Мак был в своем обычном наряде: килт, перепачканные краской башмаки и цыганский платок на голове — чтобы защитить волосы от краски. Этот последний год он работал с большим удовольствием. Вот и теперь, тепло одетый, он с утра до вечера торчал во дворе, делая предварительные наброски кобылы по кличке Удача, а его жена следила, чтобы дети не подходили к лошадям слишком близко — задача не из легких.

Спустя несколько дней приехали Йен и Бет с ребенком, вместе с ними прибыл и Дэниел.

В последние годы, когда Йен приезжал в Уотербери, он разработал строгий порядок действий: заселялся только в определенные комнаты и перемещался по незнакомому дому и прилегающей территории только по определенному маршруту. При соблюдении этого порядка он чувствовал себя прекрасно, но если в один прекрасный момент что-то нарушало его, это приводило его в замешательство и вызывало приступ гнева. В голове у него начиналась путаница, как он сам называл свое состояние, и только Карри, его камердинер, мог успокоить Йена и вернуть к прежнему распорядку.

В этом году Карри, похоже, выполнял роль временной нянечки. Он держал на руках десятимесячного Джейми Маккензи, пока Йен помогал Бет выйти из экипажа.

Йен возвестил о своем прибытии и забрал сына у Карри. Он замедлил шаги, когда они вошли в дом, чтобы потяжелевшая от беременности Бет успевала за ним. Она никогда не бывала в Уотербери. В прошлом году жена вынашивала их первого ребенка, и Йен не хотел, чтобы она путешествовала. В этом году Бет настояла на своей поездке.

Кэмерон поприветствовал их и отошел в сторону, когда Изабелла обняла Бет, и они стали болтать о поездке. Две собаки, которые приехали вместе с Йеном и Бет, носились вокруг Макнаба, наверно, тоже обменивались впечатлениями о путешествии.

Йен взял Бет за руку и повел по лестнице наверх, но на их пути появилась экономка.

— Простите, милорд, но в этом году вам приготовили другую комнату, — сказала она. — Леди Кэмерон решила, что вам будет удобнее в большой спальне. — Она натянуто улыбнулась, зная Йена. — Из окна открывается очень красивый вид.

За спиной Йена остановился взволнованный Карри. Бет ободряюще улыбнулась мужу и сжала его руку.

Йен даже не посмотрел на экономку, он взглянул на Кэмерона, на мгновение встретившись с ним взглядом.

— Это та комната, что наверху? Я как раз собирался попросить тебя об этом, Кэм. Та, которую я обычно занимал, будет слишком мала. Эйнсли хорошо сделала, что поменяла. Сюда, Бет.

Он стал плавно подниматься по лестнице, на одной руке держа ребенка, другой — поддерживая Бет. Карри последовал за ними, на его лице читалось явное облегчение. Экономка тоже успокоилась, а Мак, приподняв брови, посмотрел на Кэмерона.

— Наш младший брат повзрослел, — заметил он.

Действительно повзрослел, и все благодаря Бет, которая подобрала этого выпавшего из жизни чудака и дала ему жизнь.

— Эйнсли очень проницательна, — заметила Изабелла, прильнув к плечу Мака. — Мне кажется, я говорила, что она великолепный организатор. С этим старым пыльным домом она сотворила чудо. Когда она возвращается?

— Не знаю, — глухо проговорил Кэмерон.

— Наверняка королева отправила ее исполнять очередное сумасшедшее поручение, — высказалась Изабелла. — Эйнсли выполнит его и вернется раньше, чем ты об этом узнаешь. — Она похлопала Кэмерона по руке. — Никогда не прощу, что ты женился на ней тайно, не сказав мне.

Мысли Кэмерона вернулись к Эйнсли, когда она, стоя в гостиной лондонского особняка Харта, дрожащим голосом произносила клятву верности.

— Так было необходимо, — обронил Кэмерон.

— Да, но хоть у одной невесты в этой семье должна быть пышная свадьба, — ответила Изабелла. — Мы могли бы устроить ее во второй раз, как это сделали Бет с Йеном.

Кэмерон молчал. В данный момент его невеста была неуловима, спряталась от него в Виндзоре, и настроение у него день ото дня ухудшалось.


Утром Дэниел отправился вместе с Кэмероном в загон посмотреть на тренировку лошадей. Кэмерону нравилось стоять рядом с повзрослевшим сыном. Идея Дэниела о том, чтобы после университета стать его партнером, чрезвычайно нравилась ему.

— Ты должен верить ей, — сказал Дэниел, наблюдая, как Удача опять обошла всех остальных лошадей.

— Кому? Удаче?

