— Скажите, Майк, что вами движет? Что для вас новый день? Что руководит вами?

Он не моргнув встретил ее взгляд.

— Достижение победы. Секс. Деньги. Власть. Все обычные побуждения. Я очень обыкновенный парень, поверьте.

— Нет, я так не считаю. Я не верю, что вы такой. С кем вы торгуете?

— С каждым, кто поднимет телефонную трубку.

— А почему вы любите торговлю?

— Она у меня хорошо получается. Она возбуждает.

— Не за это ли вы любите и секс? — невинным голосом спросила Кандида.

— Да. Но процесс торговли длительнее. Как правило, она лучше секса. Не намереваетесь ли вы спросить меня, с кем я занимаюсь сексом?

— Нет, это пустая трата времени. Я подозреваю, что мне известен ваш ответ: «С каждой, кто поднимет телефонную трубку…»

— Я, хм, я… вы читаете меня, словно книгу!

— Какие неприятности у вас есть в настоящее время? — возобновила опрос Кандида.

— У меня есть одна огромная неприятность, которая беспокоит меня все больше и больше, — доверительно протянул Майк.

— Что это? — насторожилась Кандида.

— Почему бы вам не попытаться угадать?

— Я попробую, но с одним условием.

— С каким?

— Чтобы вы перестали разговаривать как шифровка из нового сериала «Продолжение» — «Продолжение торговли», допустим, — заметила Кандида, и была вознаграждена вспышкой смеха.

— О'кей, принято. Я буду искренен, как на исповеди. Но у меня тоже есть одно условие.

Кандида подняла бровь.

— Приходите ко мне на ужин завтра вечером, — ее лицо стало ледяным, но он продолжил. — Не наедине, не беспокойтесь. Мы с невестой устраиваем небольшую вечеринку. Я был бы рад, если бы вы присоединились к нам… с мужем, если хотите…

— Хорошо, — Кандида грациозно наклонила голову. — Но я не замужем, я приду одна. Кто ваша невеста?

— Тедди. Теодора Винингтон. Вы ее знаете?

Кандида сделала заметку и покопалась в памяти.

— Звучит знакомо, но, кажется, мы не встречались прежде. Нет, не помню. Она тоже работает в «Стейнберге»?

— Работала, но там не одобряют, когда мужья и жены работают в одной фирме… знаете, «китайские стены», противоречивые интересы, весь этот мусор. Теперь она ищет работу. Было бы лучше, если бы вы с ней поговорили, а не со мной. Она действительно умеет вести дела, раз я это сам говорю, — Он самодовольно посмотрел на нее. — При случае я вставлю за вас доброе слово… Вы почешете мою спину — когда-нибудь и у меня появится возможность почесать вашу…

Улыбка Кандиды исчезла.

— Итак, расскажите мне подробнее, что хорошо, а что плохо в «Стейнберг Рот»… — деловито сказала она.

Когда Майк Мичинелли ушел, Кандида вернулась к компьютеру, чтобы записать собеседование. Она оценила Майка классом «А», как профессионала высшего уровня, и ввела свои инициалы в графу сотрудника, проводившего собеседование, чтобы коллеги знали, кто из консультантов оценивал его. У нее не осталось сомнений, что Майк доволен «Стейнберг Рот» и, следовательно, не захочет менять место работы. Она опустила курсор на поле «Связи:» и добавила «Е: Т. Винингтон». Это объясняло каждому, кто был знаком с системой кодов в ЭРК, что Майк помолвлен с Т. Винингтон. Ведение записей о таких мелочах было важной частью ее базы данных и помогало избегать существенных конфузов. На месте, отведенном для итогового заключения, она напечатала: «Петушащийся, эгоцентричный ублюдок. Хорошо отполированный булыжник. Бедный мальчик, выбившийся из нищеты. Далеко еще пойдет».

Затем она напечатала «ВИНИНГТОН» и нажала клавишу поиска. В списке оказались трое Винингтонов. Она выбрала Т. Винингтон и прочитала следующее:


«Теодора Винингтон (Тедди). Возраст — 28. Англичанка. Нью Колледж, Оксфорд. Работала в финансовой корпорации «Стейнберг Рот» до августа 1991, у Пит-Риверса. Говорят, что очаровательна и хорошо знает дело. Интеллигентна, дисциплинированна, трудолюбива, с хорошими родственными связями. Наблюдательна. Настоящая приманка».


Кандида тщательно следила, чтобы данные в базе вовремя обновлялись и соответствовали друг другу. Ничего не было важнее для ее бизнеса, чем эта информация, и ничего не было важнее для Кандиды, чем ее бизнес. Она установила курсор на поле «Связи:» и добавила: «Е: М. Мичинелли».

