Счастье они делили на двоих. Улыбка Джоан стала шире. Любовь, которую она испытывала к мужу, становилась сильнее и глубже с каждым днем. Это удивляло ее и временами пугало. Она никогда не думала, что будет испытывать такие чувства к мужчине. Не ожидала их и не желала. Но теперь, однажды их испытав, она не мыслила без них своей жизни.

Ей еще предстояло рассказать о них Малколму. Она только ждала подходящего момента, чтобы открыть ему свое сердце и подарить слова, которые, она искренне на это надеялась, его обрадуют.

– Папа! – Лилиас вскочила и ринулась навстречу Малколму, попутно растоптав несколько рядов пряных трав.

– Доброго тебе дня, малышка, – ответил он и подхватил ее на руки. – Чем ты занимаешься?

Лилиас трагически вздохнула и уткнулась лицом ему в плечо.

– Я пропалываю грядки. Я занимаюсь этим уже много часов и ужасно устала. Взгляни, у меня испачкались руки и земля под ногтями. – Лилиас для убедительности помахала грязными руками перед носом Малколма и продолжила изливать свои жалобы. – Бабушка не любит, когда я такая грязная. Пожалуйста, можно я уйду отсюда?

Малколм поставил дочь на ноги.

– А почему ты занята прополкой?

Лилиас пожала плечами.

– Мама заставляет.

– Почему?

– Она на меня сердится.

– Должна быть какая-то причина.

Лилиас целую минуту с преувеличенным вниманием изучала землю под ногами, потом подняла голову и неуверенно проговорила:

– Я не хотела открывать загон для овец. Это произошло случайно.

– А пастух мне рассказал совсем другую историю, – вмешалась Джоан. – Он сказал, что трижды просил тебе не трогать ворота.

– Это плохие ворота! – заныла Лилиас. – Они непрочные. Я их только потрогала, а они сами раскрылись.

– Овечки бегут, бегут, бегут, – добавил Каллум. – Бе-бе-бе.

– Привет, парень.

Малколм взъерошил волосики Каллума, которые, наконец, стали расти ровно, и слегка прикусил губу. Джоан видела, что он изо всех сил пытается не смеяться.

– Мне очень жаль, что с овцами так получилось, – объявила Лилиас. – Обещаю впредь быть хорошей девочкой и делать то, что мне скажут. Можно я пойду играть с Каллумом?

Джоан застыла. Несколько недель назад Малколм сказал, что доверит ей воспитание Лилиас. Но сейчас их договоренность впервые подверглась проверке.

– Нет, Лилиас, ты будешь делать то, что велела мама, – решил Малколм. – Она тебе скажет, когда ты будешь свободна.

Девочка скрестила руки на груди и заныла, но Малколм ее проигнорировал. Он сел на скамью рядом с Джоан. Та подвинулась, чтобы дать ему больше места.

– Ты поддержал меня, – прошептала Джоан, чувствуя, как сильно бьется ее сердце. – Я боялась, что, как только Лилиас начнет тебя просить, ты сделаешь все, что она захочет.

Малколм ухмыльнулся.

– Я же дал тебе слово, что не буду вмешиваться. Может быть, я не всегда согласен с тобой – и это, определенно, так и есть, – но я никогда не подведу тебя, не оставлю в одиночестве. Ты – моя жена и мой партнер. Я высоко ценю твое мнение, особенно когда речь идет о воспитании наших детей.

На губах Джоан появилась неуверенная улыбка. Она постаралась справиться с нахлынувшими на нее эмоциями, глубоко вздохнула и выпалила:

– Я люблю тебя, Малколм. Люблю больше, чем считала это возможным.

И эти слова шли из самой глубины ее сердца.

Малколм обнял жену, давая ей понять, что слышал ее слова, а она съежилась, не зная, порадовала его или нет. Он коснулся губами ее уха, и Джоан затаила дыхание, надеясь услышать ответное признание.

– Наконец-то, – пробормотал он.

Глаза Джоан округлились, и она резко отпрянула.

– Что ты сказал?

– Ты слышала. Я сказал: наконец-то.

При этом Малколм выглядел таким довольным, что Джоан моментально пришла в раздражение, позабыв об обиде. Молчание затянулось, и она призналась самой себе, что рассчитывала на другую реакцию. Она надеялась, что он тоже признается ей в любви, она в этой отчаянно нуждалась.

Но не услышав ничего, кроме молчания, Джоан испытала такой прилив эмоций, что у нее закружилась голова. Она ему не безразлична, это она знала точно. Он заботился о ней и, безусловно, привязан к ней – и не только в постели.

