— Томб! — Я вопросительно полуобернулась к нему. — Тебе нравится здесь? — спросил он, явно не совсем то, что собирался.

В ответ я только блаженно зажмурилась. Мы говорили на английском, в котором отсутствует грамматическая разница между «ты» и «вы», но в интонации было столько интимного, что я не сомневалась, что он хотел сказать именно «ты». Алан медленно взял мою руку, лежащую на перилах яхты, и поднес к губам. Этот старомодный жест вежливости современный стильный мужчина превратил в нечто волнующее, не уступающее по значимости первому поцелую. Я чуть откинулась назад и почти коснулась его плеча спиной, но прищелкнула пальцами свободной руки и стала двигаться в такт музыки.

Музыка закончилась и в наступившей тишине вдруг из динамиков прозвучал голос Марины, слегка искаженный микрофоном:

— Гости яхты «Бьюти», ответьте рубке!

Мы с Аланом приветственно закричали.

— Предлагается остановиться и искупаться в самой теплейшей и самой чистейшей воде! — Марина явно резвилась. — Согласны?

— Bay! — Мы пытались изобразить рев восторженной толпы.

— Команде и пассажирам объявляется пятиминутная готовность, — Марина передала микрофон капитану, и тот выключил громкую связь.

Мы с Мариной взяли сумки и пошли надевать купальники. Внизу располагалась самая комфортабельная часть яхты. Салон-гостиная с мягкими диванами, маленькой круглой барной стойкой и толстым пушистым ковром на полу. За салоном был вход в гостевые каюты, одну из которых нам предупредительно открыл появившийся откуда-то матрос. Оставшись одни, мы смогли обменяться впечатлениями.

— Как нога? — спросила Марина, имея в виду нечто совершенно другое.

— Боюсь, что я слишком много танцую, надо бы поберечь ногу и полежать, — в тон ей поделилась я моими планами.

— Ну вот искупаемся, и я отправлю тебя на покой. Алан будет тебя развлекать? — Марина решила обойтись без загадок.

— Не знаю. Смотрит очень хорошо, не отходит, но целует пока только руки, — поделилась я своими успехами.

— А что же ты хочешь в такой романтической обстановке, чтобы он тебя сразу за талию хватал и в постель тянул? — возмутилась она. — Не торопи события.

— А как капитан? — я перешла в наступление.

— Капитан на работе, не забывай. Но очень мил. Готов показать мне, как управлять яхтой и даже дать попробовать, — Маринин голос выдавал некоторую гордость, которую она испытывала, завоевав сердце этого роскошного красавца. — Купаться-то, между прочим, запрещено, это для нас делают исключение, — добавила она.

— А как мы будем в воду спускаться? Я с бортика не прыгну, боюсь. А обратно как? Не забывай, у меня больная нога! — заволновалась я.

— Не переживай, я тоже с бортика прыгать не буду, у них есть такой… ну, в общем, увидим. Готова?

— Посмотри, порядок? Я хочу парео накинуть.

— Я тоже, давай завяжем по-разному.

* * *

Яхта стояла, залитая с одного борта ярким закатным солнцем и отбрасывая на чуть зыбкую морскую гладь длинную густую тень. Алан ждал нас, стоя на палубе в плавках, с полотенцем на плече. Он выглядел так, как мне хотелось и как я его себе представляла. Прямые плечи, длинная шея, слегка покрытая загаром грудь, рельефные мышцы живота и узкие мальчишеские бедра. Единственной заметной растительностью на его теле был темный клинышек волос, выступающий над резинкой плавок и доходящий до пупка. Самой могучей частью его фигуры были руки с тонкими запястьями и накачанными мышцами плеч. Не знаю, был ли он доволен моим видом в купальнике, но я большего и желать не могла. Мы подошли к борту. Матрос открыл какую-то калиточку и сбросил веревочную лестницу с теневой стороны яхты. Марина, как инициатор этого дела, стала спускаться первой. Хотя конец лестницы и уходил в воду, на последних ступеньках она отпустила руки и прыгнула. Через мгновение вынырнула, но за то время, что она была под водой, с ней произошла разительная перемена. В воду погрузилась безмятежная веселая женщина, а вынырнула испуганная, с ужасом в глазах. Изменение произошло так быстро, как будто она встретила под водой морское чудовище.

— Что с тобой? — крикнула я.