Настоящая приманка… счастливец старина Майк Мичинелли.


Майк все-таки согласился устроить вечеринку в доме Тедди, хотя его собственная квартира была просторнее. «Стейнберг Рот» обеспечил его жильем в престижном Кенсингтонском районе. Майк любил свою квартиру. Она отличалась от его родительского домика в Нортшилде так, как только может отличаться один дом от другого. Он любил просторные комнаты и даже не ставил в них много мебели, чтобы они казались еще просторнее. Майк любил белые стены, белые шелковые занавески и светлые, почти белые настенные ковры. Родительский домик, напротив, был пестрым и шумным, с жуткими репродукциями известных картин и полными пластмассовых тюльпанов вазами, вечно торчавшими на огромном телевизоре. Майк любил свою автоматизированную кухню, хотя редко прикасался там к чему-нибудь, кроме холодильника и микроволновой печи. Больше всего он любил отделанную мрамором душевую, оборудованную не только мощным душем, с целым набором массажных, игольчатых и газирующих приставок, но и вершиной технического искусства — программируемым телефоном в специальной нише, так что можно было не бежать в спальню, если торговые дела требовали срочного разговора с Токио или Хельсинки. Тедди ненавидела этот телефон, ради которого, казалось, была построена вся квартира. Она даже пыталась испортить его, направив на него струю из массажной приставки, но безуспешно, к своей огромной досаде и облегчению Майка.

Тедди жила неподалеку от Майка в небольшом особнячке, упершемся в конец Стэнли Гарден, обсаженной деревьями улицы сбоку от Ладрок Гроув. Домик был подарен Тедди бабушкой, которая пользовалась им как pied-a-terre[2], пока не стала слишком старой для регулярных поездок в Лондон. Из уважения к бабушке Тедди не переставила ни единой вещи, не перевесила ни единой картины за все семь лет жизни в нем. Ей хотелось, чтобы Матти чувствовала себя как дома во время редких визитов в Лондон, когда она останавливалась у Тедди. Кроме того, Тедди нравилось, что домик заполнен всякими маленькими сокровищами, любовно собранными бабушкой за долгую, полную путешествий жизнь. Это давало ей чувство преемственности, чувство принадлежности к роду.

Оглядев гостиную, заваленную кучами старых воскресных газет и журналов для новобрачных, старыми диванными подушками, одеждой, косметикой, шарфами, валяющимися как попало на креслах, и прочими обносками жизни одинокой-но-почти-замужней женщины, Тедди вынуждена была признать, что дух преемственности зашел слишком далеко. Домик был маловат и требовал генеральной уборки перед вечеринкой.

Засучив рукава, Тедди взялась за работу. Она сгребла весь разбросанный по комнате хлам в одну огромную кучу и запихнула под диван. Ей всегда казалось, что это наилучший способ уборки. Во-первых, в доме не оставалось ни соринки, во-вторых, вещи, которые она в течение недели не вытаскивала обратно, так и оставались под диваном. Тедди справедливо полагала, что ей не нужны вещи, которые не потребовалось оттуда выкапывать. Она пробежалась по домику, взбивая подушки и расставляя вазы с пышно распустившимися розами.

Было нелегко уговорить Майка переехать к ней после свадьбы, но она твердо решила, что ее семейный дом будет здесь. Майк цеплялся за свою кенсингтонскую квартиру — тем более, что за нее не нужно было вносить квартплату, но Тедди втайне чувствовала, что сумеет переубедить его, доказать ему, что деньги — еще не все. Она жалела Майка, глубоко понимая его чувства, и знала, как много значат для него свидетельства жизненного успеха. Она ненавидела его детство и недолюбливала его родителей, слишком сильно напоминавших ему о нищей и унизительной юности. Однако Тедди восхищалась тем, что он смог пробиться так далеко, наперекор обстоятельствам и опираясь только на свой талант. Ее втайне смущала практичность Майка, но она надеялась постепенно изменить его.

Она занялась кухней, где накопилась куча работы. Одни люди моют посуду после еды, другие — перед едой. Тедди, определенно, принадлежала к последним. Удовлетворившись наконец состоянием жилища, она вспомнила о провизии для вечеринки и понеслась в магазины, или точнее, в магазин.

