Дженнифер Эшли - Игра в обольщение

— В ту ночь, шесть лет назад, в твоей спальне, — тихо сказала она, — когда ты так старательно соблазнял меня, а я отказала…

— Я помню. — Лошадь шла хорошо, казалось, что Анджело с животным — единое целое. — К чему ты это говоришь?

— Я отказала тебе, потому что не хотела предавать Джона, своего мужа. А теперь я не предам тебя. Я вернусь, Кэмерон. Обещаю.

Кэмерон повернулся и прижал Эйнсли к себе. Они стояли, покачиваясь в лучах солнечного света, и Кэмерон чувствовал, что Эйнсли расслабилась. По-видимому, она решила, что он перестал, наконец, противиться ее отъезду. Но Кэмерон был далек от того, чтобы сдаться.

— Я не хочу, чтобы ты возвращалась, чувствуя себя чем-то обязанной мне, любовь моя. Все эти брачные клятвы — заставляют тебя делать все для человека, от которого тебе, может быть, надо бежать. Возвращайся ко мне, если ты хочешь вернуться, а не потому, что, как тебе кажется, ты должна вернуться. Понимаешь?

— Думаю, понимаю, Кэмерон, — взглянула на него Эйнсли. В ее глазах затаилось какое-то непонятное выражение.

В ее словах Кэмерон услышал нечто большее, чем только слова. Но что именно таилось в них, он решить не мог.

Кэмерон поцеловал Эйнсли, еще раз прижал к себе и отпустил.

С ней поехал Анджело. На этом настоял Кэмерон. Он сказал, что вполне доверяет ей, но мало ли каких негодяев она может встретить по дороге. Поэтому служанки и лакея недостаточно, чтобы сопровождать ее. А на Анджело, Кэмерон твердо это знал, можно положиться. Так что цыган без разговоров поехал ее провожать.

Как только они добрались до Виндзора, Анджело отправился к своей семье на лодку, которая плавала вверх-вниз по каналу Кеннет-Эйвон. Эйнсли нагрузила его продуктами и одеждой, игрушками для племянников и племянниц и проводила.

В Виндзоре было холодно, сыро и печально.

«Мой любимый Кэмерон,

королева совсем потеряла голову и большую часть времени неподвижно сидит в кресле. Она очень мне обрадовалась и очень сильно на меня полагается.

Я счастлива, что приехала, потому что другие придворные, хоть и расстроены тем, что королева глубоко опечалена, не слишком любили мистера Брауна. Их раздражают бесконечные похвалы ее величества в его адрес и ее постоянные разговоры о мавзолеях и памятниках для него. Они считают, что мистер Браун всего лишь слуга, задравший нос. Он заслуживает достойного погребения, но не более того.

Но они забывают, каким искренним другом был мистер Браун по отношению к королеве после смерти ее мужа, когда сердце ее было разбито, когда она удалилась от мира. Это мистер Браун заставил ее выполнять свой долг королевы, укрепил ее волю к жизни. По крайней мере, его следует помнить хотя бы за это.

Сомневаюсь, несмотря на дурные слухи и на письма, которыми миссис Чейз имела удовольствие шантажировать ее, что королева и мистер Браун были любовниками. Мужчина и женщина могут быть довольно близки и без близости тел. Хотя ты вряд ли поверишь этому, Кэм.

И все же это правда. Я испытываю к тебе очень сильное чувство, стоишь ли ты рядом или находишься за сотни миль от меня. И мне совсем не надо прикасаться к тебе, чтобы испытать то, что я чувствую.

Мы с королевой выходим редко, и из своего высокого окна я нетерпеливо всматриваюсь в поля, сгорая от желания оказаться рядом с тобой в имении Уотербери. Здесь по зеленеющим полям бродят овцы и цветут весенними красками крокусы. Думаю, в Уотербери все точно так же, туманно и тихо.

К сожалению, я совсем мало вижу весну, потому что сижу за закрытыми плотными шторами и занимаюсь только тем, что читаю ее величеству, вышиваю или играю на пианино. Но, по крайней мере, у меня есть время, чтобы заняться подушками, которые я вышиваю для нашей гостиной в ярких и веселых тонах. Мне нравится представлять, как все это будет смотреться в нашем доме.

Я буду писать так часто, как только смогу, но, честно говоря, на себя у меня остается совсем немного времени. Королева очень плоха, ей постоянно требуется, чтобы кто-то находился рядом.

Но всякий раз, когда я расстегиваю пуговицы своего платья и готовлюсь ко сну, я думаю о тебе. Я представляю, как твои пальцы расстегивают платье, раскрывая меня словно рождественский подарок. Даже сейчас, когда я пишу об этом, меня бросает в жар, поэтому буду заканчивать, пока не воспламенилась и не сожгла письмо.

