И тут я сообразила: а что, если моя фотография попадет в газеты? И что, если кто-то из Чикаго увидит ее? Нора Келли не погибла. Нет, она попала в тюрьму.

– У нас нет времени на споры, – подытожил мистер Дженсон. – Возвращайтесь в Париж. Оплату ваших услуг мы вам вышлем.

Я вспомнила, как Питер радовался, что я буду документировать доказательства имевших здесь место злодеяний. «Нам необходимы фотографии, – сказал он. – Потому что англичане – большие мастера убеждать мир в том, что они миротворцы, а не преступники».

– Не увольняйте меня, пожалуйста, – попросила я. – Фотографии очень важны. Ну где вы возьмете здесь другого фотографа? А я обещала и Мод, и Джону Куинну.

– Вы знакомы с Джоном Куинном? – насторожился мистер Смит.

– Да. Это он порекомендовал меня сюда.

Смит был заинтригован и слушал меня очень внимательно.

– Собственно говоря, я знаю многих членов Национального совета и целую кучу народу из комитетов штата, – продолжала нагнетать я. – Например, Патрик Нэш из Чикаго – близкий друг нашей семьи.

– Нэш, – задумчиво повторил мистер Смит. – Я встречался с Патом Нэшем. Он очень щедро поучаствовал в финансировании этой нашей поездки.

– Я знакома с кардиналом Манделейном, а в школу ходила вместе с дочкой Пола Дрималски, и еще… – тараторила я.

– Ладно, ладно, – остановил меня Сирил. Он повернулся к мистеру Дженсону. – Может быть, все-таки дадите Норе второй шанс выступить в качестве беспристрастного наблюдателя, который вообще не открывает рот, а просто делает фотографии, за что ему, собственно, и платят?

Мистер Дженсон не отвечал.

Голос подала Маура:

– Нора тонко чувствует эту страну, ее природу и людей. Вы ведь хотите, чтобы ваши фотографии брали зрителей за душу, разве не так? Это же верный способ собрать нужные средства. А для этого, наверное, необходимо немного страсти, – заключила она.

– Но страсть моя теперь будет очень тихой и спокойной, – вставила я. – Обещаю вам, что буду абсолютно незаметной. Ну пожалуйста. Господь предоставил мне такую возможность проявить свои способности ради благородной цели. Не лишайте меня этого шанса.

«Они ведь, в конце концов, квакеры», – думала я. Мистер Смит процитировал Библию, что-то насчет добродетели в глиняных сосудах. Они посовещались, и меня восстановили на работе.


В последующие три недели мы сделали девяносто пять остановок, проехав от Донегола на северо-западе до Тимолига на крайнем южном побережье, охватив все центральные районы. Мы доказывали то, что британское правительство отрицало: девяносто процентов урона английские войска нанесли частной собственности гражданского населения на общую сумму примерно двадцать миллионов долларов, целое состояние. Разрушено сто пятьдесят городов, что, по словам мистера Дженсона, в процентном отношении равносильно пяти тысячам в масштабах Соединенных Штатов.

Голодало сто тысяч человек – эквивалент трех миллионов американцев.

Мы видели сотни сожженных маслобоен. Уничтожена основа сельскохозяйственной экономики Ирландии. К концу нашей поездки даже мистер Дженсон стал очень эмоциональным. И когда мы возвратились в Дублин, я устроила всем им встречу с Мод и членами ирландского Белого Креста.

Мод была очень довольна мной. Слава богу, мне не пришлось признаваться ей в том, что меня уже практически выгоняли.

– Я полна надежд, что выводы комитета окажут давление на британское правительство, которое заставит их согласиться вывести свои войска, – сказала она мне, когда мы все собрались у нее дома в наш последний вечер в Дублине. – Шарлотта Деспард слышала, что сам король высказал свое недовольство «черно-коричневыми».

Я рассказала Мод, что привезла ей привет от каждого перекрестка дорог ее родного Донегола. Что посетила могилу отца Кевина на очень уютном кладбище у подножья крутого утеса в Гленколемкилле и выяснила, что любимый святой Кевина определяет все лицо Донегола.

– Во время каждой нашей остановки нас обязательно водили к посвященному ему роднику, – рассказала я Мод и передала ей кусочек белой глины из Гратана, где родился святой Колумба.

Эту глину можно было получить только у женщин клана О’Фриэль, и Сирил полдня потратил на то, чтобы разыскать для этого Анну О’Фриэль. Мод задумчиво раскатывала белые шарики между пальцами.

– Она дает защиту от огня, – сказала она. – Это нам понадобится. На прошлой неделе был еще один налет.

