Дери тихонько засмеялся. Только с ним Телор мог позволить себе подобные вспышки гнева. Мягкие, учтивые манеры менестреля в сочетании с его вежливостью и самообладанием были не больше, чем искусной маской. Его кроткие голубые глаза и шелковистые каштановые волосы производили на окружающих самое приятное впечатление и абсолютно обезоруживали. Чисто выбритое лицо, помогавшее Телору выглядеть моложе своих лет, и гибкая стройная фигура вводили большинство людей в заблуждение – они считали его слабым человеком, не замечая крепких мускулов рук и сильной шеи менестреля. Это иногда спасало их от грабежа и насилия, так как преследователи просто презирали их. Дери даже удивлялся, почему люди не обращают внимания на тяжелую дубинку с железным наконечником в руках Телора. Может быть, они думали, что он пользуется ею как посохом? На самом же деле это было грозное оружие, с большим размахом, чем у меча, способное превратить в лепешку даже голову, защищенную шлемом. Дери уже приходилось видеть эту ужасную дубинку в действии.

– Итак, – спросил Дери, – как ты думаешь, это происшествие местного значения или же король... Имеет ли это отношение к королю?

– Думаю, нам нет смысла продолжать путь. Остановимся лучше в поместье сэра Роберта, – ответил Телор, опускаясь на землю и устраиваясь поудобнее у стены сарая. – Мы сможет узнать у сэра Роберта, безопасно ли сейчас путешествовать мимо соседнего с ним поместья.

Менестрель нарочно не обратил внимание на злой вопрос Дери. Он понимал, что имел в виду карлик, но не мог ответить на этот вопрос. Жизнь Дери сломали эти случайные войны, которым, казалось, никогда не будет конца. Сын богатого землевладельца, Дери был окружен любовью и заботой родителей, братьев и сестер. Эта любовь спасла Дери от озлобленности, вызываемой его физическим уродством, а его сила и ум снискали к нему уважение (ценой нескольких разбитых голов) односельчан и даже жителей соседних поместий. Эти его достоинства, плюс красота лица и добрый нрав (если, конечно, его не выводили из себя) даже помогли Дери добиться любви хорошей, трудолюбивой девушки. Но случилось так, что на их поместье напали, произошло сражение, и Дери лишился всего: и семьи, и жены, и дома, и земли, и скота. У него не осталось ничего... лишь он сам, озлобленный и убитый горем, но все же слишком сильный, чтобы умереть.

Телор нашел карлика, валявшегося на обочине дороги, словно никому не нужная падаль. Люди, взявшие Дери в плен, решили, что карлик не выживет и не сможет служить им игрушкой, И бросили его. Телор же подобрал карлика и выходил его. Но больше всего Дери мучился из-за того, что не знал, кто же убил и уничтожил все, что только у него было в жизни. Он не знал даже, кого ему ненавидеть, и поэтому ненавидел короля, который не мог держать в узде своих лордов и положить конец нескончаемым войнам, которые то и дело вспыхивали в разных концах страны. Телор не мог ничем утешить Дери, что бы он сейчас ни сказал, это прозвучит лишь повторением того, что он говорил уже много раз.

И, кроме того, Телор неловко себя чувствовал, произнося банальные утешительные фразы, потому что его жизнь разительно отличалась от жизни карлика. Семья Телора была благополучной и весьма зажиточной. Они жили в крупном городе Бристоле и славились искусством резьбы по дереву. Привилегированный город с отличной гаванью, Бристоль не опасался каких-либо лордов и даже самого короля.

Город гостеприимно принимал всех гостей, но если ему угрожала опасность, закрывались все входы и выходы из города, умелые и сильные ремесленники занимали позиции на высоких стенах. Река служила горожанам источником питьевой воды, а корабли, плывшие по ней, привозили все необходимое продовольствие. Бристолю были не страшны ни штурмы, ни осадное положение, он надежно защищал спокойствие своих горожан. Но, огражденный от всех треволнений силой и могуществом города, Телор чувствовал себя там, как в клетке, его просто душила эта атмосфера.

