— Ладно, Себастьян, — с подозрением говорит Вики, — разумеется, очень мило с твоей стороны, что ты хочешь пригласить меня в театр, но…

Тут открывается дверь. Входит Корнелиус. Мне следовало бы догадаться, что он каждый вечер навещает ее, свою Электру.

Древние греки разбирались в семейной жизни. Я восхищаюсь греками. Очень жаль, что их цивилизация, достигнув своего расцвета, стала распадаться, но такова судьба человека независимо от того, принадлежит ли он к классической цивилизации или к современной массовой культуре: упорно работать, богатеть, купаться в роскоши, затем распадаться. Корнелиус, этот яркий представитель нашего материалистического века, явно находился в самом начале своего распада, несмотря на ходившую по Уиллоу-стрит легенду о том, что его не берет даже алмазный резец. И если даже ему самому удастся избежать полного декаданса, то его внуки — сыновья Вики, когда вырастут, станут последователями Джека Керуака, так теперь называют в журнале «Тайм» поколение битников конца шестидесятых. Меняется имя, но не сценарий: уйма наркотиков, всеобщая инертность и смертельная скука.

— Привет, — говорит мне Корнелиус, после слюнявых поцелуев с Викой.

— Привет.

Он ждет, чтобы я ушел. Я остаюсь. Нам всем невольно приходит на ум глупый случай, происшедший много лет тому назад в Бар-Харборе. Я сидел на солнце у бассейна и читал книгу — это был «Пустырь» Элиота — и любовался видом, когда Вики вышла из дома, чтобы поплавать. К тому времени я уже больше не плавал в дневное время, потому что ненавидел, когда люди отмечали, насколько я волосат. Меня не волнует, что я волосат, но я ненавижу, когда люди пялят на меня глаза. Одна из самых приятных черт Эльзы — это то, что ей нравится моя волосатость! Она говорит, что это сексуально. Никто никогда мне раньше этого не говорил и не вел себя так, будто это действительно так.

На Вики был темно-синий цельный купальник, который был ей уже мал. Я увидел прекрасную четырнадцатилетнюю девушку, похожую на Джульетту, и тогда же понял, что должен чувствовать бедный ублюдок Ромео.

Она села спиной ко мне, будто меня и не существовало, свесила ноги в воду и стала пристально смотреть в сторону моря. У меня началась эрекция, и это доставило мне ужасное неудобство, я расстегнул брюки и начал ерзать, пытаясь устроиться поудобнее на плетеном кресле, кресло заскрипело, и Вики обернулась на звук.

Скандал! Слезы и сцены. Мама смотрела на меня так, будто мужские половые органы — самая отвратительная вещь, которую когда-либо изобретали, но она все же пыталась защитить меня. Корнелиус был в истерике, он обращался со мной, как с насильником, и меня заставили все лето провести с моими кузенами Фоксуорсами, которых я ненавидел. В конце концов Корнелиус успокоился, поняв, что он вел себя в точности так, как описывается в истории болезни у врача-психоаналитика, и заставил всех нас поклясться, что мы забудем об этом случае. Но, конечно, ни один из нас не забыл об этом.

Вики, без сомнения, очень волновали вопросы секса, но я здесь ни при чем. Любая нормальная девушка, наткнувшись на своего сводного брата, который бегает в лихорадочном замешательстве с расстегнутой ширинкой, раздраженно сказала бы: «Что, черт возьми, ты делаешь?» Или, если бы она была застенчивой, то отвела глаза и притворилась, что ничего не заметила. Но впадать в истерику и, рыдая, бежать к папе — неестественно. И сейчас, когда я опять оглядываюсь назад, вспоминая этот случай, то снова поражаюсь, как она ладила с Сэмом Келлером. Хотя вокруг все еще говорят о том, какой у них был фантастический брак и в какой семейной идиллии они жили, но меня это удивляет, очень удивляет.

— Ну, спасибо тебе, Себастьян, за то, что ты заглянул, — говорит Вики, выпроваживая меня, но не потому, что она хочет избавиться от меня, а из-за того, что этого хочет ее папа, а Вики всегда старается делать то, что хочет папа. — И спасибо за книгу. Очень мило с твоей стороны.

У меня соблазн поцеловать ее, просто для того, чтобы напугать Корнелиуса, но я этого не делаю. Я касаюсь ее левой руки, лежащей на простыне и говорю: «До свидания!»

