— Потому что я знаю, у тебя и без меня все будет хорошо, — посмотрел в глаза отцу Дэниел. — Я больше не нужен тебе, отец. Теперь у тебя есть Эйнсли, она за тобой присмотрит.

— Я думал, что это я присматриваю за ней.

— Просто она позволяет тебе так думать, — фыркнул Дэниел. — Ты ведь провел с ней всю прошлую ночь, да?

— Разве это твое дело? — вспыхнул Кэмерон.

— Весь дом знает это, отец. Все радуются, что ты так удачно женился, и я тоже рад.

— Господи, неужели им всем больше не о чем поговорить?

— Не о чем. Они все обожают Эйнсли и хотят быть уверены, что ты хорошо к ней относишься. Мне она тоже нравится, и я хочу того же. Ты доказал, что способен на это.

— Так ты из-за этого оставался с нами всю зиму? — прищурился Кэмерон. — Чтобы присмотреть за мной и за Эйнсли?

— В некоторой степени — да. Поэтому я знаю, что теперь могу уехать.

Кэмерону хотелось рассмеяться. Хотелось крепко обнять Дэниела, сказать ему, что он глупышка и что он, Кэмерон, любит его.

Но оба не могли позволить себе такой сентиментальности, а поэтому отвернулись и стали смотреть на лошадей. Молодая кобыла по кличке Удача, которую Кэмерон приобрел примерно в то время, когда поженились Йен и Бет, скакала с большим энтузиазмом и грацией. В этом году на скачках трехлеток она выступит хорошо.

— Дэниел, — после длинной паузы сказал Кэмерон, — я понимаю, что был плохим отцом.

— Это не твоя вина, отец. Ты — один из Маккензи.

— И ты тоже, Дэниел. Не забывай об этом. — Лошади поскакали в их сторону, Удача вышла в лидеры. — Не повторяй моих ошибок.

— Гарантирую, что совершу кучу своих. Но знаешь, у меня есть одно преимущество. У тебя был отец, который издевался над своими сыновьями и ревновал их. А мой отец старается все делать правильно, даже если в большинстве случаев все портит. Потом есть еще мои дорогие тетушки и мачеха, так что мне давно уже ясно, что не все женщины плохие. Не все любят наши деньги. Некоторые из них любят и нас.

— Да, — расхохотался Кэмерон, — некоторые действительно любят. А сейчас я хочу немного смутить тебя.

Он схватил Дэниела в охапку и крепко обнял, прижав к себе. Но Дэниел без всякого смущения засмеялся и обнял отца в ответ. Он сжимал отца в объятиях все сильнее и сильнее, так что Кэмерону стало трудно дышать. Дэниел явно стал сильнее.

— Возвращайся к нам скорее, хорошо? — отпустил сына Кэмерон.

— Конечно. Ты обучишь меня всему, что сам знаешь о лошадях, поэтому, как только я закончу университет, стану твоим партнером. О нас узнает весь мир, отец.

— Ты уже все спланировал? А как же инженерное дело и архитектура?

— Этим я тоже могу заниматься. Возможно, даже изобрету улучшенный транспорт для лошадей или построю новую конюшню. Кроме того, я поучусь с ребятами в университете и предложу им, чтобы они и их отцы присылали своих лошадей к нам. — Дэниел похлопал отца по плечу. — Я уже попрощался с Эйнсли. Она расплакалась и поцеловала меня в щеку, а потом вручила пакет печенья. Ты очень правильно поступил, отец, что женился на ней. У тебя появилась надежда.

Сказав это, Дэниел снова обнял отца. Кэмерон тоже обнял сына, потом нехотя отпустил.

Дэниел помахал Анджело, который направлялся в их сторону, и пошел к дому, где его уже ждал экипаж, чтобы отвезти на вокзал. Дэниел, заметил Кэмерон, стал таким же высоким и сильным, как Йен, или Мак, или даже Харт.

— Они быстро растут, — проговорил Анджело, подходя к Кэмерону. Кэмерон посмотрел на него думая, что он шутит, но темные глаза Анджело были серьезны. — Не успеешь глазом моргнуть, а детство прошло, и сыновья должны становиться мужчинами. Вы, англичане, — странные люди, отправляете своих сыновей из дома, как только они подросли. Вот моя семья всегда держится вместе.

— Но ты ведь не живешь с ними, Анджело, — заметил Кэмерон. — И потом, в нашей семье тоже все вместе. Просто мы немного рассредоточились.

— Богатым англичанам требуется слишком много места.

— Это правда, зато это помогает нам не убить друг друга.

Анджело ухмыльнулся. Дэниел сел в экипаж, и Кэмерон с болью в сердце увидел, как экипаж покатился по подъездной аллее.

