— Как дела, Майк?

Майк наклонился вперед, чтобы получше всмотреться в призывно подмигивающий экран.

— О'кей, — пожал он плечами.

— Что о'кей?

— Я выиграл. Более семнадцати с половиной миллионов, для начала неплохо, — протянул он.

Спиг в прострации уставился на ковер у ног Майка.

— Дуче! — произнес он с благоговением.

Коллеги-торговцы прозвали Майка «Дуче» из уважения к его коммерческим талантам. Майк заслуженно гордился своим прозвищем.

— Майк! Возьми двадцать восьмую линию! — выплеснулся из гущи событий чей-то голос.

— Алло! Это Майк Мичинелли?

— Да, я слушаю.

— Майкл, меня зовут Кандида Редмейен. Я — агент по трудоустройству, мне хотелось бы встретиться с вами. Я позвонила некстати?

— Нет другого времени, кроме текущего момента, как я всегда говорю, — Майк открыл лежащий на столе ежедневник. — Я могу встретиться с вами сегодня во второй половине дня. Скажем, в пять тридцать?

— Чудесно. Девятнадцатая Финсбари-сквер, пять тридцать дня. Жду с нетерпением.

— Я тоже.


На другой стороне Лондона, в зеленом парке Ноттинг Хилл Гейт, симпатичная молодая женщина в потрепанной блузке и обрезанных до колена джинсах лежала на траве и бесцельно перелистывала страницы журнала. Ей было лень даже читать. Англия наслаждалась необычно жарким, словно в Индии, летом, солнце просвечивало сквозь деревья, ласково облизывая голые ноги и плечи женщины и клоня ее ко сну. С противоположной стороны Стэнли Гарден были слышны обычные для Лондона звуки — детские голоса, шум транспорта, приглушенный ритм рок-музыки, доносящейся из открытого окна, крикливый голос соседки, подзывающей собаку…

Тедди заставила себя шевельнуться. Был почти полдень — самое время сделать что-нибудь полезное. Она уселась, достала флакон с маслом для загара, натерла им свои голые ноги — щедро, как указано в инструкции — и вновь разлеглась на траве с чувством удовлетворения. Она почти заснула, когда нервно жужжащий переносный телефон вернул ее назад в бодрствование.

— Алло? Ох, Чарли, дорогой! Я так рада, что это ты! Я просто не в силах разговаривать с кем-то еще. Я лежу в парке и чувствую себя такой ленивой и размякшей, а день такой чудесный, — прощебетала она и наконец спросила: — Почему ты позвонил? В чем дело?

— Тедди, глупышка, ты же сама недавно звонила мне и оставила сообщение, чтобы я срочно тебе позвонил.

Ее мягкий воркующий смех зажурчал в телефонной трубке.

— Солнце, наверное, напекло мне голову! Конечно, я звонила тебе! Я хотела позвать тебя на ужин. Завтра. Майк пригласил свою знакомую из Штатов, с ужасным акцентом, и я подумала, не поужинать ли нам вчетвером — ты знаешь, что я не слишком люблю и умею готовить, но сделаю что-нибудь простенькое. Мне кажется, она подойдет тебе — долговязая такая, разбитная американка… Я с ней еще не встречалась, и ты ее не знаешь, но вдруг это начало чего-нибудь замечательного, для тебя — и для нее, конечно. Она, может быть, не слишком хороша для тебя, да кто хорош, дорогой…

Чарльз прервал поток ее слов, зная по длительному опыту, что Тедди может часами говорить не останавливаясь.

— Я с удовольствием приду. Как насчет восьми вечера?

— Ох, постарайся прийти пораньше, я хочу поболтать с тобой чуть-чуть…

— Постараюсь. Я должен идти, Тед — на рынке очень беспокойно. До завтра.

Чарльз повесил трубку. Улыбка не сходила с его губ, пока он думал о Тедди Винингтон.


В маленьком отеле на Лефт Банк в Париже Джек Делавинь поставил свой саквояж на кровать и начал вынимать вещи. Приезжая в Париж, он всегда останавливался в «Сен-Симоне», частично по сентиментальным причинам, частично оттого, что терпеть не мог просторных, шикарных отелей, любимых его партнерами — несравненный «Георг V», «Бристоль», даже «Маврикий» стали центрами съезда новоявленных руководителей бизнеса. Кроме того, в «Сен-Симоне» он не опасался столкнуться с коллегами или клиентами и имел возможность остаться наедине со своими мыслями.