Джоан погладила мужа по щеке, и он прижался к ее ладони. «Я заставлю его полюбить меня».

– Почему ты такая грустная?

– Ничего, все в порядке. – Неожиданно к глазам подступили слезы, и Джоан быстро заморгала, чтобы их скрыть.

– Глупая женщина. – Малколм прижался губами к ее мокрой щеке. – Ты не можешь не понимать, что я тоже тебя люблю. Все сердцем, всей душой. Я буду любить и уважать тебя, пока дышу.

«Он любит меня!» Мир Джоан мгновенно покачнулся, перевернулся и снова обрел привычное положение. Она потянулась к мужу, и их губы слились. Все происходящее казалось сном. Ей невероятно повезло. Она получила единственную вещь на свете, которую ценила превыше всего остального, – любовь. При этом она даже не подозревала, что так отчаянно в ней нуждается.

– Ты уверен? – перепросила она.

Малколм взял ее руку и прижал к своей груди.

– Ты владеешь моим сердцем, Джоан. По правде говоря, ты – часть меня.

Он всмотрелся в ее лицо, и она увидела в его глазах обожание.

– Давай исчезнем. Оставь Лилиас наедине с сорняками, – сказал Малколм хриплым от желания голосом.

Джоан прикусила губу. Страсть в его глазах зажгла глубоко внутри нее огонь. Она представила, как Малколм подхватывает ее на руки, несет в их спальню, где медленно избавляет от одежды, в то время как его губы и руки умело ласкают ее тело. Мысленный образ заставил ее задрожать, словно в лихорадке, и ей отчаянно захотелось испытать все это в реальности.

– Если не следить за Лилиас, она выполет вместе с сорняками ростки овощей, – неуверенно пробормотала Джоан. – Ничего не удастся спасти. Кухарка будет недовольна.

Малколм склонил голову и прижался губами к обнаженной шее жены, видневшейся в квадратном вырезе платья.

– Я снова посажу все овощи, травы и все остальное, что пострадает от Лилиас, – обещал он.

– Это неразумно, – слабо возразила Джоан.

– У нас достаточно семян, жена. И мне очень нравится сажать семена.

Его губы двинулись к ложбинке между грудями, и в местах, которых они касались, кожа вспыхивала огнем. Джоан почувствовала, как затвердели и стали болезненно чувствительными соски. Она покачнулась и чувственно застонала.

Их взгляды встретились, и Джоан увидела в глазах мужа желание даже более сильное, чем испытывала сама.

Воздух вокруг них, казалось, сгустился. Малколм схватил ее руку и положил на свой фаллос. Джоан сжала ладонью его мужское достоинство, которое в ее руке стало увеличиваться в размерах и твердеть.

– Лилиас, – прохрипела Джоан.

– Да, мама.

– Ты поняла, что должна слушаться взрослых и делать то, что тебе говорят?

– Да.

– Ты обещаешь не подходить к овцам, свиньям, цыплятам, лошадям и другим животным, если тебе не разрешили?

– Да.

– Тогда можешь идти.

– И возьми с собой Каллума, – поспешно добавил Малколм.

– Можно мы пойдем кататься, папа? – спросила Лилиас. – Мой пони без меня скучает.

Голос Лилиас звучал очень близко, и Джоан отдернула руку, опасаясь, что дети увидят, чем она занимается. Но тело Малколма загораживало ее от детей. Он кашлянул, повернул голову и посмотрел на дочь через плечо.

– Я поведу вас кататься позже.

– Когда?

– Позже, – строго повторил Малколм. – А теперь идите. Кухарка сегодня испекла медовое печенье. Ступайте с Каллумом в кухню и вежливо попросите у нее по одному печенью.

– Можно Принц пойдет с нами? Он тоже любит медовое печенье.

– Да, берите Принца, – с трудом выдавил Малколм.

Помня о присутствующих рядом детях, Джоан отстранилась от мужа и старалась не приближаться к нему, пока они не убежали. А когда молодожены, наконец, остались одни, она порывисто обхватила мужа за шею.

Малколм потянулся к ней. Его поцелуй был таким жадным и глубоким, что она растаяла в охватившем ее жаре. Все ее существо потянулось к нему, подчиняясь сильнейшему, почти болезненному желанию, которое грозило поглотить ее целиком. Не было другого мужчины, который мог поднять ее так высоко и подарить ей такую обжигающую страсть.

Малколм, только Малколм. Только он один. «И он любит меня».

– Что-то у меня ослабели колени, – призналась Джоан. – Не уверена, что смогу стоять.