В своей столовой Мод угостила нас одним из знаменитых обедов ее кухарки Джозефины, на который она пригласила также Алису Стопфорд Грин и Мэри Спринг Райс – двух моих клиенток, контрабандой привозивших мне деньги. Обе они входили в состав руководства Белого Креста.

– А я до сих пор с удовольствием ношу прекрасное творение мадам Симон, – сообщила мне Алиса и хитро подмигнула.

Мод совершенно очаровала мужчин. При свете свечей она была очень похожа на ту самую молодую цветущую девушку, которая стала музой Йейтса. Хотя вряд ли кто-то из них смог бы процитировать какую-нибудь его строчку о золотистых волосах Мод. Тем более о ее душе странника.

Барри нарезала хваленый французский яблочный пирог Джозефины, «тарт татен», когда Мод подалась вперед и сказала мистеру Дженсону:

– Вы должны повлиять на ваше правительство. Убедите президента переговорить с Ллойдом Джорджем.

Дженсон покачал головой:

– Мадам, боюсь, вы неправильно понимаете цели нашей миссии. Мы выполняем чисто гуманитарные задачи. Никакой политики.

– Но их невозможно разделить, – вступила я. – До тех пор пока Ирландией управляет правительство, которое видит в ирландском народе лишь дикарей, сброд, – это слова капитана Пайка.

– Прекрасно сказано, мисс.

Это произнес высокий широкоплечий мужчина, который как раз вошел в столовую. Этот красавец, темноволосый и голубоглазый, улыбался. На нем были военная форма цвета хаки, офицерская портупея и мягкая фетровая шляпа с широкими полями.

Мод бросилась ему навстречу:

– Мик! Спасибо, что пришел. Но с другой стороны, стоило ли так рисковать?

Она подошла к окну и посмотрела на улицу. Мик. Майкл… Неужели?..

– Слежки за мной не было, Мод, – успокоил он ее. – Я вошел через сад позади дома. А несколько наших парней остались охранять.

– Так вы – Майкл Коллинз, – выдохнула я.

Он снял шляпу и отвесил мне полупоклон:

– Да, это я.

– Генерал Майкл Коллинз, командующий Ирландской Республиканской армией, – уточнила Мод.

Мистер Дженсон встал, но Майкл Коллинз обратился ко мне.

– А вы кто? – поинтересовался он, беря меня за руку.

– Я Нора Келли из Чикаго.

– Ах, Чикаго. У меня там брат живет, Патрик Коллинз. Вы с ним, случайно, не знакомы? – Он захохотал. – Совсем забыл: Чикаго – большой город. Не то что Ирландия, где каждый знает каждого.

– В этом смысле Чикаго не слишком отличается от Ирландии, – ответила я. – Ваш брат, случайно, не капитан полиции?

– Так и есть.

– Я встречалась с ним. Он друг моего кузена.

– Какое замечательное совпадение, не правда ли? Пат несколько лет назад подыскал мне работу в Чикаго. Я тогда работал в Лондоне. Так одиноко. Я уже практически решил ехать туда, но… – Он пожал плечами. – Так вы – член этого благородного комитета?

– Не совсем. Я фотограф, – объяснила я.

– Вот как, – сказал он. – Значит, тоже художник.

Он повернулся к Мод.

– Какие они замечательные, наши ирландские женщины. И я благодарен всем вам, – заявил он, улыбаясь в сторону Алисы и Мэри.

Наши ирландские женщины, включая и меня! Я одна из них, что подтверждено самим командующим армией.

– И конечно, – продолжал мысль Коллинз, – я благодарен вам, джентльмены, нашим американским друзьям, квакерам[196]. Я знаю, что квакеры – это общество, которое разными способами помогало Ирландии на протяжении многих поколений. И вашу неоценимую помощь во времена Великого голода здесь помнят до сих пор.

– Спасибо вам, сэр, – ответил мистер Дженсон, – но, как члены Общества Друзей, мы выступаем против любого насилия. Это хорошо, что вы пришли сюда. Но на самом деле нельзя, чтобы наша миссия была замечена в каких-то связях с вашей… скажем, армией.

– «Вашей, скажем, армией», вы сказали?

Майкл Коллинз громко засмеялся.

– Я бы сказал, что мы наименее милитаристическая группировка, какую только можно себе представить. Поверьте, мы с радостью сложим оружие, как только британцы выведут свои войска и вернут «черно-коричневых» в тюрьмы, откуда их выпустили. Но мы не можем бросить свой народ беззащитным. У нас тридцать пять тысяч бойцов. А у британской армии их пятьдесят семь тысяч, джентльмены. Они превосходят нас числом, они лучше вооружены, но мы уже показали им, что они не могут убивать ни в чем не повинных людей безнаказанно.

– Жестокость порождает жестокость, – заметил мистер Смит, – а сотворившие жестокость увлекаются.

