я уверена, да, Дэйв?

— Нет, — сказал Дэйв, — ничего подобного.

— Она даже не заметила. — Сэм сорвал пучок травы и пропустил ее сквозь пальцы. — Я имею в виду, — он понизил голос и посмотрел на камеру, которая тут же приблизилась к его лицу, — она могла застукать нас вдвоем обнаженными в джакузи и поверить, что мы ищем контактные линзы.

— Не обижайся, приятель, — голос Дэйва был плохо слышен, — никто не подозревал, что у нее не хватит мозгов додуматься, что такой, не обижайся, увалень, как ты, не может даже надеяться на что-то с таким прекрасным существом, как Э.Б. Это же совершенно невероятно! Не говоря уж о вероятности того, чтобы ты, черт побери, осмелился.

— Я знаю. — Камера вернулась, Сэм засунул ладони под мышки. — Я знаю, это была глупая идея. Прости, Эмб. Я знаю, ты хотела как лучше. Но Дэйв прав, она ни за что бы на это не повелась.

— Это была хорошая идея. — Эмбер говорила сонным голосом. — Просто мы недостаточно далеко зашли, вот и все.

Послышался какой-то звук в камере, потом она повернулась вправо и остановилась на Дэйве. Он держался за голову.

— Да брось, Эмбер! Прошло уже три года с тех пор, как ты придумала эту схему. Я имею в виду, когда Лидия снимала это чертово видео, где вы там нежитесь друг с другом.

— Ну видимо, нам придется разыграть что-то такое, чего она не сможет не заметить. — Эмбер говорила наигранно капризным тоном. — Слушайте, мы хотим, чтобы она обратила внимание, или нет?

— Я не думаю… — камера показала Сэма, — что она вообще может обратить внимание на кого-либо, кроме… — Он приложил руку к губам.

— Ну возможно, нам надо сделать что-то и с этим. — Эмбер наклонилась вперед, ее широкополая шляпа закрыла лицо. — Сэм, давай сначала попробуем что-то вроде шоковой терапии. В эти выходные, когда вы все сюда приедете, она может застать нас… за изменой. А если и это не сработает, я просто скажу Саймону, что он должен уступить ей.

— Ну отлично! Это то, что мне надо!

— Да это никогда не сработает, глупый. Они совершенно не подходят друг другу. Но возможно, она должна сама это понять.

— Есть риск, тебе не кажется? — Сэм тер руки, будто хотел очистить их от чего-то липкого. — Соединить ее с ее идеальным мужчиной. Мистер Совершенство!

— Но тебе ведь все равно нечего терять. — Эмбер потянулась и похлопала его по ноге. — Ты никогда ничего не добьешься, если она будет делать все только ради него. Кроме того, такие мужчины, как мой брат, похожи на шоколад. О них приятно мечтать, но не питаться ими.

— Не знаю. Это как-то радикально. — Сейчас Сэм тер виски. — Господи! Представляете, если она узнает! Она никогда нам этого не простит, никогда!

— Ну, — Эмбер посмотрела на Дэйва и улыбнулась, — я лично готова с этим жить. Да ладно, ты же знаешь, это стоит… — Экран стал черным на пару секунд, и сцену на лужайке заменило туманное изображение Эмбер, приближающейся к камере. — Простите, — сказала она, и ее рука появилась в кадре, — вы же знаете, я не разбираюсь в этом. Так! Спасибо вам всем за то, что пришли, хотите — верьте, хотите — нет, но я с нетерпением ждала этого…

Громкий стук заглушил ее слова. Джеки повернулась и увидела просунувшуюся в дверь голову Джуди.

— О, не уходите, — сказала она, нажав на «Stop».

Джуди вошла в комнату и остановилась, сочувственно улыбаясь Джеки.

— Должно быть, это так расстраивает, — сказала она, — вот так смотреть на нее живую. — Джеки кивнула. — Мне самой это не нравится, — она уже шла к камину, — это домашнее видео… Потом всегда думаешь, а такими ли мы были на самом деле. — Она присела у деревянной корзины и подвинула к решетке газетный лист. — Все всегда не такое, каким мы это помним, да?


Аманда сидела за туалетным столиком у окна. Ее стилист только что в ярости уехал («Учитывая все ваши замечания, любой скажет, что вы, миссис Ворт, были профессиональным парикмахером»), и теперь она разглядывала результат в трельяже и карманном зеркальце, которое передвигала у себя за головой.

