– А теперь расскажи мне про ужин, когда ты выступала в роли хозяйки Жан-Марка.

* * *

Жан-Марк смотрел в окно экипажа. Метель разыгралась, окутывая все вокруг мятущейся снежной мглой и заметая дорогу. Ему следовало принять приглашение преподобной матери и укрыться в аббатстве, пережидая непогоду, вместо того, чтобы попытаться вернуться в Париж.

Одна мысль о жестком матраце в аскетической келье показалась ему невыносимой. Он решил отправиться прямо в Дом на Королевской площади, занимаемый его нынешней любовницей Жанной Луизой. Она встретит его с обычным вызовом, который вскоре сменят поражение и желание. Вызов был так же важен для Жан-Марка, как поражение, а сегодня ему была необходима чувственная борьба.

Жан-Марк смотрел на падающий снег и видел не роскошную красоту Жанны Луизы, которой будет наслаждаться через несколько часов, а невинную прелесть Жюльетты Де Клеман. Он ожидал встречи с ней, сопровождая Катрин в аббатство, но, увидев ее, был потрясен. Ее худенькое тело, даже закутанное в это ужасное серое одеяние, выдавало зарождающуюся в ней женщину.

Жан-Марк ощутил жаркое томление вожделения. Жюльетта… Смелая, дерзкая и вместе с тем трогательно ранимая, со щеками, разгоревшимися от холода, и глазами, где светилась воля, которую можно было согнуть, но не сломить. Жан-Марк не анализировал свои сложные чувства к этой девушке. Он не хотел знать, почему она возбуждала и трогала его одновременно.

По крайней мере, он не совершил безумства. На мгновение, когда она посмотрела на него, у Жан-Марка возник сумасшедший порыв забрать ее с собой в Париж.

А почему бы и нет? Он мог обеспечить ей прекрасное содержание. Судя по рассказам Катрин, и мать Жюльетты, и королева явно забыли о ее существовании с тех пор, как она уехала из Версаля. Можно было дать ей понять, насколько искусительными были их отношения два года назад. Жан-Марк знал, как пробудить женщину, чтобы она желала его, а Жюльетта была бы потрясающей любовницей и невероятно вызывающей. Жан-Марк с первой встречи почувствовал, какой женщиной должна стать Жюльетта, но теперь время ее расцвета уже почти наступило. Почти.

Проклятие! Он не настолько распущен, чтобы соблазнить невинность в монастыре, с отвращением подумал Жан-Марк. Что бы там ни ожидало их впереди, он подождет, пока она не станет противницей, достойной его меча. А до тех пор он будет довольствоваться вызовами женщин типа Жанны-Луизы.

И впервые у Жан-Марка возникло странное чувство, что победа над любовницей не принесет ему ни удовольствия, ни удовлетворения.

5

Аббатство Де-ла-Рен 2 сентября 1792 года

– Я не спрашиваю, где Жюльетта. – Сестра Мария-Магдалина избегала умоляющего взгляда Катрин. – Но в судомойне она должна быть до того, как прозвонит полуденный колокол, иначе ее наказание будет удвоено. Вы поняли?

– Жюльетта не хотела пропускать утренние молитвы, – защищала подругу Катрин. – Когда она рисует, она теряет счет времени.

– Стало быть, надо учить ее помнить о времени. Господь наградил ее великим даром, но признательность за его дар выражается в почитании и смирении.

Смирение и Жюльетта? Если бы Катрин не сердилась, она бы расхохоталась.

– Жюльетта стремится совершенствовать свой дар. Разве это не форма почитания господа?

Морщинистое лицо сестры Марии-Магдалины смягчилось.

– Ваша преданность делает вам честь, Катрин. – На мгновение в прекрасных серых глазах монахини появился блеск. – И я не стану ее испытывать. Вы можете не говорить, где на этот раз прячется Жюльетта, чтобы самой не оказаться вместе с подругой на коленях, выскребая каменный пол в судомойне.

Она пожала плечами.

– Полагаю, наказание вряд ли послужит ей серьезным уроком. За эти пять лет она читала молитву только с щеткой в руке над каждым сантиметром пола в аббатстве.

– Но Жюльетта не жалуется, – напомнила Катрин. – Она служит господу с радостью.

– Согласна, она переносит наказания довольно бодро. Но вы заметили, какими стали каменные стены и полы на ее картинах? Совсем как в жизни. По-моему, стоя на коленях, Жюльетта изучает их структуру и цвет вместо того, чтобы молиться.

Катрин видела, но надеялась, что, кроме нее, никому Другому это в голову не придет. Она слабо улыбнулась.

– Вы говорили, что приобретение знаний благословенно.

