Вторая половина дня выдалась очень теплой, и Пол вынес стол для нас на улицу, на задний двор госпиталя.

Кэролин Уилсон оказалась моложе, чем я ожидала: она рассказала, что всего пять лет назад окончила колледж.

– В Уэллсли, – уточнила она, а потом спросила, где училась я.

– В средней школе Святого Ксавье. В Чикаго.

Отец Кевин и Мод так и не приехали, а у Маргарет был срочный вызов к больному, так что мы с Кэролин сидели одни. Пол, воображая из себя французского официанта, налил нам чая и принес тарелку с печеньем «Мадлен».

– Я, конечно, знаю ваш город, – сказала Кэролин. – Мне пришлось прожить там некоторое время, прежде чем «Чикаго Трибьюн» командировала меня в Париж как раз перед началом войны. Счастливый перелом в судьбе.

– Да уж, счастливый, – повторила за ней я.

– Конечно счастливый, – подтвердила она, но затем, видимо, уловив мою интонацию, добавила, что, разумеется, предпочла бы, чтобы никакой войны не было.

– Разумеется, – снова повторила я. И замолчала.

Почему я так сурова с ней? В конце концов, она всего лишь выполняет свою работу.

– Мне понравилась ваша статья о том, как французские женщины вяжут, – наконец сказала я.

– Они так быстро и ожесточенно звенят своими спицами. Как будто их свитеры, шарфы и носки не просто должны согреть их p’tit plouplou[163], а еще каким-то образом защитить его от пуль и минометного огня.

«Слишком поэтично, пожалуй», – подумала я. С другой стороны, человек только что окончил колледж.

– Однако, – продолжила она, – я также хотела подчеркнуть там, что женщины сейчас осваивают мужские профессии: управляют магазинами и ресторанами, водят машины скорой помощи. А те, кто выполняет более традиционные женские роли, как, например, вы, медсестры, зарабатывают на войне громадный авторитет.

Что ж, спасибо большое на добром слове.

Познакомились мы с Кэролин, когда она пришла на мессу по случаю Дня святого Патрика в Нотр-Дам-де-Виктуар. Посол Херрик представил мне ее как мою соотечественницу из Чикаго.

Кэролин тогда начала распространяться про американский госпиталь и про то, как бы она хотела взять интервью у американских медсестер, но осеклась, увидев Мод.

– Это же она, Мод Гонн, верно? – спросила она. – Вы с ней знакомы?

– Да.

– А могли бы вы как-то представить меня ей? Моей редакции было бы очень интересно узнать о ее взглядах на то, как война повлияла на Ирландию. Согласится ли она со мной поговорить? – сыпала вопросами она.

Мод с радостью согласилась. У нее всегда было что сказать.

Мод сама предложила наш госпиталь в качестве места встречи и не хотела затягивать с этим интервью. Этой мадам Макбрайд палец в рот не клади, но куда же она подевалась? Навещала солдат в отделениях, полагаю, но все же я жалела, что ее сейчас нет здесь. Не хотелось бы, чтобы Кэролин Уилсон начала расспрашивать обо мне.

Я завела долгий разговор про логистику управления нашим госпиталем, пока даже Пол не начал скучать. Кэролин что-то записывала в блокноте.

– По крайней мере, в этой истории нет ничего такого, что могло бы насторожить цензоров, – заметила она.

Кэролин рассказала мне, что и французские, и английские военные власти настаивают на том, чтобы просматривать все ее репортажи.

– Это очень раздражает, – сказала она. – Мне не разрешается рассказывать про ужасные условия жизни на фронте или называть цифры потерь. Я сейчас возвращаюсь в Ипр. Там намечается еще одно сражение, хотя это и военная тайна.

– Вы бы лучше следили за своими словами, мисс Уилсон, – вступил в разговор Пол. – Плохая идея разбрасываться такой информацией.

– Вы правы, – согласилась она. – Французские и британские шпионы сейчас повсюду. Как иностранке, проживающей в Париже, мне пришлось отвечать на множество вопросов, когда я регистрировалась в полицейском участке.

– Нам с Маргарет Кирк тоже, – кивнула я. – Но когда мы сказали им, что работаем медсестрами, они сделались очень галантными.

Кстати, Маргарет тоже не было. Где она?

– Пол, – попросила я, – не могли бы вы найти Маргарет Кирк, а заодно и поискать отца Кевина с Мод?

Пол явно был недоволен тем, что я его отсылаю. Боялся, что пропустит что-то важное.

Отец Кевин говорил, что Пол знает, что мы знаем, что он за нами шпионит. И не особенно рассчитывал, что мы станем говорить лишнее при нем. Это была своего рода игра.