— Прочти еще раз, Николас, — сказала она, и Николас, не поднимая голову с подушки, протянул руку и взял с прикроватной тумбочки исписанный лист.

— С самого начала? — спросил он.

Она кивнула и улыбнулась ему в зеркале.

— Ну хорошо! «Мои милые Ворты! Загляните в ванную, и вы найдете там бутылку шампанского. Я настаиваю, чтобы вы открыли ее и выпили за меня, но без всей этой чепухи вроде тостов за вечную память. Аманда, я оставляю тебе мои сумки (как ты уже знаешь), мои меха (дорогая, в самый раз для зимы в Нью-Йорке) и некоторые из твоих любимых украшений (посмотри на туалетном столике), плюс все модные снимки, которые пылятся в ящиках в библиотеке. Дорогой Ник, тебе я оставляю свои книги по искусству и подборку репродукций в коридоре у кухни. Я знаю, ты всегда восхищался ими. Это может показаться сентиментальным, но я хочу, чтобы вы знали — я на самом деле действительно восхищалась именно вашим браком и временами даже завидовала вам. Вы теперь мама и папа всей компании, нравится вам это или нет, и, я надеюсь, будете часто приезжать, чтобы присматривать за своей беспокойной семейкой. Люблю вас обоих, Эмбер».

Николас положил бумагу на край тумбочки и закинул руки за голову. Аманда какое-то время смотрела на него в зеркало, рассеянно теребя мочку уха и бриллиантовую сережку размером с горошину, врученную Эмбер каким-то членом королевской семьи по случаю ее двадцать первого дня рождения.

— Я не знала, что тебе нравятся те картинки, — сказала она наконец, делая глоток из бокала с шампанским. Николас поднял голову, чтобы видеть ее лицо в зеркале, потом, как будто убедившись, что она действительно разговаривает с ним, снова откинулся на подушку, — ты никогда о них не говорил — я имею в виду, мне.

— Ми-ла-я, — Николас подвинулся на кровати, поправляя подушку так, чтобы видеть Аманду оттуда, где он лежал, — ну что ты!

— О, прости, Николас! — Она повернулась на пуфике, чтобы смотреть ему в лицо, и плотнее запахнула халат. — Я знаю, это смешно, просто я еще с лета беспокоилась из-за тебя и Эмбер. Есть вещи… детали, которые беспокоили меня все эти годы, и все это накапливалось как снежный ком и вроде бы все сходилось.

— А-а-а-а, — Николас поднял больную руку в воздух, словно раненый, просящий помощи, — хорошо, я сдаюсь. У тебя есть пять минут. Последний шанс выбросить все это из головы раз и навсегда.

Аманда задержала дыхание и села ровно, как отличница, которая наконец-то привлекла внимание учителя.

— Хорошо, — сказала она. — Ну, для начала, я думала, что Зельда твоя… — С кровати послышалось недоверчивое фырканье, за которым последовало неконтролируемое хихиканье. — Все сходилось. Все даты.

— Дорогая, что ты имеешь в виду, говоря, что даты сходились? И когда же, по твоему мнению, это случилось?

— В Тоскане.

— В Тоскане? В тот отпуск, когда все болели? Бог ты мой!

— Вы же были предоставлены самим себе, все время вместе.

— Но мы же не нарочно, милая. Вы с Дэйвом заболели.

— Ну хорошо… я видела вас. До этого. На нашей свадьбе. Я видела, как ты целовал ее.

— Да-а-а-а… и все остальные, по нескольку раз.

— Это было другое… Я слышала, как ты сказал ей… ты сказал: «Ты знаешь, что нам нужно». Ты сказал, что ты «самый счастливый мужчина в мире».

Николас какое-то время смотрел в потолок, потом хлопнул себя по лбу, изображая ужас:

— Господи! Я благодарил ее! Я забыл купить тебе подарок и в панике позвонил ей, а она сказала, что нашла кое-что, и это будет выглядеть так, словно я сам это выбрал. Она действительно нашла, и я был просто дико благодарен ей. — Аманда потрогала кисть своей левой руки и нащупала крохотные бирюзовые часы, на которых были выгравированы ее и Николаса инициалы и дата их свадьбы — 18 апреля 1993 г. Она посмотрела на кровать, Николас вопросительно поднял брови. — Что-нибудь еще? — спросил он. — У тебя осталось полторы минуты.