Пожалуйста, передай от меня привет всем домашним, берейторам, работникам на конюшне, лошадям и Макнабу. Я так скучаю без всех вас!

Со всей любовью, мой дорогой муж,

Твоя Эйнсли».

— Теперь, моя дорогая, я поговорю с тобой о твоем неудачном браке с Маккензи.

«Должно быть, королеве лучше, — подумала Эйнсли, — если она заговорила о моем тайном бегстве».

Эйнсли не поднимала глаз от своей вышивки. Это были голубые фиалки на кремовом фоне. Она переделывала гостиную в Уотербери в голубые и желтые тона, делая ее ярче и праздничнее, потому что Кэмерон не менял там ничего со времен покупки.

«Она говорит так, будто я вышла замуж за всех Маккензи сразу. Хотя, возможно, так оно и есть».

— Их отец был зверем, — решительно заявила Виктория. — Я знала герцога — ужасный человек. Тебе известно, что яблоко от яблони недалеко падает. Брак с Маккензи не для изысканной молодой леди, особенно такой воспитанной, как ты.

«Изабелла и Бет тоже изысканные молодые леди, — подумала Эйнсли. — Однако королева о них не вспомнила».

— Мы с лордом Кэмероном умудряемся хорошо ладить, — сказала она вслух. — Вы непременно увидите нас в Аскоте, но я думаю, до этого Кэмерон выиграет в скачке «Одна тысяча гиней» в Ньюмаркете со своей новой кобылой. Вы должны поставить на нее. Удача — блестящая скаковая лошадь.

— Не уводи разговор в сторону, — строго посмотрела на нее королева. — Ты сбежала тайком. Ты скомпрометировала себя. Я рада, что твоя бедная мать не дожила до этого дня. Ты бы разбила ей сердце.

И хотя Эйнсли не знала свою мать, она отказывалась верить, что Джанет Макбрайд отказалась бы видеть свою дочь счастливой, пусть это случилось немного нестандартно.

— Что сделано, то сделано, — сказала Эйнсли. — Много воды утекло с тех пор, и ничего уже нельзя изменить. Надо использовать это наилучшим образом. — Она поморщилась, употребляя затертые афоризмы, но во всех подобных фразах есть крупица правды.

— Я наслышана о твоем странном поведении на континенте, — продолжала королева. — Кабаре и казино все ночи напролет. Твои братья и невестки прятали лица от стыда.

В этом Эйнсли сомневалась. Патрик, всегда придающий большое значение тяжелой и честной работе, может понять, что человеку время от времени необходимо расслабиться и получить немного удовольствия. Кроме того, у Патрика взгляды намного шире, чем предполагает его довольно строгое выражение лица. Как она уже говорила Кэмерону, у Патрика с Роной нет отдельных спален.

— И это не совсем правильно, когда говорят: «что сделано, то сделано», — продолжала Виктория. — Брак можно расторгнуть. Я уверена, что лорд Кэмерон обманул тебя, каким-то образом заставил поверить, что ты законно вступила с ним в брак. Он знал, что ты не позволишь ему соблазнить тебя, пока на твоем пальце не будет кольца.

Эйнсли решила умолчать о том, что Кэмерон соблазнил ее задолго до появления кольца на пальце.

— Мадам, лорд Кэмерон не злодей с театральных подмостков. У нас есть свидетельство о браке. Был викарий, были свидетели.

— Нанятые актеры. Я написала письма Харту Маккензи, в которых даю ему указание воспользоваться законными средствами и объявить брак не имеющим законной силы.

Эйнсли представила реакцию Харта Маккензи при получении этих указаний.

Но самонадеянность королевы, ее уверенность, что она вот так спокойно может вмешиваться в жизнь своей подданной и та обязана беспрекословно слушаться, возмутили Эйнсли.

— Как вы смеете? — тихим, но строгим голосом спросила она. У Виктории округлились глаза, но Эйнсли не останавливалась, смело делая выговор королеве Англии и императрице Британии. — И это после всего, что я сделала для вас. Я рисковала всем, чтобы вернуть вам эти письма, потому что уважала вас и не хотела видеть вашего конфуза. Лорд Кэмерон помог мне. Вы знали это? Он дал мне денег, чтобы вам не пришлось платить ни одного фартинга.

— Ты рассказала ему? — прошелестел по комнате голос королевы, и дамы на другой стороне подняли глаза. — Ты хочешь сказать, Эйнсли Дуглас, что Кэмерон Маккензи знает о моих письмах?

— Если бы не он, у вас были бы значительные трудности в возвращении этих писем.

