Моника затаила дыхание. Без сомнения, Ева заинтересовалась предложением, но Моника понимала, что загвоздка может быть из-за Нико. Она произнесла про себя молитву и занялась разливанием кофе по чашкам из лиможского фарфора. Ее руки дрожали — то ли от нервного напряжения, то ли от бессонной ночи. После преодоления барьера Евы и Нико ей предстоит встреча с Аной Кейтс и сенатором Фарреллом. Но важно было сейчас преодолеть это препятствие, коль уж она оказалась перед ним.

— Эви, я уверена, что это будет грандиозно, — продолжала нажимать Моника. — Постараюсь, чтобы съемки выполнял Антонио.

— Она старалась говорить убежденно и уверенно, ибо знала, что именно уверенность может привлечь людей на ее сторону. Моника заметила, что наматывает концы своих волос на палец — от этой старой привычки, которая проявлялась при волнении, она давно и безуспешно пыталась избавиться. Она снова взяла сигарету и с подчеркнутой неторопливостью прикурила.

В тишину помещения ворвались звуки полицейской сирены. Ева откусила от булочки. Она понимала, что Моника очень нуждается в ней, даже больше, чем признается себе в этом, но у нее не было уверенности, что Нико изъявит желание впутываться в это дело. Графиня не относилась к числу тех людей, к которым Нико благоволил, в особенности после того, как она нарушила их уединенный уик-энд в Милане, заставив Еву в последнюю минуту подменить модель, которую госпитализировали по причине болезни. Нико, отличающийся ярко выраженными собственническими инстинктами, был возмущен вторжением в их личное время. Вплоть до последнего дня при упоминании имени Моники из его уст начинали сыпаться колоритные итальянские проклятья.

— Конечно, мне все это по душе, — осторожно сказала Ева, но я не могу ручаться за Нико. Ты же знаешь, он связан контрактами.

— Ну, он может употребить свое влияние и с ним вынуждены будут считаться.

— И потом, он сейчас вместе с конструкторами работает над новой машиной…

— Но ты ведь попросишь его…

Ева снова почувствовала, насколько важно для Моники получить ее согласие. Но почему Моника так нуждалась в ней?

По-видимому, это была не просто интересная идея, от которой, надо полагать, очень многое зависело. Возможно, журналу угрожала опасность. В таком случае Моника скорее проглотит цианистый калий, чем проболтается об этом.

Быстрая, экстравагантная и одержимая, Моника Д’Арси была прирожденным администратором, отличалась дотошностью, безупречностью вкуса и умением добиваться своей цели. Она контролировала всех и вся из своего окружения. «И это мое счастье», — подумала Ева, вспомнив, как семь лет назад она пришла в агентство Д’Арси, сжимая в дрожащей руке альбом фотографий. Моника бросила лишь один взгляд на трясущуюся от волнения девчонку и усадила ее в кресло.

— Ты моя Вильгельмина, Черил Тигз и Элла Макферсон одновременно, — горячо произнесла она. — Твое лицо вылепил сам Бог, чтобы порадовать камеру. Дорогая моя, ты пришла по адресу.

«И тогда я уронила альбом на роскошный ковер… фотографии рассыпались… Моника звонко засмеялась».

— Дорогая моя, не смотри так испуганно. Ты скоро станешь самой знаменитой моделью в мире. С гарантией! Все твои мечты сбудутся, даже те, что тебе и не снились.

Она сдержала слово. Ева никогда не забудет, какое давление оказывала неуемная графиня на «Спорт иллюстрейтед», чтобы на его страницах появилось фото неизвестной модели в купальном костюме, настаивая на том, чтобы для дебюта опекаемую ею инженю одели в самые соблазнительные бикини и дали самый сексуально-привлекательный фон.

Это был блестящий ход, принесший поразительный успех Еве и мгновенно сделавший ее суперзвездой. Это стало трамплином для Евы, ошеломительным дебютом, после чего тут же последовали обложки для журналов «Она» и «Мода», которые произвели фурор в Европе. И всем этим Ева обязана Монике. Моника не только помогла Еве пережить первые ошеломительные месяцы успеха, но и заменила ей сестру, стала ее хранителем и защитником от кружащих хищников, которые готовы были прибрать к рукам наивную девчонку из Миннесоты.

За все годы дружбы Ева никогда не видела Монику уязвленной и обиженной, но она знала ее достаточно хорошо, чтобы понять: сейчас за личиной ее спокойствия кроится нечто близкое к этому. Ева глубоко вздохнула.