И дело было вовсе не в том, что Телору мешали стены города. Он понимал, что они символизируют надежность и одновременно строгие рамки поведения, позволяют горожанам жить в мире и согласии друг с другом, хотя им было тесно жить в своих крохотных переполненных домишках. Все эти поклоны, улыбки и другие обычаи, которые помогают ладить соседям, вызывали в Телоре лишь злость и возмущение. У него всегда были неприятности из-за его грубости, неучтивости, непристойного поведения, из-за того, что он бросил выгодную работу и начал вырезать из дерева музыкальные инструменты, а больше всего из-за того, что он сам играл на этих инструментах. Другие члены семьи Телора тоже умели изготавливать музыкальные инструменты, но делали это только по заказу, в то время, как Телор ничем, кроме этого, заниматься не хотел.

Вся родня Телора единодушно сошлась во мнении – хотя бесконечно жаль, что он так и не расстался с этим ремеслом, но тут уж ничего не поделаешь. Для всех оставалось загадкой, почему Телор не хочет жить так, как все. Но родители поняли, что уже слишком поздно что-либо менять, и, к его величайшей радости, уступили сыну. Его отдали в ученики к Юриону, менестрелю, своему старому постоянному заказчику. У Юриона были многочисленные поклонники в соседних замках и поместьях, его всегда тепло принимали. Конечно, это был сильный удар по общественному положению семьи, ведь сын преуспевающего резчика по дереву становился странствующим музыкантом, но родители Телора уже начинали опасаться, что если они не разрешат юноше стать учеником Юриона, он рано или поздно окончит свою жизнь на виселице. Им пришлось смириться с этим, они даже не отказали сыну от дома, а терпеливо ждали, когда ему, наконец, надоест болтаться по свету и он вернется домой, станет вежливым с соседями и снова начнет вырезать из дерева то, что ему будут заказывать. Вот так и получилось, что Телор колесил по дорогам совсем не потому, что ему негде было жить. Он сам хотел такой жизни, это был его собственный выбор, он ничего еще в жизни не лишался, и поэтому ему было так неловко утешать Дери.

И все, что он мог сделать после того, как Дери никак не прореагировал на его замечание, это по-дружески коснуться плеча карлика. В другом конце сарая беспокойно переминались с ноги на ногу их привязанные лошади. Жители деревушки предлагали вывести их на пастбище, но Телор тактично отказался. Это были, несомненно, честные люди, но первый урок, который усвоил Телор у своего учителя Юриона, заключался в том, что менестрель не должен поддаваться никаким искушениям. Телор не сомневался, что у сельского головы были наилучшие побуждения, предлагая лошадям артистов место на пастбище, но всегда могло случиться, что кто-нибудь позарится на чужих лошадей и решит, что никого не будет волновать долгое отсутствие Телора и его карлика. Ни один лорд не бросится мстить за их исчезновение. Бродячие артисты не представляли из себя никакой ценности, и потом, разве обязаны деревенские жители стеречь их лошадей? Тем более что убитые и брошенные где-нибудь в канаве, менестрель и его карлик не смогут уже никому пожаловаться.

Беспокойное поведение лошадей заставило Дери прищуриться и пристально вглядеться в тот угол, где они были привязаны. Он не меньше Телора сознавал, что их видимое процветание могло сослужить им плохую службу, став опасной приманкой. Рука карлика скользнула к кожаному ремню, за которым были спрятаны гладкие камешки, которые представляли из себя простое, но довольно опасное для жизни оружие. Когда же Дери не увидел ничего подозрительного, он повернулся к Телору и нахмурился.

– Может быть, действительно стоит отправиться в замок, чтобы узнать там побольше новостей? – повторил свой вопрос Телор.

– Прошлый раз, когда ты останавливался в поместье сэра Роберта, он продержал тебя там целую неделю, заставляя писать идиотские стишки женщине, в которую был влюблен, – возразил Дери. – Можешь не сомневаться, он оценит твое опоздание на свадьбу сына лорда Коумб как остроумную шутку. Он точно обрадуется нашему визиту, но не из-за твоего распрекрасного голоса, а из-за возможности черкнуть пару-тройку поэм даме своего сердца, которая, благодаря твоим стараниям, считает, наверное, сэра Роберта великим поэтом. И потом, откуда сэру Роберту знать больше, чем знаем мы?

Телор вздохнул. Oтчасти потому, что был рад отвлечь Дери от его грустных мыслей, отчасти потому, что был согласен со своим другом. Действительно, вполне могло оказаться, что сэр Роберт знает немного или даже совсем не подозревает о событиях, которые происходят за пределами его собственных земель.

– И все-таки проблема остается, – заметил Телор. – Или мы преодолеем значительное, но безопасное расстояние и, возможно, опоздаем к Коумбе, или же отправимся прямо через территорию, охваченную войной.