– Не обращайте мои слова против меня. Мы обе знаем, что Жюльетта вела себя дурно. Помните, я хочу видеть Жюльетту до того, как прозвонит колокол! – Монахиня повернулась и исчезла в часовне.

Катрин побежала на южный двор, а потом через ворота на кладбище, бормоча на бегу все известные ей бранные слова.

Мокрая от росы трава хлестала по подолу серого форменного платья, в туфлях хлюпала вода.

Катрин пробиралась к древним склепам. Пять лет назад, когда она только что приехала в аббатство, сорняки не цеплялись за одежду – за кладбищем был хороший уход. Тогда монахини имели возможность нанимать работников, ремонтировавших и содержавших аббатство в порядке. Все изменилось после штурма Бастилии. Королева оказалась узницей во дворце Тюильри в Париже, благотворительная деятельность ее прекратилась, и монахиням приходилось рассчитывать только на подношения родителей учениц, чтобы хоть как-то продержаться.

Белый мраморный склеп в дальнем конце ряда под действием времени и стихий стал грязно-серым, и Катрин показалось, что парящая над дверью крылатая статуя архангела Гавриила угрожающе смотрит вниз невидящими, без зрачков глазами. Перед ржавой железной дверью девушка помедлила. Она терпеть не могла этого подземелья. Чтоб пусто было этой Жюльетте! Дверь была приоткрыта, но Катрин потребовалось усилие, чтобы проскользнуть внутрь.

– Можешь закрыть дверь. – Жюльетта не подняла глаз от стоявшей перед ней на подрамнике картины. – Я пишу тени, и мне свет не нужен. Вполне сойдет и свеча.

– Я не собираюсь закрывать дверь. – Катрин осторожно обошла мраморный саркофаг с изваянием сестры Бернадетт. Боже милосердный, Жюльетта вложила свечу в сомкнутые руки изваяния!

– Как ты можешь сидеть здесь часами?

– Мне здесь нравится.

– Но это же склеп.

– Какая разница? – Жюльетта добавила желтой краски в коричневую на кисти. – Это единственное место, где сестры не смогут найти меня.

– Сестра Мария-Магдалина назвала бы это святотатством. Мертвых следует оставить в покое.

– Откуда ты знаешь? – улыбнулась Жюльетта Катрин через плечо. – Покой скучен. – Она погладила мраморную щеку монахини. – Мы с сестрой Бернадетт понимаем друг друга. Она рада, пролежав здесь в одиночестве больше ста лет, что я прихожу ее навещать. Ты знаешь, что она умерла, когда ей было всего восемнадцать?

– Нет. – Катрин тут же расстроилась, глядя на фигуру на саркофаге. – Какая трагедия – покинуть землю и перенестись на небо, только начав жить!..

– Не следовало мне говорить тебе о Бернадетт. Ты будешь страдать, приходя за мной сюда. Гораздо забавнее видеть тебя с круглыми от страха глазами.

– Я не боюсь, – вознегодовала Катрин, и слезы на ее глазах высохли. – А если бы и так, нехорошо с твоей стороны вести себя так презрительно. Не знаю, зачем мне понадобилось идти сюда за тобой. Надо было сказать сестре Марии-Магдалине, где ты, чтобы больше не пряталась и…

Взгляд Жюльетты снова устремился на холст.

– Она обратила внимание, что меня не было на утренней молитве?

– Разумеется, – сердито сказала Катрин. – Прежде, когда в аббатстве было больше учениц, уйти было легче. А сейчас нас осталось всего тридцать шесть, и сразу заметно, кто пропускает утреннюю или вечернюю молитву. Сестра Матильда всегда ставит преподобную мать в известность, когда тебя нет там, где положено.

– Она меня не любит. – Жюльетта невидяще смотрела на картину с изображением аббатства. – Тридцать шесть. Еще на прошлой неделе нас было сорок две. Скоро все уедут.

Катрин кивнула:

– За Сесиль де Монтар приехал отец сразу после утренней молитвы. Сейчас укладывают ее сундуки и грузят остальные вещи в дорожный экипаж, запряженный четверкой. Сесиль говорит: они уедут в Швейцарию.

Не глядя на подругу, Жюльетта тихо сказала:

– Меня удивляет, что Жан-Марк еще не прислал за тобой. Он должен был получить письмо от преподобной матери с сообщением о том, что Национальная ассамблея закрыла монастыри. Возможно, он уже послал за тобой, и они могут приехать в любое время. Марсель ведь далеко отсюда.

Катрин насторожилась. Жюльетта говорила каким-то очень странным голосом.

– Жан-Марк, наверное, предполагает, что я останусь в аббатстве еще на год.