«Возможно, он выдумывает разные байки для британской разведки, чтобы они позволяли ему оставаться в госпитале, – сказал мне отец Кевин. – И кто станет винить в этом беднягу?»

Я поинтересовалась у Кэролин, брала ли она интервью у Сильвии Бич или Гертруды Стайн. Все эти femmes de Lesbos, «женщины Лесбоса», вносили свой вклад в общее дело: Гертруда вернулась из Испании и водила машину скорой помощи, а Сильвия работала медсестрой. Натали Барни была воинствующей пацифисткой.

– Да, – начала было Кэролин, но как раз в этот момент Пол привел к столу с чаем отца Кевина, Мод и Маргарет.

Пол оживленно болтал с Мод. Отец Кевин, конечно, предупредил ее насчет этого типа, но Полу удалось втянуть ее в народную ирландскую забаву под названием «А вы знаете такого-то?».

Несмотря на все его стандартные россказни про «мою матушку и нашу бедную лачугу», ему удалось вытянуть из Мод несколько имен ее друзей из графства Килдэр.

– Ну конечно, они дворяне, – сказал он, – не чета моим дружкам-приятелям, но мы в Килдэре все поведены на лошадях. Мы с ними вместе проводили много времени на скачках в Панчтауне, где нам и следовало бы находиться в данный момент.

– Ипподром – это то самое место, где встречаются и смешиваются все слои ирландского общества, – заметила Мод.

– Иностранцев там тоже много, – продолжил Пол. – Наверное, вы, миссис Макбрайд, знакомы со многими немцами.

Мне даже стало как-то неудобно за Пола – уж больно все это было очевидно. Если уж шпионишь, делай это квалифицированно.

Мод засмеялась в ответ.

– Ах, оставьте это, Пол. Скажем так: мисс Гонн отказалась быть втянутой в провокацию, а вместо этого перешла к пылкому осуждению войны, – сказала она и обернулась к Кэролин. – Видите ли, мисс Уилсон, я считаю, что обе стороны в этой войне потерпят поражение и ослабнут, – развивала свою мысль Мод. – Все переживания человеческой души, накопленные европейцами за последнюю тысячу лет и выраженные в искусстве, музыке, литературе, хранятся в очень хрупком сосуде – человеческом теле. А сейчас эти тела рвутся на части и изрешечиваются шрапнелью – ради чего?

Мод не на шутку разошлась, когда к нам подошла Барри Делейни.

– Мод, – остановила я ее.

Она обернулась и увидела Барри.

– Что, что такое? – Мод испуганно вскочила и пошла ей навстречу. – Что-то случилось? Я знаю – Шон заболел.

Но Барри покачала головой.

– Что, еще хуже? Он умер? Еще одно дитя забрали у меня? Как это случилось?

Мод схватила Барри за руку.

– Не Шон, – ответила Барри. – Пришла телеграмма от вашей сестры Кэтлин. Ее сын Том убит под Нев-Шапель.

Ноги у Мод подкосились, и она упала вперед. Стоявшие рядом отец Кевин и Пол подхватили ее под руки и удерживали на ногах.

– Нет, нет, – шептала Мод. – Ему всего двадцать один. Такой обаятельный, красивый, такой живой. Кэтлин обожает его. Как она перенесет такое? Это просто убьет ее.

– Сюда, Мод, присядьте, – сказала я.

Мужчины помогли ей вернуться на стул.

– Принесу немного бренди, – сказала Маргарет.

Карандаш Кэролин завис над раскрытым блокнотом.

– Как было его полное имя? – спросила она.

Мод подняла на нее глаза.

– Томас Перси Пилчер. Лейтенант второго батальона Собственной принца-консорта Стрелковой бригады.

Мод повернулась к Полу.

– Можете отразить это в своем докладе, мистер О’Тул, – сказала она. – А теперь оставьте нас. Идите.


Пол дулся несколько дней. Не разговаривал со мной. Когда я тащила мимо него корзину со стираным бельем, он отвернулся.

Мод и Изольда уехали в военный госпиталь в Пари-Плаж-Па-де-Кале, где работала медсестрой Кэтлин. Теперь они будут трудиться там вместе.

– Единственный способ противостоять смерти – это бороться за жизнь, – сказала мне Мод перед отъездом.

Не было времени на траур и оплакивание. А через две недели пришло письмо от Джона Фини. Я думала, я надеялась, что его отправили домой и он теперь в безопасности, но он каким-то образом умудрился просочиться в состав «Дублинских стрелков». Глупый мальчик. Глупый. Очень глупый. Я даже злилась на него, но ничего не могла поделать. Он ведь был спасен, он был как раз тем парнем, за которого мне не нужно было бояться и переживать.

