Дерьмо. Стоит ли удивляться, что все богатеи смотрят на неё с похотью? Для большинства парней, с которыми она вступает в контакт на рабочей основе, самоотречение — это не совсем та концепция, с которой они знакомы. Чёрт возьми, я веду себя довольно откровенно, но всегда стараюсь быть почтительным-когда-это-касается-женщин парнем, и всё о чем могу думать — это испытание для её контроля, проверка, как далеко он сможет с ней зайти, до того как она полностью его утратит.

Но, даже я понимаю, что официантка не потеряет его полностью, точно не так, как я, когда просматриваю последние пару минут. Вместо этого, девушка забирает свой поднос со стола мужчины и её высокое, соблазнительное тело движется с совершенной точностью. Неожиданно, даже после того, как Тодд предупредил меня, удар дерзкой девчонки выводит меня из ступора. Я просматриваю этот момент снова, обращая в этот раз внимание на то, что происходит, вместо того, чтобы пялиться на официантку, независимо от того, как сильно этого хочу.

У меня занимает всего тридцать секунд, чтобы выяснить, что она изо всех сил старалась заставить Рубинова прекратить изводить другую женщину. Ещё тридцать секунд кипит мой гнев, и к тому времени, когда она встала напротив него, я в таком абсолютном бешенстве, что готов сделать тоже самое вместо неё.

Этот парень — первоклассный ублюдок.

Я проигрываю видео ещё раз, просто, чтобы убедиться, что понял каждый нюанс сложившейся ситуации. Когда просматриваю видео дальше, то вижу, как официантка подходит к охране, и кивает в сторону Рубинова и девушки.

Так она пыталась сообщить об этом, пыталась позвать на помощь. И охранник прогнал её. Понимание этого заставляет кипеть гнев в моих венах сильнее и жарче. Они лишили её контроля, оставили наедине с отсутствием альтернативы, кроме как делать то, что она сделала. А затем уволили за это.

Нет. Точно нет. Может быть, так было при моём отце, но не он теперь командует. А я. И теперь всё будет иначе, не так.

— Где он? — спрашиваю я Тодда после того, как видео заканчивается.

— Когда я уходил, он сидел в своём номере, ожидая ваших извинений. Это номер 2857.

— Мои извинения, да? — скорее, я затолкну ногу ему в задницу, потому что это единственное, первое и последнее, что этот ублюдок получит от меня или «Атлантиса». — Похоже, он будет разочарован.

Я отодвигаюсь от стола и поднимаюсь.

— Я хочу знать, другое, мистер — как зовут официантку?

— Ария. Ария Уинстон.

— Я хочу знать, в какое время придёт Ария Уинстон, чтобы забрать свою зарплату. Поручите отделу кадров отправить её ко мне, сделайте именно так, пожалуйста?

Он кивает:

— Конечно.

— И я хочу встретиться со всеми руководителями и сотрудниками сегодня днем. Хочу, чтобы каждый, от простого охранника до обслуживающего персонала понимал, что закрывать глаза на такие домогательства — неприемлемо, и не допустимо, — я смотрю на часы, и мы выходим из моего кабинета. — Собрание начнётся в одиннадцать.

Я останавливаюсь у стола секретарши. Ей уже за пятьдесят, умная, проницательная и насколько я понимаю, полностью преданная моему отцу. Мне ещё предстоит решить, готова ли она сменить преданность для меня. Быть может, женщина просто ещё не сделала свой выбор. Надеюсь, что она сделает. Онаа мне нравится, и думаю, станет очень хорошим дополнением к этому офису.

— Линда, мне нужна твоя помощь, чтобы договориться о встрече, которая пройдёт через час. Каждый начальник, директор, и менеджер, каждый аспект, касающийся дневной смены, должен быть обсуждён в конференц-зале. Пожалуйста, дайте им знать, что явка является обязательным условием. Затем предупреди о том же самом всех ночных менеджеров. Назначь собрание на девять, ладно?

— Конечно. Это то, что я должна сказать им?

— Не волнуйся об этом. Я скажу им сам.


***


Двадцать минут спустя, после пары сделанных телефонных звонков, что оказались весьма поучительным, я стою около двери Рубинова, ожидая его ответа. Конечно, это занимает пару минут, классическая психологическая игра слабых и самовлюблённых говнюков, и когда дверь, наконец, открывается, он одет в один из предоставленных отелем халатов на голое тело. Просто, чтобы подчеркнуть, что я понимаю, как для него ничтожен. Просто, чтобы убедиться, что я понимаю, насколько он важен и насколько уверенно он контролирует ситуацию.

