– Так мы и жили, когда только приехали из Ирландии, – сказала как-то бабушка Онора. – Мы с Майрой и девятеро детишек между нами.

– Но я переехала сразу же, как только смогла, – шепнула мне на ухо Майра.

А были еще и гости: как-то у нас в гостиной пару месяцев – пока не нашел работу и собственное жилье – спал парень, который приехал из старой Ирландии и был чьим-то там дальним родственником.

«Я бы и сама с удовольствием поселилась в каком-нибудь номере в пансионе у тети Кейт», – думала я, усаживаясь в плетеное кресло. Джон Ларни и Роза уселись вместе на качели и раскачивались на ветерке, который приносит свежесть с озера Мичиган. А Эд сел рядом с Мейм на двухместный диванчик.

Тетя Кейт налила лимонад Розе, Мейм и мне, а себе и мальчикам плеснула пива. Отец Кейт был немцем, а мать – ирландкой, и хотя они с сестрой, моей тетей Нелли, матерью Эда, вышли замуж за ирландцев, обе до сих пор вечерком выпивали по паре стаканчиков пильзенского. Тетя Кейт – серьезная женщина: передник в цветочек, туфли на толстой подошве, седые волосы завязаны на затылке в узел. Но при этом добрая. Она стала второй матерью для Розы и Мейм Маккейб, которые потеряли свою маму еще в детстве.

Эд начал рассказывать нам о своих приключениях с армейским геодезическим отрядом, прокладывавшим через дикие просторы Мичигана трассу для нового канала, который должен был соединить Великие озера.

– Поначалу, – сказал он, – я был только помощником, просто держал рейку нивелира, пока другие производили измерения. Там все с университетским образованием, а у меня за спиной только вечерняя школа. Но я рассказал им, что прошел производственную стажировку в городской санитарной службе, начав лесорубом, который выкорчевывал деревья вдоль канала. Таким образом я прошел путь от подносчика рейки до полноправного геодезиста. В лагере после ужина я беседовал с капитаном Льюисом, задавал ему массу вопросов: как взрывать мешающие скалы, как проверять состояние почвы и всякие такие вещи. А он поручал мне все более и более ответственные задания. Говорил, что любой важный инженерный проект зависит от точности топографических исследований. Сначала нужно выяснить рельеф местности. А я сказал ему, что это справедливо и во многих других вопросах.

Джон предположил, что на военных работа Эда наверняка произвела хорошее впечатление и они пришлют положительный отзыв в муниципальную санитарную службу.

– Теперь, когда к власти пришли республиканцы, тебе понадобится помощь, чтобы вернуть себе прежнюю работу, – сказал он.

Джон и Эд вступили в дискуссию, споря о том, кого выбрали и чей брат или сват получил лучшую должность, пока Мейм это не надоело.

– Снова политика, – прервала их она. – У вас любой разговор всегда заканчивается политикой. Неужели мы не можем побеседовать о чем-нибудь еще?

Эд улыбнулся ей.

– Прости, Мейм. Я не хотел нагонять на тебя скуку.

Нагонять скуку? Да политика у нашего Эда в крови, и он еще извиняется? Интересно, что происходит у них с Мейм? Ну вот: теперь он уже расспрашивает ее обо всех предложениях и письмах, которые она планирует написать. И ловит на лету каждое ее слово.

Теперь понятно, почему он первым делом приехал сюда – еще до того, как объявить о своем возвращении дома. При этом Мейм ни словом не обмолвилась мне про Эда, равно как и он про нее. Она что, забыла наш «пакт», который мы трое заключили прошлым летом на этом самом крыльце? Тогда мы пообещали друг другу, что не будем панически стремиться поскорее выйти замуж. Думаю, сестры Маккейб хотели поддержать меня после того, как я отказала Джону Мерфи. Нет, он славный парень, но говорить с ним абсолютно не о чем. Я даже не могла понять, с чего это он вдруг приударил за мной. Единственным объяснением было то, что он – друг Марта, жил рядом и просто решил, что пора бы подыскать себе невесту. Он неожиданно начал появляться у нас в гостиной по воскресеньям, а примерно через месяц зашел со мной на кухню и сказал:

– Ну, и как ты насчет этого?

– Насчет чего? – ошарашенно переспросила я, сначала решив, что он хочет чашку чая или стакан пива.

Но нет же: под «насчет этого» он имел в виду «насчет свадьбы», хотя слова эти мне пришлось вытаскивать из него буквально клещами.

– Чтобы я вышла за тебя, Джо?