Дери смотрел мимо Телора на противоположную стену.

– Поступай, как хочешь. Мне абсолютно все равно.

На этот раз Телор не вздохнул, испугавшись, что задел чувства Дери. Когда речь заходила о войне, у карлика всегда появлялись мрачные воспоминания, но он, казалось, всегда держал себя в руках.

– Тогда мы отправимся напрямик через опасную местность. В конце концов, я думаю, что армии, если, конечно, там дошло до армий, не причинят нам никакого вреда. И опоздать мы сможем только по одной причине – если они задержат нас в своем лагере, чтобы мы их развлекали, – Телор пожал плечами и засмеялся. – Ну, а если мы не сможем попасть в Коумб вовремя, то отправимся на север. Мне кажется, я уже превращаюсь в купца, который ездит по одной и той же дороге и останавливается в одних и тех же местах снова и снова. Может быть, пришло время увидеть другие страны?

Стряхнув с себя уныние и подавленность, Дери поднялся на ноги.

– В таком случае мне стоит пойти получить причитающиеся нам деньги. Чем дольше мы ждем, тем меньше получим.

Телор рассеянно кивнул, размышляя о неприятностях, которые могли возникнуть между ним и лордом, и о том, что ждет их в пути. Конечно, менестрели и бродячие артисты, как правило, считались лицами нейтральными, безразличными к тому, кто выиграет или проиграет войну, но все же им не доверяли, и люди, потерявшие спокойствие от ужасов войны, вполне могли убить их без всякой причины. Телор намеревался отправиться по старой римской дороге до Бата и затем повернуть на север, но, даже если сражения и закончились, армии в любом случае все еще размещаются лагерем вдоль дорог. Если же они с Дери будут передвигаться по ночам и как можно осторожнее, может быть, их не заметят. Единственная известная Телору дорога проходила мимо соседнего поместья, которое было захвачено противником. Но с наступлением темноты ворота поместья надежно закрываются и не откроются даже в том случае, если стражники и заметят на дороге двух путников.

Глава 2

Кэрис почувствовала нестерпимую боль, охватившую все тело, ей захотелось скрыться от этой боли, оставшись в такой приятной и спокойной темноте. Раньше она часто только этим и спасалась, но на этот раз ничего не помогало. Холодный ночной ветерок перебирал лохмотья, в которые превратилось платье Кэрис, и она, не придя еще полностью в сознание, принялась нащупывать старенькое заплатанное одеяло, решив, что оно соскользнуло с ее тела. Но, почувствовав резкую боль, пронзившую ее от этого движения, девушка вдруг поняла, что лежит в каком-то странном положении на голой земле, и сразу же все вспомнила. Она спрыгнула со стены и, падая, слышала пронзительный женский крик и шумное оживление мужских голосов, но не помнила, как ударилась о землю.

От пережитого ужаса и боли Кэрис тихо застонала и снова потеряла сознание, но очень быстро пришла в себя и поняла, что ее окружает лишь темнота. Темнота, но не тишина. Неясные звуки, доносившиеся до нее, были не чем иным, как громкими голосами, раздававшимися с настила и искаженными значительным расстоянием. Кэрис понимала, что ей нельзя здесь долго лежать. Шум голосов означал, что ее все еще ищут и не теряют надежды найти. Сколько еще времени им потребуется, чтобы понять, наконец, что ее уже нет на территории замка? А ведь скоро стражники отвлекутся от суматохи, царящей во дворе, и вновь обратят свое внимание на окрестности по ту сторону ограды. Ей нужно поскорее отсюда убираться. Если только, конечно, она может передвигаться.

Лицо девушки заливали слезы, ее терзала мучительная боль во всем теле, но Кэрис не могла больше оставаться в этой зловещей темноте, и она попыталась ползти. Все болело, кое-где на теле Кэрис нащупала раны, сочащиеся кровью, но все же ей удалось перевернуться на живот и подняться, опираясь на согнутые руки и колени. Дрожа, она с трудом у держалась в этом положении, голова бессильно повисла, словно у вконец изможденного животного, но все же она переставила одну руку вперед, затем передвинула колено. Эти простые движения вызвали боль, от которой мутилось сознание, но Кэрис медленно и упорно продолжала ползти, пока не достигла, наконец, другой стороны рва. Здесь она передохнула несколько мгновений и поползла дальше.