— Да, я попрошу Нико. Я даже сделаю это сегодня вечером. — Ева внезапно улыбнулась, подумав о маленьком запланированном сюрпризе. Она допила остатки апельсинового сока и добавила: — Я гарантирую, что он отнесется к этому хорошо, ну и кроме того, мы посоветуемся с адвокатами.

— Я знала, что могу положиться на тебя. Это сыграет роль динамита.

Моника поборола желание на момент закрыть глаза. Она знала, что ей необходимо выспаться, но даже после ухода Евы она не позволила себе расслабиться. Сон может подождать. Сперва надо решить другие важные вопросы.

Подавляя зевоту, она потянулась к телефону.

«К черту сон! Только после того, как уговорю Ану Кейтс».


Лежа на обитом красным шелком диване в ожидании, когда Ана Кейтс ответит на ее звонок, Моника вспомнила, как она в первый раз встретилась с Евой. Именно она сделала из этой застенчивой, не уверенной в себе, но хорошенькой семнадцатилетней инженю с ниспадающими волнами белокурых волос и наивными аквамариновыми глазами мировую знаменитость, известную под именем Эви Б.

«Я и «Идеальную невесту» могу сделать процветающей. Я никогда не проигрывала и не намерена проигрывать сейчас. Шенна Ивз ждет моего фиаско, но черта с два она его дождется».

Какой-то слабый голосок издалека напомнил ей о том, как некогда Шенна унизила ее. «Именно это и подхлестывает меня», — сказала она себе.

Ана Кейтс пользовалась чуть ли не самой шумной известностью в Голливуде, и в любом еженедельнике подавались подробности ее романа с блистательным сенатором с острова Роуд.

Ева также была суперзвездой в своей сфере. Она помолвлена с чемпионом и победителем европейских автогонок, Нико Чезароне — предметом обожания многочисленных поклонников. Какая невеста в стране не пожелает походить на Эви Б в день своей свадьбы?

Да и она сама была не последней спицей в колеснице. Она сделала себе имя и в сфере моды, и в издательском деле, возглавляя собственное агентство высшего класса, открывая и поставляя миру красавиц и возводя их в ранг звезд. А Ричард? «Что ж, Ричард есть Ричард», — подумала она, слегка скривив губы. Он не только стоит на страже собственных интересов в стольких компаниях, что вынужден был нанять десять вице-президентов, чтобы все держать в поле своего зрения, но он еще и красив, умен, и относится к числу самых влиятельных людей в Америке.

«И он принадлежит мне», — с гордостью подумала Моника.

Она посмотрела на захламленную гостиную и поморщилась. Аннет придет через час, чтобы навести порядок. Бедняжка Ева с таким трудом пыталась скрыть, насколько шокирована подобным хаосом. Конечно, любого другого она постеснялась бы принимать в таком беспорядке, но никто другой и не примчался бы по первому ее зову в столь ранний час.

Моника никогда не думала, что будет так дорожить дружбой с Евой.

«Она знает обо мне больше, чем кто-либо другой, кроме, может быть, Ричарда, — подумала Моника. — Интересно, что она сказала бы… что они оба сказали бы… если бы знали всю ее подноготную».

Им было известно, что графиня Моника Лизет де Шевалье росла, купаясь в роскоши и богатстве, пока ее легкомысленный отец не проиграл состояние в Монте-Карло, после чего сбежал с наследницей греческого владельца судоходной компании, оставив двадцатилетнюю дочь и красавицу-жену Мирей без наследства и в полном отчаянии. Моника и ее мать приехали в Соединенные Штаты, не имея ничего, кроме гордости да титула. Изящная и рафинированная графиня де Шевалье вернула потерянное, выйдя замуж за техасского нефтяного миллионера. Моника возненавидела своего отчима и преисполнилась решимости добиваться успеха собственными силами, не рассчитывая на любовь и состояние мужчин.

По общему мнению, она преуспела в своих начинаниях, первоначально как агент по скупке, затем как консультант фирмы и наконец как заведующая отделом мод журнала «Глэмор» и редактор-управляющий еженедельника «Семнадцать». Впоследствии она организовала собственное легендарное Агентство «Д’Арси», познакомившее мир со многими ныне знаменитыми моделями. А сейчас она бросила новый вызов: отказалась от поста президента агентства и возглавила журнал «Идеальная невеста», владельцем которого был ее жених.