Джек вынул несколько рубашек и галстуков, необходимых для этой трехдневной поездки. У него оставался час до встречи с инвестиционным директором «Парибас». На дне саквояжа Джека лежала маленькая фотография в серебряной рамке. Если взглянуть поближе, фотография выглядела старой и затертой, она была черно-белой и сильно измятой, с подтеком слезы на одном из углов, но рамка ярко блестела. Ее часто и любовно чистили. Джек взял фотографию, присел на кровать и погрузился в мысли, безотрывно глядя на снимок. Наконец он поставил фотографию на столик у кровати, опустил голову на руки и прикрыл глаза ладонями, видя одну лишь тускло-красную темноту. Этим он надеялся избавиться от образа, который так преследовал его.


Алекс Фицджеральд на многих наводил страх божий. Фактически, многие из тех, кто встречался с ним, втайне подозревали, что он и есть Бог. Но если бы вдруг он оказался не Богом, по следующей общеизвестной версии он считался дьяволом. Мало кто из сотрудников не глядел украдкой на ноги Алекса, когда тот стоял в снегу… что-то уж очень быстро таял снег. Как один из старших партнеров «Стейнберг Рот» в Европе, он не имел себе равных по влиянию на деловой и финансовый мир и следил, чтобы об этом не забывали.

В эту пятницу он с утра вел себя, как больной медведь, оглашая ревом офис и рыча на свою многострадальную секретаршу Луизу. Все жалели Луизу, дивясь, как она терпит его безграничную энергию и исключительную требовательность. Луиза, тем не менее, шесть лет проработала у Фицджеральда, и знала, что подобная демонстрация дурного нрава ничем не грозит. Она гораздо больше боялась Алекса, когда тот бывал молчалив и холоден. Укус Алекса Фицджеральда был хуже, куда хуже его лая.

— Луиза! Где этот чертов путеводитель? Я просил вас приготовить его в первую очередь!

— Он сверху у вас на столе, мистер Фицджеральд.

— А где этот чертов Нат Ковитч?

— Он уже ушел по делам, мистер Фицджеральд.

— А кофе… Где мой кофе?

— На подносе у окна, мистер Фицджеральд.

— Проклятье, Луиза! Что я должен делать, чтобы иметь свежий кофе — готовить его сам? Жарить эти дурацкие зерна? Почему здесь никто не может хоть что-то сделать правильно?

— Я немедленно приготовлю его заново, мистер Фицджеральд. Что вам еще требуется?

Алекс только хрюкнул. Это не выглядело извинением, но, на взгляд Луизы, было ничуть не хуже. Он перелистал «Таймс» до страницы ежедневника Сити, чтобы посмотреть, не упоминался ли «Стейнберг» в унизительном смысле. У Алекса Фицджеральда была болезненная мнительность — касательно как себя, так и фирмы. Его взгляд упал на небольшую заметку в нижней части ежедневной полосы Джоанны Френч.


«Ох, что же такое могло случиться в «Хэйз Голдсмит»? В старые добрые времена сотрудники покидали «Хэйз» только в гробу, но ЭРК, охотники за головами, возглавляемые неустрашимой Кандидой Редмейен, устроили подлинный исход оттуда, увенчавшийся вчерашним переходом Билла Бареджа в «Морган Стэнли». Интересно, есть ли там еще крысы, готовые сбежать? Не спросить ли у госпожи Редмейен — кажется, она лучше осведомлена обо всем этом, чем кто-либо…»


Улыбка медленно растянулась по лицу Алекса. — Забудь про кофе, Луиза, сойдет и этот бокал. Соедини меня с Кандидой Редмейен, ясно?


Кристиан де Клемент-Гранкур взял со столика у кровати свои часы фирмы «Патек Филип». Они показывали без четверти час. Для ленча было уже поздновато. Кристиан вздохнул, застегнул их на загорелом запястье и осторожно вылез из постели, так, чтобы не разбудить аппетитную блондинку, раскинувшуюся в груде простыней рядом с ним. Он быстро оделся, как человек, привыкший экономить время, и присел нацарапать короткую записку на фирменной бумаге отеля.


«Это было, как всегда и бывает, восхитительной передышкой в этом грубом мире. Завтра я надолго уезжаю в Нью-Йорк, но позвоню тебе, когда вернусь. Развлекайся, пока я вдали. Я буду считать дни до встречи. С нежностью.

Твой Крис»


Кристиан совсем не собирался отбывать в Штаты, но ненавидел говорить «прощай» и никогда не разрывал связей. Ему казалось, что это не по-рыцарски — платить женщине за несколько месяцев или даже недель интимных отношений таким недобрым способом. Куда лучше уходить, оставляя надежду. Кроме того, он не исключал возможности, что, может быть, заскучает по теплому, полному телу Элен в ближайшие несколько недель. В этом случае было бы ошибкой принимать бесповоротные решения. Он вытащил из бумажника большую пачку франков и оставил их вместе с запиской в конверте на столике у кровати.