— Ты маленькая глупышка, — гневно взглянула на нее Виктория. — Лорд Кэмерон, вероятно, доложил герцогу, и теперь копии начнут ходить по рукам.

— Кэмерон никому не говорил. Я просила его держать все в секрете, и он выполнил мою просьбу.

— Не будь смешной. Он Маккензи. Ему нельзя доверять.

— Ему можно доверять. Но если вы станете добиваться расторжения нашего брака, вы не думаете, что Кэмерон может воспользоваться тем, что ему известно?

На самом деле Эйнсли не верила, что Кэмерон способен на такой поступок, но, с другой стороны, кто его знает, на что способен Кэмерон? Она помнила его взгляд, когда он смотрел, как она покидает Уотербери: ранимый, пустой, сердитый.

Виктория, наоборот, верила в это.

— Это шантаж, — сказала она.

— Да, шантаж, — согласилась Эйнсли, — и, похоже, это единственное, что все понимают.

Эйнсли вдруг потеряла интерес к жизни при дворе. Сплетни, секреты, слухи, пустая болтовня. Она всегда была сторонним наблюдателем, дочкой джентльмена незнатного происхождения, которую королева взяла на службу ради матери Эйнсли. Эйнсли не была важной персоной, ее никогда не подкупали и не шантажировали — она лишь наблюдала, как это делали другие. Мало кто вообще замечал ее.

Теперь, в качестве жены одного из известных и властных Маккензи, наследника титула герцога, ее можно было использовать, и она могла быть опасна. Во всяком случае, она предпочитала вы глядеть таковой.

— Словом, я уверена, что останусь женой лорда Кэмерона, — закончила Эйнсли.

Королева бросила на нее пристальный взгляд, и Эйнсли заметила, что Виктория смотрит на нее теперь как-то по-другому: как на женщину, с которой надо считаться.

— Твой бедный муж перевернется в своей могиле, — заметила Виктория. — Мистер Дуглас был уважаемым человеком.

— Мой бедный муж был великодушным человеком, и я уверена, он хотел бы видеть меня счастливой. — Джон оставался добрым до самого конца, и Эйнсли всегда с теплотой думала о нем.

— Я сделаю вид, что никогда не слышала этих слов. — Королева продолжала смотреть на нее холодным взглядом. — Этого разговора никогда не было. — Она взяла с колен свое шитье, — Не будь ты такой грубой и непочтительной, Эйнсли, я бы сказала тебе, что приехал твой брат. Я посылала за ним, чтобы он забрал тебя домой — дожидаться расторжения брака. Но теперь, конечно, ты можешь делать все, что хочешь. Мы закончили. Но есть одна поговорка, моя дорогая, которую ты, возможно, учтешь: «Как постелешь, так и поспишь».

О, как много поговорок они сегодня вспомнили. Но если в той постели лежит Кэмерон Маккензи, Эйнсли с удовольствием присоединится к нему.

— Патрик здесь? — Эйнсли бросила вышивку в корзину. — Можно мне идти?

— Конечно. Пришли ко мне Беатрис. Не уверена, что мы увидимся снова.

Эйнсли встала, сделала реверанс, чувствуя облегчение — наконец-то ее удалили от двора.

Неожиданно она наклонилась и поцеловала увядшую щеку королевы.

— Надеюсь, что однажды вы станете гордиться мной. Уверяю вас, со мной ваши секреты в полной безопасности.

Виктория удивленно заморгала. Эйнсли пошла к двери, чувствуя на себе взгляд королевы. Когда лакей закрыл у нее за спиной дверь, щелчок замка прозвучал как сигнал, ознаменовавший конец ее прежней жизни.

Патрик Макбрайд ждал ее в коридоре, чувствуя себя неловко и потерянно среди великолепия Виндзора. Эйнсли бросила свою корзинку для шитья и побежала к нему, протянув руки. Улыбка Патрика, когда он метнулся к ней навстречу, стоила каждого неодобрительного слова королевы.

— Я так рада видеть тебя, — улыбнулась Эйнсли, глядя в дорогое лицо. — Мне нужен пособник в преступлении, Пэт, и ты, мой уважаемый старший брат, отлично подойдешь на эту роль.

Маккензи стали прибывать в Уотербери-Грейндж в апреле, примерно в то время, когда перестали приходить письма Эйнсли.

Кэмерон собирался в Ньюмаркет, его вновь полностью захватил сезон скачек.

Первыми приехали Мак с Изабеллой и двумя детьми. Мака, как всегда, переполняла кипучая энергия. К счастью, дом был достаточно большим, чтобы разместить всех, к тому же нашлось место, где Мак мог устроить студию.