Он будет очень скучать по Дэниелу, но он понял, что хотел сказать ему Анджело. Дэниел в любое время и сколько угодно сможет жить у Кэмерона. Он сделал все, чтобы сын никогда не боялся приезжать домой.

Кэмерон знал, что в этом он уже намного превзошел собственного отца.


Дэниел уехал, и Эйнсли казалось, что дом опустел. Зато Кэмерон каждую ночь оставался в ее спальне, и Эйнсли очень мало спала. Но он непременно будил ее утром, и они, усталые от любовных утех, приступали к повседневным делам.

Эйнсли видела: Кэмерон переживает, что потерял Жасмин, хотя, когда она поднимала эту тему, он твердо отвечал, что это не имеет никакого значения. У него много других лошадей, которые смогут успешно выступить, а лошадь по кличке Удача, возможно, выиграет все пять главных скачек года.

Эйнсли хотелось, чтобы Кэмерон помирился с лордом Пирсоном или чтобы лорд Пирсон перестал быть таким напыщенным глупцом. Жасмин страдала от их ссоры, и у Эйнсли болело за нее сердце.

Но у нее появились кое-какие идеи насчет решения этой проблемы. Разумеется, законные. Она написала своему брату Стивену, надеясь привлечь его, но он ответил, что не может покинуть свой полк. Синклер был очень занят своей практикой, Элиот — в Индии, а Патрик…

Хм, вот Патрик отлично справится с этим делом.

Но Эйнсли так и не успела приступить к выполнению своего плана. Пришла телеграмма, которая вырвала ее из нового и приятного ритма жизни.

Глава 26

Кэмерон вошел, когда Эйнсли укладывала вещи. Ее комнаты наверху были завалены коробками, сумками, повсюду торопливо сновали служанки с вещами. Эйнсли понимала, что рано или поздно ей придется все объяснить Кэмерону, но она все-таки надеялась, что он подольше задержится на тренировке лошадей.

— Прежде чем ты спросишь о чем-то, прочитай вот это, — сказала она, вытащила из кармана бумагу и передала ему.

У Кэмерона вспыхнули глаза, когда он прочел телеграмму: «Мистер Браун ушел. Приезжай немедленно».

— Браун? — громко спросил Кэмерон. — Он умер?

— Очевидно. — Эйнсли остановила служанку. — Нет, не голубое. Мне надо серое и черное. Королева ожидает меня в трауре.

— Почему ты ей нужна? — спросил Кэмерон небрежно, двумя пальцами держа телеграмму. — У нее есть другие леди, которые могут утешить ее.

— Что касается мистера Брауна, она доверяет только мне. Как она его любила! Он ведь спас ей жизнь. Я понимаю, что она теперь чувствует.

— Эйнсли, я хочу спросить, почему, черт возьми, ты едешь?

— Я ненадолго. На несколько недель, ну, может, на месяц.

— Нет! — рявкнул Кэмерон, и она удивленно посмотрела на него. — Месяц — это очень долго.

— Это позволит мне закончить некоторые дела, которые у меня остались. Довести все до конца.

— Какие дела?

— Которые остались от моей прежней жизни. Ты же знаешь, я собралась и уехала, все бросив, как только приняла решение.

Кэмерон стукнул ладонью по открытой крышке дорожного сундука, и она с грохотом закрылась. Служанки с испуганным видом тихонько исчезли за дверью.

— У королевы полный дом прислуги и придворных дам, которые всегда наготове и ждут приказаний, — отрезал Кэмерон. — Почему должна ехать ты?

Эйнсли уже видела королеву Викторию в трауре, видела, как сильно она страдала. Она сильная женщина, но плохо переносит потери. Она любила по-настоящему и страдала по-настоящему. В этом отношении она была очень похожа на Кэмерона.

— Я получила еще одну телеграмму — от одной из ее придворных дам, — сказала Эйнсли. — Королева не ходит, у нее нет сил даже подняться с кресла. Я хочу хоть как-то облегчить ее страдания, хоть как-то помочь ей, ну а затем попытаюсь расстаться с ней так, чтобы мы остались друзьями. Потом я вернусь сюда и начну свою жизнь.

— Начну свою жизнь? Какого же дьявола ты делала здесь последние пять месяцев?

— Пожалуйста, Кэмерон, это важно. Я нужна ей.

— Пропади все пропадом, ты нужна мне!

Эйнсли молча смотрела на него. Кэмерон стоял неподвижно, сжав кулаки.

— Кэм, я вернусь.

— Неужели?

— Конечно. Мы женаты.

— И это все?

— Этого достаточно, во всяком случае, для меня.