В ответ раздались какие-то булькающие звуки и заикания, а потом и клацание зубов. Я рванулась по лестнице вниз, забыв в этот момент обо всех. Так же сильно я испугалась за Марину однажды летом, когда у меня на глазах ей на вдох в горло попала оса. Зная ее склонность к отекам от укусов, я, пока она кашляла, мысленно уже вставляла ей в горло дыхательную трубку, сделав разрез на горле кухонным ножом. У меня было чувство, что спасти ее могу только я, и единственное, что меня смущало, успею ли я найти трубочку для коктейлей, чтобы вставить в разрез, если она начнет задыхаться. Глядя на полные ужаса глаза подруги, я, не задумываясь, бросилась ее спасать. Прыгнув в воду, подплыла к ней и посмотрела туда, куда смотрели ее полные страха глаза. Высоко, даже очень высоко над нами вздымался отвесный борт яхты, который то накренялся на нас, казалось, вплотную, то отступал. Окружала нас не тихая голубая морская вода, а какая-то черная субстанция, колеблющаяся, как студень, в трех измерениях. Волн не было. Были какие-то страшные изломы и струение воды. Борт, казалось, был недостижимо далеко, а вода таила какие-то смутные и потому еще более пугающие опасности.

Увидев теперь две пары испуганных глаз, Алан что-то сказал Хорхе и прыгнул к нам ласточкой прямо с борта. Когда нас оказалось в воде уже трое, Маринина паника немного улеглась, и она даже немного отплыла от яхты, но быстро вернулась.

— Вылезай, — скомандовала я ей, видя, что зубы у нее по-прежнему отстукивают дробь. Для того чтобы подплыть вплотную к покрытому каким-то налетом ракушек и водорослей боку яхты, который, как казалось, все время норовил упасть на голову и раздавить, требовалось мужество, а его в этот момент у Марины не было. Я подплыла, уцепилась одной рукой за ступеньку лестницы, а другую протянула Марине. Она схватила мою руку и, не выпуская ее, другой дотянулась до спасительных канатов. Мы поднялись на борт и упали в шезлонги на палубе, так как ноги нас не очень держали. Когда потрясение немного прошло, к нам подошел сеньор Хорхе с вопросом, все ли в порядке.

— Не все, но уже лучше, — с трудом проговорила Марина, опять обретя способность к членораздельной речи.

— Может быть, хотите чего-нибудь выпить? — любезно спросил он.

— А что дают тем, кого спасли из морских пучин? — поинтересовалась я.

— Ром или виски: в зависимости от широты, где это происходит, — сообщил Хорхе.

— А в той широте, где мы находимся сейчас, что положено пить потерпевшим? — Марина решила не нарушать традиций.

— В наших широтах в критических ситуациях предлагают ром.

— Мы согласны, — хором ответили натерпевшиеся страху дамы.

— А вам? — спросил матрос вылезающего из воды Алана.

— То же, что и всем.

* * *

Солнце зашло, оставив длинные бордовые полосы на небе и окрасив редкие облака в золотисто-лиловый цвет. Яхта скользила по воде, благодаря чуть слышной работе двигателя. Ветер стих, паруса были убраны. Мы сидели в шезлонгах, допивая уже третью порцию рома с колой. Марина совсем успокоилась и ушла на нос, оставив нас одних. Алан нежно держал мою руку, но мне уже хотелось большего. Я допила, поставила мой бокал и встала, заметно прихрамывая.

— Пойду вниз, возьму фотоаппарат из сумки, — сказала я и неуверенно шагнула.

— Я провожу тебя, — откликнулся он, встал и предложил мне руку, чтобы я могла опереться на нее, как тогда, на теннисном корте. И так же, как тогда, я почувствовала теплые волны, которые побежали от наших тел друг к другу.

На нижних ступеньках лестницы я чуть покачнулась, и он, спустившись первым, взял меня за талию, приподнял, бережно поставил на пол. Мы вошли в салон и вместе дошли до каюты, где лежала моя сумка. Войдя внутрь, я оставила дверь открытой, как бы приглашая его последовать за мной. Из сумки я сначала достала расческу и подошла к зеркалу поправить волосы. Он подошел и встал у меня за спиной так, что мы отразились оба, пристально глядящими в глаза друг друга. Он взял меня за плечи и чуть притянул к себе. Я откинула голову и положила ее ему на плечо, чувствуя спиной тепло его тела. Моя обнаженная спина касалась и волновала его. Он дотронулся губами до моего затылка и выдохнул. Горячее дыхание, как ветерок, скользнуло по моей шее. Мне очень хотелось повернуться и коснуться губами его розовых сухих губ, но я отстранилась и потянулась к сумке за фотоаппаратом.