Очень плохо, что никто никогда не учил его, что те, кто имеет реальный контроль, реальную власть, не должны выставлять их напоказ.

Это ошибка большинства богатых мужчин, одна из тех, которую я поклялся не совершать. Я вырос, наблюдая, как отец разыгрывает эти карты. Я знаю всё о том, как они работают и возможно, если бы я не был так зол, то захотел бы показать мистеру Рубинову, как выглядит немного уважения, которое он игнорирует. Но я взбешён, и не собираюсь думать о таком дерьме, как его ценность. Парень не будет избивать женщин в моём отеле, а потом приходить и требовать компенсацию, когда ему это вздумается.

— Я ждал вас полчаса назад, — говорит он, когда отступает назад к роскошному дивану, с которого хорошо видно бульвар Стрип. Меня давно не трогает этот вид, я вырос, глядя на него, но это то, что гостям Лас-Вегаса, похоже никогда не будет достаточно. И пусть в дневное время, он не сильно отличается от любого другого города, при условии, если не брать в расчёт пирамиды и фонтаны, копии «Эйфелевой башни» и «Эмпайр-Стейт-Билдинг».

Я совершенно сознательно не извиняюсь и не жду, когда он пригласит меня присесть, прежде чем делаю это. Его ноздри раздуваются, и могу сказать по взгляду глаз Кита, что он не счастлив, но с другой стороны, я здесь не для того, чтобы сделать его счастливым. Просто то, что я не заинтересован в мелких перепалках, не означает, что я не знаю, как проконтролировать ситуацию, когда мне это нужно.

Рубинов берёт в руки стакан с водой, водкой, я не знаю, или чем-то другим, и опрокидывает в себя содержимое одним длинным глотком, будто это станет началом, чтобы завести разговор. Он долго ждал, он хотел этой встречи, он в состоянии начать первым.

Тишина растягивается между нами как один из канатов на шоу «Цирка дю Солей», что проходит в «Атлантисе» прямо сейчас. Рубинов нерешительно мнётся, когда молчание продолжается, но я не двигаюсь и не говорю. Я едва моргаю, когда сознательно заставляю спину расслабиться. И жду, когда он сломается.

Это занимает всего пару минут, прежде чем тот рычит что-то на русском. Две обнажённые девушки выходят из спальни. Они едва выглядят довольными и, хотя ни одна из них в настоящее время не покрыта недельными синяками, как могла бы, они выглядят так, будто вышли с недельной попойки. Они оседают на диване рядом с ним, и он ведёт себя так, как нормальный человек, который рад появлению своей собаки.

Я достаточно сообразителен, чтобы понять, что весь спектакль разыгрывается преимущественно для меня и в то же время мои нервы на пределе, а плечи напряжены. Потому что пока всё выглядит так, словно они пришли по своей воле, но я не вполне уверен. Не после слов Тодда о том, как Рубинов делает свои деньги, всплывающих в моей голове, как огромный баннер.

Он выбирает момент для того, чтобы заговорить:

— Я хочу, чтобы официантку уволили. И мой лимит за столом подняли до двадцати миллионов без обеспечения на руках. Я бы хотел остаться ещё на неделю, мои девочки полюбили этот люкс, — он немного сдвигает свою руку, сжимая один из сосков девушки. Она не уклоняется от его прикосновения, вместо этого улыбается ему, и я чувствую, как облегчение тонкой струйкой струится по моим венам. Мне, может быть, противно от того, как Кит относится к этим женщинам, но, по крайней мере, они, кажется, не против. Одним беспокойством меньше для меня в уже и так неблагоприятно сложившейся ситуации. — И мои девочки, они любят красивые вещи. Драгоценности, нижнее белье, и всё такое, — он пожимает плечами, будто это сбивает его с толку. Как будто не он нацепил сто кусков золота и алмазов на свои «закалённые-работой» пальцы. — Это сделает меня очень счастливым, позволяя им приобрести всё, что они захотят в лучших магазинах. И, конечно же, посетить спа.

Кит смотрит мне в глаза.

— Всё, что они захотят. Если это произойдет, я уверен, что смогу забыть неприятный инцидент, произошедший прошлой ночью.

— Неограниченный доступ к магазинам и спа, — повторяю я. — Дополнительная неделя в моем отеле, предоставленная бесплатно, конечно. Более того, необеспеченный лимит за столами. Правильно ли я понял ваши пожелания?