– Ну да, – кивнул он. – У меня хорошая работа на карьере, и, вероятно, я скоро стану десятником. Мама моя умерла, так что жить мы будем одни. Все мои сестры замужем. Весь дом в нашем распоряжении, и это, думаю, должно тебе понравиться.

Боже мой, неужели наш дом настолько переполнен, что он решил, будто я выйду за него замуж лишь ради того, чтобы выбраться отсюда?

– А ты вообще испытываешь ко мне какие-то чувства, Джон? – поинтересовалась тогда я.

– Ну, ты привлекательная девушка, Нони. А твое постоянное щебетание меня не очень волнует, как ты, наверное, заметила. Сам я не слишком разговорчивый, так что ты сможешь заполнять тишину в доме по своему усмотрению.

– Что ж, Джо, все это, конечно, довольно мило с твоей стороны, только я думаю, что мы с тобой не подходим друг другу.

– Ох, прости, совсем забыл. Я люблю тебя, Нони. Март говорил мне, чтобы я сказал это в первую очередь, но я так нервничал…

– Так это Март тебе сказал? – уточнила я.

– Ну да. Мы с ним подумали, что мы с тобой уже в таком возрасте…

– Тебе – сорок, мне – двадцать три, – внесла ясность я.

– Что, правда уже двадцать три? – удивился он. – Я и не знал. Большинство моих друзей и твоих подруг уже переженились, так что выбор не такой большой. Март сказал – да и все так говорят, в том числе я сам, – что, поскольку я человек устроенный и непьющий, ты должна ухватиться за свой последний шанс выйти замуж.

Он вдруг устало потер глаза.

– Ух ты. Сколько слов я произнес за один раз, – сказал он, словно поражаясь сам себе.

Я улыбнулась, поблагодарила его за усилия, но выходить за парня только потому, что он на разговор со мной потратил недельный запас энергии, не собиралась. Потом я еще некоторое время уверяла, что это для меня большая честь и что он будет отличным мужем – вот же повезет кому-то.

– Тогда я, возможно, смогу найти даже кого-нибудь помоложе, – отозвался он на это.

Я согласилась, что для мужчины возраст не так уж важен. Он, похоже, был рад и счастлив. Наверно, я хорошо держала себя в руках и, хотя мне очень хотелось порвать его на куски, про себя повторяла, что он всего лишь застенчивый тупица – guilpín. Но потом он спросил, не помогу ли я ему сделать предложение Розе или Мейм Маккейб.

– Так которой из них все-таки? – на этот раз с сарказмом в голосе поинтересовалась я.

На это он ответил:

– А которая из них согласится, как думаешь?

Ну не дурак? Тут я немного потеряла самообладание и выпалила, что не все женщины так отчаянно стремятся выйти замуж, как, видимо, его сестры. Март даже пришел из другой комнаты и попросил меня вести себя немного потише. Меня, видите ли, слышно в гостиной. Я ответила, что если бы он не вмешивался не в свое дело, то мне не пришлось бы повышать голос, защищая себя из-за того, что моему собственному братцу не терпится от меня избавиться.

Тут слово взял Джо:

– Не нужно во всем винить Марта. Он просто сказал мне, что ты все время жалуешься, будто тебя не слышат. А я всю жизнь только и делаю, что слушаю.

В общем, я не могла продолжать злиться на него, как это сделали бы на моем месте сестры Мерфи. Да и кричать на Марта тоже не следовало. Зато для Розы и Мейм у меня получился отличный рассказ о том, как Джо делал мне предложение. Именно тогда мы и приняли решение вообще не выходить замуж, пока не почувствуем, что по-настоящему любим мужчин, которые любят и ценят нас. Если же такой парень появится на горизонте у одной из нас, она сразу же познакомит его с двумя остальными, и те проголосуют за или против. Возможно, женщины и не могут выбирать президента Соединенных Штатов, зато мы можем найти самого подходящего мужчину, а это даже более важная задача.

– А если мы не сможем найти такого человека, – подытожила тогда я, – у нас останутся наши работа и дружба.

Я протянула руку вперед, Роза положила на нее свою ладонь, затем присоединилась Мейм. Совсем как в романе «Три мушкетера». Вот так мы и дали ту клятву.

А теперь оказалось, что Роза – с Джоном Ларни, Мейм – с Эдом, и обе не сказали мне об этом ни слова. Я с подозрением взглянула на тетю Кейт. Уж не она ли тут главная сводница, которая свела Розу со своим племянником, а Мейм – с собственным сыном? А что, ситуация вполне подходящая, ведь она знает, что сестры Маккейб – девушки хорошие и далеко не глупые. Майк любит цитировать: «Значение имеет не возраст в вашей жизни; это жизнь имеет значение в вашем возрасте». Авраам Линкольн. Единственный нормальный республиканец за все времена.