Он убедился, что обязательные розы стоят в вазе, а шампанское охлаждается в ведерке со льдом, затем закрыл за собой дверь и спустился по лестнице. Подмигнув служащему, у которого хватило благоразумия не подмигнуть в ответ, Кристиан де Клемент-Гранкур вышел из отеля «Сен-Симон» и уселся на заднее сиденье черного лимузина, давно ожидавшего его у парадного входа.


В комнатах на Семьдесят восьмой улице, в северно-восточной части Нью-Йорка, Эстер Левинсон проснулась от шума такси, пронесшегося вниз по улице. Она открыла один глаз. Было два часа ночи. Можно было спать еще целых три часа до того, как продолжить работу. Она перевернулась на другой бок и вскоре уже снова спала.

Глава первая

В анкете коротко рассказывалось о блестящих учебных и профессиональных успехах Майка Мичинелли, приглашенного на собеседование.


БИОГРАФИЯ

Майкл Мичинелли

Возраст: 32

Национальность: англичанин

Семейное положение: холост

Образование: Кайес колледж, Кембридж — степень бакалавра, степень магистра. Экономика, с отличием первого класса. Гарвардская школа бизнеса. Психотеория бизнеса

Место работы: 1990 — по настоящее время — «Стейнберг Рот», Лондон. Менеджер, валютные операции 1986–1990 «Стейнберг Рот», Нью-Йорк. Старший торговец иностранной валютой 1981–1984 «Ширсон Леман Брадерс», Лондон. Торговец иностранной валютой

Интересы: Спорт (гребля, теннис) Экономика. Вино


Кандида ввела эти подробности в базу данных компьютера и поднялась из-за стола, так как в ее кабинет вошел Майк Мичинелли.


Голливуд создал образ «молодого турка», а Майк Мичинелли во многом усовершенствовал его. Кандида знала о Майке значительно больше, чем говорилось в анкете. Она знала, что он пользуется уважением у своих деловых партнеров, вызывает влечение у деловых партнерш и трепет — у конкурентов на рынке. Она знала, что он не любит приспосабливаться — если Майку не нравилось какое-то правило, он просто его менял. Его эгоизм был величиной с небоскреб, но Майк не нуждался в том, чтобы его ублажали — Кандида подозревала, что ему достаточно ублажать себя самому. Майк сам выбился в люди и сам планировал пути к успеху.

Перед приглашением Мичинелли на собеседование Кандида провела осторожную разведку на валютном рынке, позвонив коллегам, с которыми он работал в настоящее время или работал прежде, чтобы узнать их мнение о нем. Выяснилось, что нравится он не всем, но все его уважают, и никто не ставит под сомнение его профессиональные качества. Кандида, как правило, редко приглашала на собеседование торговцев — они казались ей нахальными, самонадеянными и невозможно надоедливыми. Но Майк Мичинелли, видимо, был несколько иным. Едва он вошел в комнату, ее тренированный взгляд сразу же отметил скрытый вызов в его темных, почти черных глазах, агрессивно вздернутый подбородок и полную непринужденность, с которой он без приглашения уселся на ее диван. Такие моменты Кандида искренне любила в своей работе — странную доверительность, возникающую между двумя людьми, встретившимися впервые, сознание того, что она имеет возможность — нет, право задавать интимнейшие вопросы, и ей ответят.

— Садитесь, — с холодком сказала Кандида, возвращаясь на свое место за рабочим столом, но, как она и предвидела, ей не удалось смутить его.

— Я столько о вас слышал, — присвистнул Майк, не обращая внимания на ее сарказм, — но почему-то никто не говорил мне, что вы так хороши собой.

— Я тоже о вас много слышала, и далеко не то, что говорят о каждом.

Он слегка усмехнулся, находя особый вкус в пикировке с этой необыкновенной женщиной, и подался вперед, чтобы получше разглядеть ее ноги. Длинные и гладкие.

— Вы закончили? Может быть, мы вернемся к цели нашей встречи…

Кандида стремилась взять контроль над беседой и чувствовала, что Майк не намерен быть пассивным собеседником. Несмотря на это, ей удалось втянуть Майка в беседу о его прошлой карьере, о его настоящем положении в «Стейнберг Рот», о его планах на будущее, и тщательно записать услышанное. Майк говорил открыто и подробно. Он верил в пользу разговоров с агентами по трудоустройству — мало ли что у них может подвернуться, а он был прирожденным ловцом случая и, кроме того, любил поговорить о себе. Кандида ловко направила беседу в менее практические области, пытаясь составить полное представление о личности Майка.