— Да, — сказала она почти беззвучно, — записка. Записка «Лучшей матери на свете». — Николас выглядел сбитым с толку. — С цветами на похоронах, она была написана твоим почерком.

— Да. — Николас быстро кивнул, потом поднялся на локтях, как будто этот аргумент Аманды был более серьезным. — Ох, да черт с ним! — Он взъерошил волосы. — Они все равно рано или поздно расскажут об этом. Дело в том, милая моя… Зельда — дочь Эндрю.

Глаза Аманды недоверчиво расширились.

— Эндрю?

— Очевидно, это произошло случайно. Он сам узнал только пару лет назад, бедняга. Когда Зельде нужно было сделать переливание крови. Оказалось, что у нее редкая группа, и кровь Эмбер не подходила, так что им был нужен Эндрю, перед тем как делать операцию. У него и в мыслях этого не было, пока ему не позвонили из госпиталя. — Николас сжал губы и расширил глаза, как будто сам впервые узнал это. — Это было основной причиной того, почему Эмбер наняла меня… Я должен был устроить все так, чтобы Эндрю мог принимать активное участие в воспитании Зельды. Эмбер была уверена, что, когда ее не станет, это перестанет быть такой больной темой для Лидии. — Аманда покачала головой, как будто пыталась уложить все это в голове. — Ну что, — Николас снова откинулся на подушки, — все встает на свои места, да? Вся эта ненависть. Ее просто разъедала мысль, что Эмбер родила Эндрю ребенка. Вот почему я писал записку для цветов. Лидия запретила ему посылать что бы то ни было, и он был в таком отчаянии, что решился довериться мне. Хотя, конечно, к тому времени я уже все знал.

— О Николас! — Лицо Аманды скуксилось.

— Ну… милая, иди сюда. — Она покорно подошла к кровати, опустив голову, прижав к носу платок. — Все, хватит. — Николас уложил ее рядом с собой и крепко обнял. — Я собираюсь кое-что тебе сказать, дорогая. За неделю до своей смерти Эмбер сказала мне, что знала о твоей зависти к ней. — Аманда замерла в его объятиях. — Она сказала, что это одна из причин, почему она так тебя любила: за то, что ты была выше зависти, была ее другом, несмотря на свои чувства. Она пришла к выводу, что ничего не может с этим поделать. И знаешь почему? — Николас остановился и поднял голову, чтобы посмотреть в лицо Аманде. — «Потому что, — сказала она, — этого очень мало во мне и слишком много в Аманде». А знаешь, что я сказал? — Аманда лежала не шевелясь. — Милая? — Она затрясла головой. — Я сказал: «Настоящая любовь в том и заключается, что ты любишь человека, несмотря на боль, которую он тебе причиняет».


— Она хочет, чтобы мы участвовали в жизни Зельды. — Эндрю отвернулся от окна и протянул письмо Лидии. Она сидела сжавшись у спинки кровати, словно зверек во время кораблекрушения. — Хорошо, я прочту. Она пишет, — он снова поднес письмо к свету, — «…как ты знаешь, Дэйв вел себя в этой ситуации как святой и всегда стремился поступать так, как будет лучше для Зельды. Он всегда говорил, что тебя нужно было посвятить во все с самого начала, прямо с ее рождения. Мне кажется, я, пытаясь защитить тебя, и ты, в свою очередь, пытаясь сделать как лучше для Лидии, оба ошиблись. Ну, еще не все потеряно! Мы с Дэйвом считаем, что сейчас самое подходящее время для того, чтобы ты начал играть важную роль в жизни Зельды, а она — в твоей. Она очень тебя любит, я знаю, что она чувствует свою связь с тобой, и мы хотим, чтобы она знала, что ты ее отец, чтобы у нее было время узнать тебя получше. Дорогой Николас подготовил что-то вроде доверенности (я думаю), которая позволит тебе участвовать в содержании Зельды (правда, у нее очень дорогие запросы) и позволит тебе принимать участие в решении проблем, связанных с ее будущим. Так будет гораздо лучше для всех. Дэйву не помешает помощь, а Зельде теперь нужна мать». — Эндрю убрал письмо в карман. — Я хочу, чтобы мы простили друг друга, Лидия, — сказал он. — С меня довольно. Я хочу это сделать. Ради Зельды и ради Эмбер.