Я не утруждаю себя выяснением того, что она собирается делать, когда выпишется из больницы. Я знаю, что произойдет. Корнелиус собирается продать дом Келлеров в Вестчестере, перевезти всех четырех ребят и нянь на Пятую авеню и вернуть Вики обратно в состав семьи. Корнелиус, как обычно, собирается одержать победу и продолжать портить жизнь своей дочери.

Но я люблю Вики и собираюсь спасти ее. Корнелиус думает, что проблема улажена, так как я благополучно женат, но он ошибается. Корнелиус — умный парень, но когда дело касается Вики, то в его голове гудит греческая драма, так что он не в состоянии ясно мыслить.

Но я мыслю ясно. Ты живешь в раю для дураков, Корнелиус. Тебе предстоит спуститься на землю.

6 марта.

Корнелиус говорит: «Скотт сегодня завтракает с Джейком, чтобы уладить эту неразбериху с «Панпацифик Харвестер».

Что-то произошло между Джейком и Корнелиусом, но никто не знает, что именно. Из-за разных прагматических финансовых причин Рейшман и Ван Зейл по-прежнему вместе занимаются бизнесом, но всем видно, что их старая дружба дала трещину из-за недостатка сентиментальной привязанности. Джейк и Корнелиус больше не будут лично вести дела друг с другом, и всякий раз, когда они, к несчастью, случайно встречаются на каком-нибудь общественном мероприятии, они изысканно вежливы и непроницаемы, как два китайских мандарина. Ходят разные слухи о причине их размолвки, но пока еще никто не нашел более правдоподобного объяснения, чем мою теорию о том, что неприятности начались после моей помолвки с Эльзой.

— Джейк завтракает со Скоттом? — с удивлением спрашиваю я Корнелиуса.

У Джейка репутация человека, с которым трудно иметь дело. А после перемен в его отношениях с Корнелиусом ему тем более трудно найти общий язык с любым из помощников Корнелиуса. Однажды он уже отказался иметь дело со Скоттом (который после смерти Сэма был назначен на должность человека, ведущего дела с банком Рейшмана) на том основании, что Скотт слишком молод. Можно подумать, что Скотт — глупый подросток, но Скотту уже почти тридцать девять лет, и он очень, очень опытен.

— Я думал, что Джейк назначил Фила, чтобы вести дело со Скоттом, — удивленно говорю я.

— Джейк уволил Фила.

— Круто! — лаконично говорю я, представляя себе голову, которая катится в корзину. — Что он натворил?

Корнелиус пожимает плечами. Чистки не интересуют его, если только он сам не подписывает смертный приговор.

Но они с Джейком — вымирающее поколение. Крупные частные инвестиционные банки постепенно уходят в прошлое, потому что в наши дни из-за налогов фирмам выгоднее объединяться, несмотря на то что новый президент будет стараться быть таким же диктатором, каким он был, занимая должность старшего партнера, — его все же будет сдерживать совет директоров. Отношение людей тоже изменилось: война и рост безработицы заставляют человека дважды подумать, прежде чем он вручит свою карьеру в руки единоличного начальника, в то время как совет директоров корпорации предлагает послевоенному банкиру не только большую степень защищенности, но и большой кусок пирога.

— Дело в том, — говорит Корнелиус, — что Джейк, очевидно, решил дать Скотту еще один шанс. И не только это: он приглашает Скотта на завтрак и советует ему взять и тебя с собой. Он знает, что ты помог Скотту в этом сложном деле с ППХ.

— Хорошо, — по-прежнему лаконично говорю я, но волнуюсь, потому что Джейк обычно завтракает только со своими партнерами. Это приглашение означает для меня большое продвижение по службе, и Корнелиусу это известно, — он знает, что Джейк, несмотря даже на то, что я его зять, никогда бы пальцем не пошевелил из-за меня, если бы не был уверен в том, что я стою его беспокойства.

Я решаю, что пора слегка коснуться тех нескольких фактов, на которые Корнелиус, возможно, не обратил бы внимания.

— Джейк знает, что в следующем году мне будет тридцать, — сказал я. — Он знает, что я больше не мальчик.

— Угу.

— Джейк говорил мне, что он стал партнером в корпорации Рейшманов, когда ему исполнилось тридцать лет.

— Я прекрасно это помню! — говорит Корнелиус, притворяясь сентиментальным, но про себя он напряженно думает. — Я давно собирался поговорить с тобой, но так как этот вопрос стал предметом сегодняшнего обсуждения…

Мне предлагают партнерство. Я принимаю.

— Ну, вот и прекрасно! — говорит Скотт, который на десять лет старше меня и некоторое время тому назад стал партнером.