Кэмерон чувствовал, что она его не понимает. Ее серые глаза были спокойны, руки придерживали шаль. Эта шаль шла ей необыкновенно, серебристая и шелковисто-блестящая, она струилась по ее рукам точно так, как струились ее волосы по телу Кэмерона, когда они занимались любовью.

Эйнсли уезжает, Кэмерон теряет ее. От одной этой мысли его бросило в холодный пот.

— К тому времени, когда я вернусь, Дэниел приедет домой на короткие каникулы, — продолжала Эйнсли. — И мы опять будем всей семьей.

«Семья… Опять…» Как будто все так просто. Кэмерон с Дэниелом всегда были подобно двум спутникам, вращающимся друг вокруг друга, и оба знали это. Пока не появилась Эйнсли. Дэниел при всяком удобном случае старался подтолкнуть Эйнсли в жизнь Кэмерона, неожиданно остался зимовать с ними, чтобы убедиться, что его отец и Эйнсли выдержали до конца все испытания и не сдались. Теперь Дэниел уехал, поверив, что все хорошо.

— Ты не вернешься, — обронил Кэмерон.

— Вернусь. Я же сказала.

— Может, ты и попытаешься вернуться. Но королева вцепится в тебя, утащит тебя назад в свой мир, где она — и луна и солнце. Она не любит Маккензи и сделает все, чтобы не отпустить тебя к нам.

— Не понимаю, королева принимает твои советы в отношении лошадей, — удивилась Эйнсли. — Она даже вызвала тебя в Балморал, хотела услышать твое мнение.

— Потому что ей хочется, чтобы ее лошади побеждали. Но это вовсе не означает, что она любит меня или хотя бы уважает. Виктория знала мою мать, считала ее глупой, за то, что она терпела моего отца. Она одновременно жалела мать и презирала ее. Она считает, что сыновья Маккензи сделаны из того же теста, что и их отец, и, пожалуй, она не слишком ошиблась.

— Она ошиблась. И очень. Я это знаю. Изабелла рассказывала мне о твоем отце. Он — ужасный человек.

— Но он — здесь, — ударил себя в грудь Кэмерон. — Он — здесь. Тот, что избивал нас, убил мать и запер в приют Йена. Он здесь, со мной. Он во всех нас. Ты, наверное, заметила, что моя семья не совсем нормальная.

— Экстравагантная, это точно, — слегка улыбнулась Эйнсли.

— Абсолютно сумасшедшая. Я спасаюсь от этого сумасшествия с помощью лошадей, но в межсезонье едва могу держать себя в руках. Так было, пока не появилась ты. Господи Боже, вместо того чтобы пить и менять женщин, я бродил по скверам, ходил в музеи и парки. Я слушал, как дождливыми вечерами вы с Дэниелом обсуждаете достоинства кондитерских шедевров и играете в шашки. Мои друзья в Монте-Карло сказали, что я стал домашним человеком, а я смеялся, потому что ничего не имел против.

— Ты чувствовал себя несчастным в Монте-Карло, — напомнила ему Эйнсли, бросив на него еще один озадаченный взгляд.

— Неспокойным, да. Только не несчастным. Черт, нет. И там, и в Париже я как будто все увидел впервые, по-новому. Все, что в течение многих лет я воспринимал как само собой разумеющееся, вдруг обрело краски и содержание. Почему? Потому что я все видел твоими глазами.

Эйнсли не представляла, насколько она была красива, стоя вот так — неподвижно, смущенно нахмурив брови.

— Но твое сердце — здесь, — сказала она. — В Беркшире. В этом имении с лошадями. Насчет этого я не ошиблась.

— Мое сердце там, где ты, Эйнсли. Поэтому когда ты уезжаешь… — Кэмерон махнул рукой.

— Я вернусь, — упрямо повторила Эйнсли.

— И могу я спросить — почему?

— Потому что я люблю тебя.

Она говорила это и раньше, хотя не так часто, и теперь по-видимому, ждала его ответа.

Черт, Эйнсли может говорить это сколько угодно. Многие женщины говорили Кэмерону, что любят его, даже Элизабет говорила. Обычно они ворковали об этом, получив от него дорогой подарок. Но к Эйнсли-то это не относится. Или относится?

Что-то подсказывало Кэмерону, что она говорит правду.

— Тогда почему ты уезжаешь?

— Есть дела, которые мне надо сделать. Важные дела. Я бы попросила тебя поехать со мной, но знаю, ты не можешь оставить лошадей, к тому же твое присутствие только все усложнит.

— Что — все?

— Кэмерон.

Кэмерон опустил руки и подошел к окну. Там, в загоне, Анджело, сидя верхом на лошади, перевел ее в легкий галоп, медленно сбавляя скорость.

Сзади подошла Эйнсли и погладила его по плечу.