«Звучит здорово, — подумала Моника, с удовольствием потягиваясь на диване. Немного фактов, немного вымысла. Вот так и создаются легенды… Вроде того, что моя мама — графиня де Шевалье, а не белошвейка его сиятельства. Интересно, что бы сказал Ричард, если бы узнал, как и за что я ненавижу Шенну?»

Шенна Мальгрю Ивз была составной частью ее прошлого, той частью, которую она никогда не забудет, до тех пор пока окончательно не сведет с ней счеты.

Телефонный звонок вернул Монику к действительности. Она повернулась к аппарату, моля Бога о том, чтобы это была Ана Кейтс.

«Боже, сделай так, чтобы она сказала «да»!


— Ева, bambina[2], ради Бога, где ты? Ты мой единственный луч света в этом проклятом тумане и слякоти! Я соскучился по тебе, — послышался воркующий голос Нико, когда она включила автоответчик. — Я соскучился по твоим глазам, которые вижу, просыпаясь утром… Соскучился по губам, по твоему телу… И где это ты можешь быть так рано утром? Ладно, я позвоню тебе после своей дневной деловой встречи. А ты, bambina, пожалуйста будь дома.

Из груди Евы вырвалось нечто среднее между смехом и стоном, и она отключила автоответчик. Если бы Нико был рядом с ней, а не за тридевять земель! Его воркование сводило ее с ума. Даже находясь на другом континенте, он был способен соблазнить ее. Блистательный итальянец. Ева представила, как он ждет, пока телефонистка соединит его с ней. Смуглый, мускулистый, экспансивный, с закатанными рукавами шелковой рубашки, он возбужденно проводит ладонью по волосам, вышагивая по комнате. У Нико торс греческого бога, душа поэта и руки мастерового. Даже сейчас ее тело тосковало по ним и стремилось к нему.

«Я тоже тоскую по тебе, любимый!»

Положив заказ на билет для полета на Конкорде среди флаконов, щеток и кремов, Ева разделась и стала продумывать, что ей необходимо взять с собой. Она прошлепала голая по пушистому ковру к солнечной комнате с застекленной дверью, где были настоящие джунгли из филодендронов и пальм, росших в фарфоровых горшках. Скользнув в подернутую легким паром ванну, Ева направила на себя сильную струю воды, задохнувшись от удовольствия. Тоненькие упругие струйки щекотали и массировали ее лицо. Ева чувствовала, как вода снимает и уносит напряжение.

Сейчас, при свете дня, все ее ночные страхи показались ей абсурдными. Она нагнулась за пушистым полотенцем — и оцепенела.

Зеленый конверт был едва виден за кроной пальмы. Но он был, он торчал среди листьев, и почерк, без сомнения, был тот же самый, что и в прошлый раз.

Ева села на край ванны. Он все-таки был здесь. А, может, он и сейчас здесь.

Она закричала.

Клара прибежала из кухни, с вытаращенными глазами, вытирая о фартук испачканные мукой руки.

— Вызови полицию! — задыхаясь, произнесла Ева, дрожащими руками разворачивая полотенце. — Кто-то был в квартире… Господи, он и сейчас еще может быть здесь.

Напуганная, побледневшая, Клара бросилась к телефону в спальне. Ева тупо смотрела на конверт, пытаясь справиться с охватившим ее волнением. В ней боролись два желания: разорвать и выбросить не читая и — все-таки узнать его содержание. Преодолевая страх, она надорвала конверт, вытащила единственный линованный зеленый листок, и клочок золотистой ткани ламе слетел ей на колени.

— О Боже, опять!

Зеленая бумажка, казалось, обжигала ей пальцы. Он не уходил. Он приближался.

Глава вторая

Джорджтаун


Анастасия застонала от удовольствия, и трепет пробежал по ее телу, когда губы Джона проделали путь от ее золотисто-каштановых волос на затылке по позвоночнику до двух ямочек, что симметрично располагаются чуть повыше округлых ягодиц. Она перевернулась на спину и потянула его на себя. Обвив его бедра ногами, Ана закрыла глаза, чтобы сосредоточиться на ощущениях, испытываемых от слияния прильнувших друг к другу губ.

— Ана, ты ведьма, мне ведь надо выступать в парламенте, — произнес Джон хриплым шепотом над ее ухом. В его голубых глазах сверкнули искры, когда он коснулся ртом ямочки на щеке, а затем дотронулся губами до пульса на шее.

— Кто тебе мешает, сенатор? — пробормотала Ана. Ее губы скользнули к упругим мужским соскам, заставив Джона застонать от удовольствия.