Вернувшись на палубу, мы нашли Марину на носу, оживленно беседующей с Хорхе. На мое предложение сфотографировать их, оба ответили с умеренным энтузиазмом, но я все-таки сделала несколько снимков, уж очень хорошо они смотрелись вместе. Потом попросила разрешения снять яхту и команду и отправилась на поиски удачных кадров. Я делала крупные планы снастей, канатов, лестниц — в последних отблесках солнца они смотрелись очень живописно. Спустившись в нижний трюм, нашла, где находилась команда, и сфотографировала их троих за столом с очень напряженными лицами. Поднявшись наверх, хотела попросить Марину сфотографировать, наконец, и меня, но столкнулась с Аланом.

— Мы повернули к берегу, через час-полтора будем в порту, — сообщил он.

Сердце мое томительно замерло, к горлу подступила тошнота. «Как, неужели скоро все кончится, мы расстанемся и больше ничего не будет?» Мне хотелось плакать. Видимо, мне не удалось скрыть мои чувства, и лицо выдало боль, которую я испытала при этом известии.

— Что с тобой? — взволнованно спросил он.

Ну как это объяснишь? Я застонала, наклонилась к ноге, чтобы как-то скрыть набежавшие слезы.

— Боюсь, повязку было рано снимать, — ответила я, растирая свою лодыжку.

— Я позову Марину, — предложил Алан.

Только этого сейчас не хватало!

— Не надо, — сказала я твердо, а затем добавила: — Ты же сам говорил, что у нее отпуск, а ей приходится работать. Не будем ей мешать. Моя нога вполне обойдется без медицинской помощи еще час.

На нервной почве я забыла главное правило в общении с Аланом — поменьше говорить. Весь день старалась помалкивать, а тут разболталась. Опомнившись, медленно развернулась и сильно, но изящно прихрамывая, двинулась по коридору в сторону каюты. Я сделала уже десяток шагов, а он меня еще не догнал! Тогда я застонала не от физических, а от душевных мук. Мне так хотелось, чтобы он был рядом, а я опять могла смотреть в его глаза, видеть, как уголки его губ чуть растягиваются в улыбке, мечтать о том, чтобы пальцами или губами коснуться его лица, и почувствовать тепло его дыхания. Я уже готова была обернуться и позвать Алана, когда услышала сзади шаги. Не в силах больше терпеть, я оглянулась: меня догоняла Марина.

— Ну что с тобой, актриса больших и малых академических театров? Все тебе неймется! Иди в каюту!

— Тебя Алан прислал? — Мой голос выдавал полный упадок духа.

— Да, можно сказать, вырвал меня из объятий Хорхе, напомнив про клятву Гиппократа! Что мне оставалось делать? Не рассказывать же всем, что ты у нас симулянт? — ворчала Марина, пока мы шли по коридору. — Шевели ногами и хватит хромать-то. А то я не успею, мне надо еще маяки местные изучить. Мы же обратно идем, ты знаешь? — спросила она, входя в каюту.

— А можно хоть не быстро плыть, а то времени совсем не осталось, — ныла я, задирая штанину.

— Хорхе мне обещал показать маневренность яхты. Попробую заставить его ходить кругами или восьмерками, ну это полчаса, не больше. У них же рабочее время кончается. Ну что ты делаешь? — завопила на меня Марина в раздражении. — Совсем на почве любви голову потеряла! Это не та нога! Хромаешь на левую, а бинтуешь правую? С тобой не только клятву Гиппократа, но и Уголовный кодекс приходится соблюдать, а то я задушила бы тебя бинтом в состоянии аффекта. И присяжные, будь они у нас, меня бы оправдали! — Она замолчала, подкрашивая губы.

— Если ты меня тут задушишь, то судить тебя будут в Испании, а у них есть присяжные? — спросила я уныло, заматывая теперь нужную ногу.

Марина порылась в своем дамском рюкзаке, извлекла с самого дна две пустые обертки из-под каких-то таблеток и бросила их на стол.

— Я тебе сейчас пришлю воды, — сказала она, удовлетворенно оглядывая себя в зеркало.

— Может, лучше вина? — ко мне постепенно возвращалась способность капризничать.

— После рома вино не пьют. А вода — чтобы таблетки запить, — Марина взялась за ручку двери.

— Но тут же таблеток нет! — удивилась я, ощупывая пустые бумажки.

— Тебе надо голову лечить, а не ногу! Зачем тебе таблетки? — и больше ничего не добавив, Марина оставила меня одну.

Я подошла к зеркалу, провела щеткой по волосам. Меня била нервная дрожь, я не могла ни сидеть, ни стоять, в пустой голове крутилась какая-то совершенно не уместная в этом случае строчка из песни: «Позвони мне, позвони! Позвони мне, ради бога!» Раздался стук в дверь. По всему моему телу прокатилась горячая волна надежды.