– Все так страшно изменилось. Все изменилось! – Жюльетта говорила раздраженно. – Я думала, что ты хоть чуточку прозрела, что я отучила тебя от слепоты.

– А я думала, что отучила тебя от грубости. – Катрин подняла руку, видя, что Жюльетта собирается возразить. – И не говори мне, что прямота – это не грубость. Я тысячу раз это слышала и верю в это не больше, чем раньше.

Губы Жюльетты тронула невольная улыбка.

– Что ж, но ведь глупо с твоей стороны считать, что мы сможем всю жизнь провести в аббатстве.

– Не всю жизнь. Но я не понимаю, почему бы нам не остаться здесь еще на год. Монахини больше не дают нам уроков, но я уверена, что они нас не прогонят. Я не дворянка, и мне нет никакого резона бежать из страны. – Катрин отвела глаза от Жюльетты. – И твоей матери теперь покровительствует богатый торговец, который может гарантировать ей безопасную жизнь в Париже. Так что она наверняка тоже не заберет тебя.

– Несомненно, моя мать давно забыла, что у нее есть дочь.

– Не думай так! – Глаза Катрин затуманились от огорчения. – Она не посылает за тобой, возможно, считая это неприличным… в нынешних обстоятельствах.

Жюльетта покачала головой.

– У тебя такой вид, словно ты сейчас зарыдаешь. Мне безразлично ее отношение. Я рада, что ей все равно, где я. И я могу не покидать аббатства. Мне здесь нравится. – Она задула свечу. – Давай выбираться. Как, по-твоему, могу ли я работать, когда у тебя коленки друг о дружку стучат так громко, что мешают мне сосредоточиться?

– Я не боюсь. – Катрин быстро направилась к двери и облегченно вздохнула, переступив порог и оказавшись на солнце. – Но нам лучше вернуться в аббатство. Преподобная мать удвоит тебе наказание, если ты не объявишься к полуденному колоколу.

– Не сейчас. – Жюльетта последовала за Катрин и задвинула на засов тяжелую дверь. Затем села на траву и удобно откинулась на стену склепа. – Побудь со мной немного. – Она закрыла глаза и подставила лицо солнечным лучам. – Мне надо собраться с силами. Один бог ведает, сколько лье каменных полов мне повелят скрести в этот раз.

– Возможно, преподобная мать разрешит помочь тебе.

– С какой это стати тебе мучиться? – Жюльетта улыбнулась с закрытыми глазами. – Я грублю, святотатствую и вообще вечно доставляю тебе хлопоты.

Жюльетта явно не торопится смириться, подумала Катрин. И села напротив подруги.

– Возможно, ты так и не сумела избавить меня от глупости.

Улыбка Жюльетты исчезла.

– А что?

– Прошлой зимой меня донимал страшный кашель, а ты не спала целыми ночами, возясь со мной. Почему?

– Это другое дело. Ты такая, что тебе все хотят помочь.

– Почему ты притворяешься, что тебе ни до кого нет дела? Помнишь ту бедную крестьянку, что убежала от своего мужа и родила в аббатстве? Ты возилась с младенцем, пока она не поправилась настолько, чтобы покинуть аббатство.

– Я люблю малышей.

– А как насчет его матери? Ты целый год обучала ее читать, чтобы она могла найти себе в Париже работу с приличным жалованьем.

– Ну, я же не могла допустить, чтобы Иоланда вернулась к ленивому мерзавцу, своему мужу. Он бы за считанные дни забил ее до смерти, а ребенок бы умер с голоду. – Глаза Жюльетты неожиданно озорно блеснули. – Так что мной двигал простой эгоизм. Я никогда не стану такой святой, как ты.

Катрин озадаченно смотрела на Жюльетту, не в силах припомнить, когда еще подруга бывала в таком настроении.

– Я стараюсь делать то, что положено. Я никакая не святая, какой ты меня выставляешь.

– Достаточно близко к ней. – Жюльетта сморщила носик. – Но я тебя прощаю, потому что ты не зануда. – Она отвела взгляд. – Я буду скучать по тебе.

– Я же сказала тебе, что…

– Ты всегда думаешь, что все будет хорошо. Нам повезло, что у нас были эти годы. По крайней мере, мне повезло – жить здесь, в аббатстве. – Жюльетта посмотрела на свои испачканные краской руки. – Вначале мне казалось, что я аббатство возненавижу. Все эти правила, стояние на коленях, чистка полов.

Катрин коротко рассмеялась:

– Да ты же нарушаешь чуть ли не все правила, а скребешь полы на коленях, только когда попадаешься.

Жюльетта не слушала.