А еще я должна сказать, что самой мне зависть чужда в любых ее формах и проявлениях. Пожив с Генриеттой, я поклялась себе, что никогда не попадусь на эту удочку. Просто они все-таки могли бы мне что-нибудь сказать. А может, они затевают двойную свадьбу, и тогда я буду двойной подружкой невесты? То есть подружкой у двух невест одновременно. И тогда, наверное, Эд попросит своего отца, моего дядю Стива, провести двух девушек к алтарю по центральному проходу церкви – хотя это было бы странно, ведь он – отец жениха. Для этого, вероятно, больше подошел бы Майк.

Но как же так? Я вот тут сижу с ними, планирую их свадьбы, а они мне даже ничего не говорят! Наверняка они захотят, чтобы свидетельницей у них была я, но, с другой стороны, могут попросить и кого-то еще. Ох эти секреты! Ненавижу секреты. Я-то думала, что мы близкие подруги.

– Автомобиль, – вдруг произнес Эд, и мы все бросились к перилам веранды.

Уже спустились сумерки, но было хорошо видно два больших фонаря на капоте приближавшегося безлошадного экипажа. Несмотря на все разговоры о том, что за автомобилями будущее, в нашей округе их пока было очень мало. Несколько штук встречалось на Петле – так мы прозвали место в центре города, круг, где разворачивались трамваи на конной тяге. Разумеется, у аристократов вроде миссис Поттер Палмерс или Маршалла Филда тоже были машины с шоферами, однако на Хиллок или Арчер-авеню они практически не заезжали.

– Это «Олдсмобил», – пояснил Эд, – последней модели.

Эта штука походила на экипаж: высокая, на четырех больших колесах, заднее сиденье выше переднего.

– Какой он шумный, – заметила тетя Кейт. – Да еще этот запах.

– Выхлопные газы от сгорания бензина, – сказал Эд.

– А мне нравится, – заявила я. – Все равно пахнет лучше, чем лошадиный навоз.

Разговоры о том, что рост Чикаго тормозят кучи навоза, оставляемого сотнями лошадей, наводнивших наши улицы, не утихали. Не было места для новых экипажей, потому что нашу одежду и без того забрызгивало этой мерзостью. Так что, по сравнению с вонью от конских экскрементов, выхлоп автомобиля пах как лимонная вербена.

Машина тем временем остановилась прямо перед домом тети Кейт. Оттуда вышел мужчина в длинном черном плаще от пыли и больших очках, закрывавших его лицо. Он двинулся по дорожке к нашему крыльцу.

– С двигателем проблемы, – сказал Джон.

– Или с трансмиссией, – добавил Эд.

– Наверное, клапан перегрелся, – предположил Джон.

– Или ему нужна вода для радиатора, – высказался Эд.

Сколько же всего знают наши мальчики!

Словечки вроде «радиатор» или «трансмиссия» я слыхала уже неоднократно. За нашим обеденным столом регулярно разгорались дискуссии о безлошадных экипажах, причем Майк был обеими руками за, а Март – категорически против.

– Игрушки для богатых, – утверждал Март. – Подумай, сколько детей попадет под колеса и погибнет.

Генриетта соглашалась с ним.

– Народ вроде нас с вами никогда не сможет позволить себе автомобиль, это уж точно. Это просто еще один способ поиздеваться над бедными.

Но маму больше волновала судьба кузнечного бизнеса нашего дяди Майкла. Его называли Майкл Черная Рубашка, он славился тем, что давал работу нашим землякам, только что приехавшим из Ирландии. Мама говорила, что молотом и наковальней хорошо умел пользоваться мой дедушка, Майкл Келли, а бабушка Онора рассказывала, что этим же занимался и его дед.

– Кузнецы будут нужны всегда. Хотя бы для того, чтобы подковывать скаковых лошадей, – вставлял мой брат Джеймс.

– Кому это знать, как не тебе, – ворчала Генриетта. – Ты столько денег просаживаешь, делая ставки на ипподроме в Брайтон-парке.

Так что в нашей семье мнения относительно автомобилей разделились, но теперь, вернувшись домой, я могла с чистой совестью заявить, что тоже видела один такой.

Мужчина поднялся по ступенькам, и еще до того, как он снял свои большие защитные очки, я узнала его. Перед нами стоял Тим Макшейн собственной персоной. Господи Иисусе, Дева Мария и Иосиф!

Первым заговорил Эд:

– Красивый автомобиль. Это же «Олдсмобиль», верно?