Кажется, ты искренне рад, но что ты сам-то хочешь, Скотт? Ты ведь почти самый умный парень в банке, за исключением меня и Корнелиуса, и Корнелиусу ты очень нравишься, намного больше, чем я. Ты мне тоже нравишься, но в тебе есть нечто странное, Скотт Салливен. И дело не только в том, что ты не пьешь, не куришь и живешь один, как монах в келье, что ты так поглощен средневековой литературой и задираешь нос, когда я пытаюсь познакомить тебя с каким-нибудь шедевром двадцатого века вроде «Четырех квартетов». В тебе есть что-то, что заставляет меня приглядываться к тебе. Ты любишь говорить, что воздержание придает человеку сверхъестественную силу, но не объясняешь причины такого невероятного действия воздержания и не объясняешь, зачем тебе нужна сверхъестественная сила. Так или иначе, я не верю, что ты целомудрен. Я думаю, что в отпуске где-нибудь в Мексике, или Калифорнии или на Аляске ты ведешь жизнь самую разгульную. Не потому ли я так думаю, что сам нахожу обет безбрачия немыслимым? Я замечаю, что когда ты возвращаешься из своих отпусков, твои глаза горят, и я сомневаюсь, что это вызвано исключительно тем, что ты лежал на солнце.

Но что все это значит?

У меня нет ответа, но я начал наблюдать за тобой, Скотт Салливен. Я наблюдаю за тобой и обязательно тебя разгадаю.

Пасха 1958 года.

Между мамой и Корнелиусом что-то происходит. Они все время притрагиваются друг к другу и обмениваются короткими улыбками. Если бы на месте мамы была какая-нибудь другая женщина, я бы сказал, что Корнелиус вступил в новую игру. Могут ли люди, достигшие пятидесяти, женатые почти тридцать лет, иметь что-нибудь похожее на волнующую сексуальную жизнь (или просто на сексуальную жизнь). Это кажется невероятным, но что я должен подумать? Вот он снова рядом с ней, улыбается, как будто она самая сексуальная женщина после Мей Уэст. Видит Бог, моя мама единственная женщина, которая напоминает мне Мей Уэст. У мамы такой вид, будто она все же решила, что мужской половой орган не такое уж плохое изобретение. Немыслимо, что твои родители занимаются сексом. Конечно, мама фригидна, но сейчас по Фрейду я играю роль Эдипа, а моя мать — Иокасты, или, должно быть, я — Орест, а моя мать — Клитемнестра. По крайней мере, когда Эдип попал в переделку, он не знал, что Иокаста была его матерью. Мне наверное, нужно достать перевод Эсхила и перечитать Орестею, а также Фиванский цикл Софокла. Я могу кое-чему научиться.

Вики холодна со мной из-за этой неожиданной любви, которая разгорелась между нашими родителями. Она спокойна и, вероятно, ценит возможность отдохнуть. Я смотрю на ее детей во время пасхальных торжеств. Вот прелестная маленькая девочка по имени Саманта, которую все откровенно балуют. Другая девочка Кристина очень похожа на Сэма, но она веселая. Оба мальчика, которые после возвращения в Штаты были так застенчивы, что и слова не могли произнести, теперь шумят и плохо себя ведут, но Корнелиус, по-видимому, думает, что им можно разрешать драться, разбивать драгоценный фарфор и есть руками за столом. «Мальчики — всегда мальчики!» — в таких случаях весело говорит Корнелиус. Раньше он этого не говорил, когда однажды во время моей драки с Эндрю одна из его картин упала со стены. Интересно, собирается ли он быть снисходительным к своим внукам, таким снисходительным, чтобы совершать поступки, не соответствующие его сволочному характеру. Нет, я бы польстил Корнелиусу, если бы сказал, что было бы невозможно себе представить, чтобы он действительно поступил глупо, когда дело касается банка. Если мальчики окажутся чистым убытком, то он спишет их со счета.

Что представляют собой эти мальчики? Трудно сказать. Если наследственность что-нибудь значит, то они должны быть смышлеными. Эрик, вероятно, может добиться успеха, белокурые локоны придают ему отдаленное сходство с Вики. Но Пол, наверное, умнее. Поживем — увидим. Мама говорит, что у Вики будет еще ребенок. Проклятие. Это значит, что Вики будет до конца лета занята процессом размножения. Но, быть может, это и к лучшему, это значит, что я смогу спокойно встречаться с ней. Никто не станет соблазнять беременную женщину, кроме, конечно, Корнелиуса, который увел маму от папы, но мы все прекрасно знаем, что Корнелиус способен на все.