– Значит, чтобы сделать с тобой все, что я хочу, придется отнести тебя в спальню, – прошептал Малколм ей в ухо.

– Не думаю, что смогу ждать так долго, – задыхаясь, призналась Джоан.

Малколм прошептал что-то себе под нос, затем сел прямо и поднял Джоан к себе на колени.

– Садись на меня верхом, – скомандовал он.

– А дети? – встрепенулась Джоан.

– Ушли.

– Но сюда в любой момент может кто-то прийти!

– Тогда нам придется поторопиться.

С нетерпеливым стоном Малколм задрал ее юбки повыше и принялся ласкать кончиком пальца ее самую чувствительную точку. Очень скоро он ощутил влагу и понял, что тело жены готово его принять. Он поспешно спустил брэ, и между ними не осталось преград из ткани. У Джоан кровь пульсировала в ушах, дыхание стало хриплым и затрудненным.

Она сделала, как он велел – села на него верхом, упершись коленями в скамью. Малколм стащил с ее плеч платье и камизу, обнажив груди. Джоан задрожала, когда ее тела коснулся прохладный воздух.

– Великий боже! Ты самая красивая женщина на свете! – воскликнул он.

– И я принадлежу тебе.

Малколм лизал и посасывал ее соски, пока желание не стало нестерпимым. Вцепившись руками в плечи мужа, Джоан приподнялась на коленях.

– Направь меня внутрь, – простонал он, раздвинул набухшие складки и приставил кончик фаллоса к входу в ее тело. Джоан медленно двинула бедрами и начала опускаться, принимая его плоть глубоко внутрь себя. Малколм застонал и сжал ее ягодицы. Джоан опускалась и снова поднималась, постепенно увеличивая скорость, наслаждаясь ритмом и восхитительными ощущениями.

Ее накрыла волна наслаждения, и она прижалась к мужу, сотрясаясь в оргазме. А он, еще раз вонзившись в нее, издал удовлетворенный крик и излил в нее свое семя. Все еще дрожа, Джоан повисла на нем, и Малколм крепко взял ее за талию, чтобы не позволить упасть.

Прошло несколько минут, и Джоан неохотно оторвалась от мужа. Малколм хотел приподнять ее, чтобы снять со своих колен, но она остановила его.

– Подожди, я хочу сполна насладиться этим чувством.

– Джоан, да ты, оказывается, ненасытна.

– В этом лишь твоя вина, – промурлыкала она, убирая с его лба влажные волосы. – Ты сделал меня такой.

– Мы стоим друг друга, – довольно сказал он и шутливо куснул ее за мочку уха.

– Да, – прошептала Джоан и поняла, что говорит правду.

Страсть, которой она так долго боялась, расцвела между ними и излечила ее израненную душу. Быть рядом с Малколмом – вот все, что ей требовалось, чтобы чувствовать удовлетворение – душой и телом.

Как это случилось? Она многого не понимала и не могла объяснить, но все это не имело значения. Она наслаждалась своими чувствами, верила в их силу, понимала, что по непонятной причине они сделали ее сильнее.

Раздавшиеся вдали голоса вернули их обоих к реальности. Джоан неохотно отстранилась от мужа, и они помогли друг другу одеться.

Улыбаясь, словно нашкодившие дети, они чинно сели на скамью.

– Кстати, – вспомнил Малколм, – я тебя искал с вполне определенной целью.

– Мне твоя цель понравилась, – усмехнулась Джоан.

Малколм засмеялся.

– Мама сегодня получила письмо от Кэтрин.

Джоан сразу стала серьезной.

– С ней все в порядке?

– Да. Собирается скоро вернуться домой.

– Это замечательно. Леди Эйлин соскучилась. Я тоже. – Джоан отцепила от платья веточку, выбросила ее и постаралась разгладить складки, понимая, что ее одежда выглядит не лучшим образом. – Какие новости о Бриенне и Алеке?

– Голова Алека все еще остается на его плечах. По крайней мере пока. Прибыв к Макферсонам, он провел первые три дня у позорного столба. Кэтрин пишет, что почти все это время шел дождь, но это не помешало многим членам клана женского пола выразить свое возмущение его отношением к Бриенне с помощью слов и гнилых овощей.

Джоан поморщилась. Длительное пребывание на открытом воздухе под дождем могло закончиться серьезной болезнью или даже смертью.

– Три дня – суровое наказание.

– Да, но оно не сломило дух Алека. Он намеревается оправдаться и получить разрешение лэрда Макферсона на брак. Чтобы искупить прежние грехи, Алек рано утром работает с крестьянами в поле, во второй половине дня охотится, а по вечерам тренируется вместе с солдатами.