Коллинз кивнул:

– Вероятно, это правда. Но Иисус сам изгнал менял из храма, а царь Давид, я бы сказал, тоже всегда платил противникам той же монетой. Британцы еще никогда не сталкивались с вооруженными и объединенными ирландцами. И я думаю, что большинство из них хотели бы отсюда убраться.

– Ну, не знаю, Мик, – сказала Мод. – Есть же Черчилль и Генри Уилсон, к тому же многие военные клялись удержать Ирландию любой ценой.

– Это верно, – кивнул Коллинз.

– «Низвергни в ад сатану и прочих духов зла, бродящих по свету и развращающих души»[197], – вставила я.

Мистер Дженсон ошарашенно переглянулся с остальными квакерами, которые окончательно были сбиты с толку, и даже новоиспеченная суперкатоличка Мод Гонн Макбрайд понятия не имела, о чем это я.

Но Майкл Коллинз засмеялся:

– Ну, я бы не сказал, что мои бойцы – прямо-таки воинство небесное, но я искренне верю, что мы все-таки сражаемся на стороне ангелов и что мы возьмем верх.

В комнату вошел Сирил.

– Пора уходить, Майк, – сказал он.

Коллинз повернулся к комитетчикам, потом коснулся плеча Мод.

– Slán a bhaile, – сказал Коллинз. – Счастливого пути обратно в Америку.

– Погодите, – остановила я его. – Питер Кили. Вы знаете Питера Кили?

– Знаю, – коротко ответил он.

– Передайте ему… Передайте, что я вернусь.

– Верю, что так и будет, – кивнул Коллинз.

Мод пошла его провожать. Мистер Дженсон остался сидеть на месте.

– Так, – сказал он. – Так-так.

Я не могу уехать. Не могу покинуть Ирландию. Я готова вступить в борьбу, записаться в любую армию, которой будет командовать Майкл Коллинз и в рядах которой будет Питер Кили. Я воображала, как фотографирую батальные сцены, доставляю донесения. «Снова единая нация», и я в центре событий. Как бы гордился мной дедушка Патрик!

Я последовала за Мод и Майклом Коллинзом. Они стояли рядом в ее кабинете.

– Я должна остаться, – заявила я. – Пожалуйста, дайте мне какое-то задание.

– У вас оно уже есть, – сказала мне Мод. – С помощью ваших фотографий рассказать о нас всему миру.

Майкл Коллинз пристально посмотрел мне прямо в глаза:

– Сейчас как никогда важно, чтобы Америка надавила на британцев. Старик «Оранжевый» Генри Уилсон убеждает Ллойда Джорджа дать ему сто тысяч солдат, чтобы он разом покончил с этим безобразием у нас. Господи, Мод, ты вспомни только, что этот Дайер творил в Индии в прошлом году! Истребил триста семьдесят индусов, открыл огонь по мирной демонстрации, расстрелял безоружных людей. А в армии ему едва медаль за это не выдали. Британия сейчас очень близка к тому, Нора, чтобы ею начали командовать военные. Уилсон и Макреди открыто призывают к «индийскому решению вопроса» в Ирландии. Они уже ввели здесь военное положение. Уилсон хочет заменить у нас «беспорядочные репрессалии», как он выразился, официальными системными арестами и казнями. Он заявил, что пользуется полным одобрением и поддержкой всего английского народа. Они хотят настроить по всей Ирландии лагерей для пленных, как это сделано в Южной Африке. Но некоторые британские политики понимают всю опасность. И хотят перемирия. Хотят переговоров. Они хотят удержать за собой Север.

– Но это же невозможно, Мик, – сказала Мод.

– Не знаю, – покачал головой Мик.

Он стоял у книжного шкафа и, пробегая пальцами по корешкам книг, начал вслух читать имена авторов:

– Леди Грегори, Дуглас Хайд… Все это история Ирландии, пересказанная дворянством, высокомерным и полным идеалистических иллюзий, – заметил он.

Затем он обернулся ко мне:

– Вы ведь видели этих людей в Коннемаре и Донеголе. Они и в свои лучшие времена жили одним днем, а теперь еще и боятся, что в любой момент налетят «черно-коричневые».

– Народ будет сражаться, – сказала Мод.

– Народ. Ты говоришь про народ. Но, бывая там, собственно «народа» я не видел. Только отдельные семьи, вдов, матерей, которые лишились сыновей, детей, которые потеряли отцов. Так почему бы не купить себе немного мира? Север не останется полностью отрезанным. Последними вожаками свободных кланов в Ирландии были О’Нейллы, О’Доннеллы и О’Каханы – а это все люди Ольстера. Их потомки могут быть только ирландцами, какие бы линии ни чертили на карте политики.