«Дорогая Нора!

Нас посылают в место под названием Галлиполи – звучит прекрасно, не правда ли? Мы не должны были знать, куда едем, но об этой высадке написали лондонские газеты. Так что мы не станем сюрпризом для Джонни Турка. Ну и хорошо. Я уже готов сражаться в настоящем бою. Мои ангелы обещали охранять всех нас. Желаю всего наилучшего вашему мужу из Коннемары.

Ваш друг,Джон Фини»

Я нашла Пола.

– Знаю, что вы на меня злитесь, но вы должны это прочитать. Джон Фини вернулся на войну и сейчас на пути в Галлиполи.

Пол выхватил у меня письмо и быстро пробежал его глазами.

– Идиот. Они будут высаживаться на берег, так что там и у армии, и у флота будет шанс продемонстрировать свою храбрость, – с издевкой заявил он.

– Послушайте, Пол… – начала я.

– Можете не извиняться, – прервал меня он.

– Что? Вы – предатель, с чего это мне перед вами извиняться?

– Вы сами прекрасно знаете, что я никогда не докладывал ничего такого, что действительно могло нанести вред вам или кому-то еще. А что касается миссис Макбрайд, которой я восхищался много лет, то меня сильно обидело ее обвинение, будто я не уважаю ее горе.

– Вы хотите сказать, что не доложили о нашей встрече с Кэролин Уилсон и о смерти Тома Пилчера?

– Послушайте, Нора, конечно я доложил. Потому что должен был. Вас же здесь видели. Или вы считаете, что я один нахожусь в этом госпитале под прикрытием? Но вышли вы из этой ситуации очень хорошо, и полковник заинтересовался Кэролин Уилсон. Она могла бы отправиться навестить какие-нибудь немецкие части – ну, как представитель нейтральной страны и все такое. А потом могла бы рассказать все полковнику. И заработать на этом хорошие деньги. Может, предложите ей такой вариант?

– Заткнитесь, Пол, – взорвалась я и отправилась искать отца Кевина.

– Нет, вы только послушайте, что сказал мне Пол, – обратилась я к нему и все рассказала.

– Следите за ним, Нора, – предупредил меня отец Кевин. – Он не такой amadán, каким прикидывается. И ни слова ему про Питера Кили.

– Конечно, – ответила я.

– В Англии, безусловно, тоже развернется воинский призыв. И британское правительство попытается набрать в армию и ирландцев. Тогда Питер может оказаться в пасти льва. Потому что там считают отговаривание ирландских парней от вступления в британскую армию изменой, страшным преступлением, которое карается виселицей.

Боже милосердный, прошу Тебя. Я буду выполнять тут Твою работу. А Ты защити Питера. Пожалуйста. Пожалуйста.


В следующий раз я встретилась с Кэролин уже в конце апреля. Нашла ее во дворе, куда кареты скорой помощи привозили раненых, прибывших железнодорожными эшелонами. Но это оказалась уже не та уверенная в себе молодая женщина, какой она была всего несколько недель назад. Доктор Грос собрал всех нас, медсестер, встречать конвой из Ипра.

Состоявшееся там сражение Пол назвал «полным обломом».

Первую «скорую помощь» вез юный Тони Халман, только делал он это непривычно медленно. Обычно мотор у него ревел, на тормоза он жал резко. И всегда торопился, независимо от состояния пациентов. Но теперь он спокойно припарковался, вышел из машины и помахал рукой Полу.

– Тут понадобишься ты, – сказал ему Тони.

Пол и еще один санитар побежали к нему с носилками. Но партнер Тони, Чарли Кинсолвинг, молоденький парнишка из Нью-Йорка, уже открыл заднюю дверь фургона и помогал первому солдату выбраться из машины.

Я видела, что это араб из французских колониальных войск. Голова его была замотана белой марлевой повязкой, которая закрывала его глаза. Пол взял его за руку и подвел к доктору Гросу, который осторожно снял бинт и осмотрел раненого. Тем временем к первому присоединились следующие два солдата, которые были забинтованы точно так же. Они стояли совершенно неподвижно.

– Они все ослепли, – сказала мне Кэролин. – Газовая атака. Немцы выстрелили контейнерами с хлором в окопы, где были алжирские части. На людей опустились облака желтого тумана. Некоторые побежали, другие ныряли на дно траншей, но скрыться никому не удалось. За какие-то десять минут погибли сотни. Я видела их тела. Выжившие рассказывали мне, что газ жег их легкие. Они не могли дышать. Люди гибли или оставались жить в зависимости от того, куда дул в тот момент ветер.