— Очень смешно. Ты же знаешь, я говорю об Эйнсли. — Голос Дэниела теперь звучал еще ниже, а поза стала намного увереннее. — Если Эйнсли говорит, что вернется, значит, вернется.

Кэмерон смотрел, как на скаковой круг вышла следующая партия лошадей. Мелькали копыта, летела грязь. Шум, скорость, напор всегда оживляли его, но без Эйнсли, которая наблюдала бы за всем, стоя с ним рядом, его мир был пуст и мрачен.

— Женщины легко и быстро меняют свои решения, сын. Ты это узнаешь.

— Она не женщины, отец, — терпеливо продолжал Дэниел. — Она Эйнсли.

Дэниел оттолкнулся от ограды и направился к конюшням, помахав на ходу берейторам. Но его слова остались витать в воздухе.

«Она Эйнсли».

Мир вспыхнул разноцветными красками. Эйнсли вернется домой. Она сказала, что вернется. Так и будет!

Прежде он никогда не доверял женщинам. Элизабет давно лишила его этой способности — верить, и с тех пор Кэмерон держал женщин на расстоянии вытянутой руки. Все свои романы он заканчивал задолго до того, как у женщины появится шанс предать его и причинить боль. Кэмерон мучительно сознавал, что должен всегда держать себя в руках, с какой бы женщиной он ни вступал в связь.

Потом в его жизни появилась Эйнсли и завладела им. Нет, не завладела. Она стала частью Кэмерона, прикипела к его сердцу. Кэмерон чувствовал эту связь между ними на расстоянии многих миль от Виндзора, или где она там сейчас находилась. Эта связь притянет его к ней, а ее — к нему, и он никогда ее не потеряет.

В душе Кэмерона воцарился мир, которого он давно не ощущал…

Да, он никогда ничего подобного в своей жизни не ощущал. Впервые к такому состоянию он приблизился, когда держал своего сына, эту крошку, которую поклялся защищать всеми силами, но как давно это было!

Он поднял глаза на молодого человека, когда-то крохотного малыша, которого он защищал, и сердце его затрепетало от гордости. Хороший парень, красивый и смелый, любящий, не таящий злобы и обид, такой же беспечно великодушный, как все Маккензи.

«Она Эйнсли» — эти слова звучали музыкой.

Кэмерон думал о ней: о ее роскошных волосах, об открытом взгляде серых глаз, который поразил его сердце, о смехе, от которого бурлила кровь. Он невыносимо скучал по ней.

Когда Эйнсли вернется, а она обязательно вернется, Кэмерон покажет ей, как сильно он скучал, — во всех подробностях.

И больше никогда не упустит ее из виду. Жить без нее чертовски трудно.


Когда Эйнсли рассказала Патрику о своем плане и о том, что он должен проводить ее на лодку, полную цыган, он был в полном недоумении.

— Эйнсли, стоп.

Эйнсли поставила свою сумку на пешеходную дорожку, которая шла по берегу канала Кеннет-Эйвон. Длинная лодка мягко покачивалась у них за спиной. С борта на них глазели дети и взрослые, кто-то курил длинную трубку. Анджело пошел вниз, чтобы сообщить матери об их прибытии.

Патрик запыхался, прошагав от деревушки чуть западнее Рединга, где их высадил нанятый экипаж. Сорокапятилетний брат Эйнсли, хоть и погрузневший немного, в темном костюме, шляпе и с прогулочной тростью в руке выглядел настолько респектабельно, что Эйнсли вновь захотелось обнять его. Она очень скучала без него.

— Ты не сказала мне, что надо делать на этой лодке. — Патрик достал носовой платок, аккуратно сложенный квадратиком, и вытер лоб.

— Ничего. Лодка доставит нас, не привлекая внимания, в Бат.

— Цыганская лодка и — не привлекая внимания?

— Ну, скажем, она появится там точно неожиданно. Мне необходимо попасть в Бат, не трубя об этом всем, чтобы никто не знал, что мы туда направляемся.

— И где мне предстоит стать сообщником в твоем преступлении?

— «Преступление» — это слишком громко сказано, — успокоила брата Эйнсли. — Я обо всем расскажу тебе в лодке.

— Эйнсли…

На этот раз тон у Патрика был серьезный, и Эйнсли вздохнула. Она сорвала его из гостиницы в Виндзоре и всю дорогу болтала о жизни в Уотербери, о лошадях, о Дэниеле, о том, что она переделала в старом доме. Словом, старалась изо всех сил отвлечь его от разговора, который ей предстоит выдержать теперь.

— Эйнсли, ты не дала мне поговорить о твоем тайном бегстве, — сказал Патрик.