— Пожелания, — говорит он мне с улыбкой, на самом деле выдвигая требования. И то, что он уверен, что всё контролирует, лишь доказывает, что на самом деле русский — дурак. — Та девка. Она должна быть уволена. Ваш сотрудник заверил меня, что это уже произошло, и всё же я хочу получить подтверждение от вас.

Я тяну время, решая загвоздку, но откровенно говоря, теряю терпение с этим напыщенным ублюдком и его раздутым чувством собственной значимости. Было бы забавно немного поиграть с ним в словестную перепалку, как кошка с мышью, но, в действительности, я никогда не любил эти игры. Даже когда дело доходило до придурков вроде этого.

Поэтому, вместо того, чтобы позволить ему окрутить себя ещё больше в его требованиях, вместо того, чтобы разрешить ему хоть на секунду подумать, что у него есть «Атлантис», что он поймал меня в ловушку, я смотрю Киту прямо в глаза и говорю:

— Нет.

Проходит некоторое время, прежде чем мой ответ достигает его сознания, а из взгляда русского исчезает уверенность, и теперь замешательство занимает её место.

— Я не понимаю.

— Мне жаль это слышать, кажется, я выразился довольно ясно.

Он выглядит как рыба, его рот открывается и закрывается как у «Гуппи», когда Рубинов глазеет на меня. Затем мужик лает на девушек по-русски, и они вскакивая с дивана, убегают в спальню и закрывают за собой дверь. Не то, чтобы они были в полнейшем шоке. Эго всегда то место, куда можно ударить парней вроде него.

— Я предполагаю, что вы шутите, — говорит он мне после того, как звук хлопающей двери рассеивается.

— Ты предполагаешь неправильно. Но раз уж ты не в состоянии меня понять, позволь мне кое-что пояснить. Не будет бесплатной недели в отеле. Не будет лимита без обеспечения за столами. Не будет халявных визитов в магазины и спа для твоих девочек. И, наверняка, не будет шлепков официантки, чьё имя Ария, кстати, или того, что ты можешь сделать с одним из моих сотрудников. Выглядит ли это моё отношение к ситуации более понятным?

Лицо Рубинова становится ярко-красным и только основы биологии человека, удерживают его от сброса пара из ушей.

— Вы считаете это игрой? — рычит он. — Вы думаете, что сможете побороться со мной? Я уничтожу это казино.

— Ты можешь попробовать, — говорю я ему. — Не думаю, что ты продвинешься очень далеко, я видел запись того, что происходило, когда моя официантка ударила тебя. Она была очень настойчива, пытаясь остановить нападение, что находилось в самом разгаре.

— Это просто смешно…

— Это не так. Я жалею, что меня там не было, потому что идея обращаться таким образом с женщинами в общественных местах, а особенно в моём казино, меня бесит. Но это не смешно. И знаешь, что ещё не смешно? Тот факт, что когда у меня были начальники охраны нескольких других казино, я узнал, что это не первый раз, когда ты был втянут во что-то подобное. На самом деле, ты уже «в чёрном списке»: «Белладжио», «Нью-Йорк-Нью-Йорк» и «Венеция», из-за случаев очень напоминающих тот, что произошел здесь прошлой ночью.

Я поднимаюсь на ноги, одаривая его взглядом, который говорит ему, что это не шутка, и что именно я контролирую эту ситуацию, как и должно было быть с самого начала.

— Поэтому, чтобы быть уверенным, что ты понимаешь всю серьёзность ситуации и то, что произойдёт, позволь мне объяснить тебе дальнейшее. Сейчас ты собираешься, пакуешь свои вещи и своих девочек, и убираешься из моего отеля. Сегодня. Если ты съедешь в ближайший час, то тебе не придётся платить за четыре дня, которые ты уже провёл в этом номере и тебе будут прощены четыре миллиона долларов, которые в настоящее время ты должен казино. Если ты не захочешь принять то, что я тебе предлагаю, то я отправлю тебя в «чёрный список» и тебе будет выставлен счёт за каждый пенни, который ты потратил в этом отеле в течение последних четырех дней. Теперь это твой выбор, каким путем ты захочешь пойти, но я настоятельно рекомендую воспользоваться первым вариантом.

Я отворачиваюсь, намеренно вставая к нему спиной, хотя знаю, что это большой риск. Всё-таки, для таких парней не существует чести, порядочности, а это в миллион раз хуже, чем сдерживать удар. Поэтому я не удерживаюсь и показываю ему, как он ничтожен. Примерно так же малозначителен, какими чувствовали себя Ария и та женщина прошлой ночью. Примерно так же незначителен, как все девочки и мальчики, на которых он построил свою империю.