— Я знаю. Но мне не хотелось получить нагоняй, который ты бы мне устроил.

— Просто я хотел, чтобы ты сначала со мной посоветовалась. Какое потрясение мы испытали, получив твою телеграмму! Моя младшая сестра вышла замуж за лорда. И за какого лорда!

— Я знаю. Прости, Патрик, но свой выбор мне пришлось делать очень быстро. У меня не было времени советоваться с тобой. Я понимала, что мое бегство расстроит тебя, и, пожалуйста, поверь, мне больно расстраивать тебя. Очень больно. Я подумала только, что если вы с Роной увидите, как я переживаю, как я благодарна вам за то, что вы оказались рядом в трудную минуту, и как хорошо я себя буду вести в дальнейшем, то, может быть, ты, мой брат, простишь меня, — выдохнула Эйнсли.

— Эйнсли, — Патрик широко распахнул свои серые глаза, — конечно, я простил тебя. Я простил тебя много лет назад. В любом случае и прощать-то было нечего. У тебя такое большое сердце, понятно, что ты поверила тому мерзавцу в Италии. Почему ты не должна была ему верить? Это моя вина. Я так сильно был занят своими делами, что вовремя не заметил и не предупредил тебя. Это ты должна меня простить, что я не присмотрел за тобой.

— Но я никогда не винила тебя, Патрик. Мне в голову никогда не приходило винить тебя.

— Я сам себя виню. Ты была молода и доверчива, я должен был присматривать за тобой получше.

Эйнсли остановилась. Она и понятия не имела о том, что Патрик так переживал те события. Возможно, она слишком увлеклась, ругая себя за совершенные ошибки, и просто не заметила, что брат делает то же самое.

— Дорогой мой Патрик, мы можем часами стоять на этой дорожке и обмениваться мнениями о том, кто виноват. Но может, следует оставить все это в прошлом? Я просто скажу, что навсегда тебе благодарна: ты был рядом, хотя мог бы этого не делать.

— Ты — моя сестра. Мне бы и в голову не пришло оставить тебя одну или бросить на съедение волкам. Но ты опять уклоняешься от моего вопроса. Это тайное бегство с лордом Кэмероном Маккензи…

— Я должна была пойти вслед за своим сердцем, — пояснила Эйнсли.

— Позволь мне закончить, девочка моя. — Патрик снова вытер испарину на лбу. — Сначала я заподозрил, что Маккензи похитил тебя, обманул, уговорил сбежать в обмен на обещание жениться. Ее величество, конечно же, подумала точно так же и велела своему секретарю написать мне о своих подозрениях. Я был склонен провести расследование, и спросил друзей в Париже, что они думают о вас. Они написали мне, как ты счастлива, как светишься радостью, что лорд Кэмерон обращается с тобой как с королевой. — Патрик хохотнул. — Лучше, чем к тебе относилась королева.

Эйнсли замерла от удивления. Патрик редко кого-то критиковал, даже косвенно, и уж только не королеву Англии.

— Благослови ее, Господи, — пожал плечами Патрик, — она из Ганноверской династии, даже не Стюарт. Потому я склонен согласиться с Хартом Маккензи, что Шотландия должна быть независимой, хотя и не уверен, что он сможет этого добиться.

— Так ты прощаешь меня? — взглянула на брата Эйнсли. — Или хотя бы понимаешь?

— Я же сказал тебе, здесь нечего прощать. Ты послушалась своего сердца, и на этот раз, делая свой выбор, тебе хватило мудрости подключить еще и голову. Я бы хотел познакомиться с лордом Кэмероном, прежде чем выскажу свое окончательное мнение, но я доверяю тебе. — Патрик перевел дыхание. — Теперь скажи мне, что это за преступление, которое ты собираешься совершить с моей помощью?

— Это не преступление. Просто небольшая хитрость.

Патрик не успел ничего ответить, потому что на лодке появился Анджело в сопровождении миниатюрной женщины в черном, с покрытой шарфом головой. Ее выразительные глаза неотрывно смотрели на Патрика и Эйнсли.

— Ну? — сказала она громким голосом с заметным акцентом. — Почему они стоят там? Помогите им сойти в лодку, вы, ленивые чурбаны!

Мужчина, куривший трубку, вскочил на ноги и перепрыгнул через борт, чтобы подхватить сумку Эйнсли.

— Миледи, сэр, — ухмыляясь, обнажил зубы Анджело, — это моя мать.

— Добро пожаловать, дорогая. — Женщина протянула Эйнсли руку, когда та ступила на борт лодки. — Боже мой, у тебя такие желтые волосы. Они не крашеные, а?