Если бы вы искали продуктовый магазин, открытый в субботу вечером, единственным в Лондоне оказался бы «Хародс Холл». Так считала и Тедди, пробиваясь сквозь толпы туристов и нетерпеливых покупателей. Именно в «Хародс Холле» она чаще всего оказывалась в субботу вечером. Тедди была порывистой и благодушной хозяйкой. По пятницам она нередко приглашала гостей на субботний ужин, а в субботу с утра проводила пару часов, валяясь в постели и перелистывая кулинарные книги с восхитительными картинками, пока не признавала, что ее кулинарного мастерства недостаточно для мяса лангуста с томатной подливкой или заливного из фазана. В нежелании готовить угощение ей не было равных — les oeufs brouilles sur ses lits de toast[3] — поэтому она снова и снова возвращалась к банкам с готовой едой в глубокое, пещеристое брюхо «Хародса». К счастью, никто этого вроде бы не замечал, а они с Майком легко переносили суровые цены, назначаемые «Хародсом» для ленивых или безнадежных стряпух.

Тедди задержалась у прилавка свежих овощей, разглядывая разнообразные салаты с континента и намереваясь купить мексиканской закуски для приготовления своего салата. Чуть поразмыслив, а также поглядев на часы, она решила, что это слишком сложно, и взяла готовую упаковку салатной смеси.

Ее планы на скромный ужин для четверых, с целью познакомить Чарльза с приятельницей Майка Глорией, были разрушены во время ленча в закусочной около четырех — нет, пяти часов вечера, вспомнила она. Майк упомянул, что в последний момент пригласил еще одну женщину, агента по трудоустройству, а затем еще несколько сослуживцев.

Со стороны могло показаться, что у Майка и Тедди нет ничего общего, кроме привлекательной внешности и привычки делать все в последний момент. Видимо, это связано с работой в Сити, предположила Тедди. Ее всегда давила необходимость рваться от одного срока к другому, быть умелой, быть аккуратной, делать все вовремя, если не быстрее, быть во главе игры. Поэтому стоило за ней закрыться дверям офиса, как остальная ее жизнь превращалась в хаос. Нагруженная сумками, Тедди уже почти вышла из «Хародса», как вспомнила, что не забрала одежду из сухой чистки и та теперь останется там на выходные. Протолкавшись обратно сквозь огромные вращающиеся двери, она побежала по первому этажу купить что-нибудь из одежды.


В девять вечера прием был в полном разгаре. Двери в сад были распахнуты настежь, вино лилось рекой, гости спорили, выбирая джазовые ленты для прослушивания.

— Эй, Мичинелли! Как насчет доллара? Мне кажется, пора играть на повышение доллара и понижение марки — диаграммы показывают, что мы стоим перед прыжком мертвой кошки…

— …итак, я спустился в тот домик аукционов на Лотс Роуд, а там оказалось целых три камина эпохи Георга за умеренную цену…

— Откуда у вас этот костюм, Стив? От Святого Лаврентия?

— Ну, я собираюсь поместить свои деньги в «Буш». «Мидвест» никогда не считал эти жульнические уловки с чеками ключами к Белому Дому.

— Вам мерещится. Доллар идет к дьяволу в корзиночке. Сколько раз я говорил вам, что мертвая кошка прыгает только после того, как шмякнется о дно! Именно это указывает, что она мертвая. Любой уважающий себя торговец знает, что доллар не поднимется с пола до тех пор, пока…

— Тедди, мы сняли просто чудесную виллу в Умбрии на следующий май — семь комнат, бассейн, теннисный корт, повар. Может быть, вы с Майком погостите у нас неделю-другую…

— Ламонт сказал…

— Я купил его в последней поездке в Милан. Сейчас я все покупаю в Милане, Париж закончился для мужчин…

— Не суйте мне Ламонта! Ламонт уже утопленник! Идея, что Нормана Ламонта волнует безработица…

— Звучит великолепно, Пипа, но я должна переговорить с Майком. Он никогда не планирует так далеко вперед, но мне бы очень хотелось приехать…

— На Соломона? Я не буду на него работать, даже если эта работа окажется последней на земле. Вы знаете, что говорят… это прекрасное место для тех, кто из…

— …да, но в этом году там платят большие баксы…

Слушая одним ухом болтовню Пипы о шикарной вилле, которую они с мужем сняли на весну, Тедди заметила элегантную женщину, сидевшую на диване с Чарльзом Бартоломью. Казалось, они с Чарльзом были хорошими знакомыми. Склонившись друг к другу, они спокойно беседовали, не обращая внимания на окружающий их галдеж. Незнакомка подняла глаза и, встретившись со взглядом Тедди из-за плеча Пипы, подарила ей ослепительную улыбку. Тедди извинилась перед Пипой, которая попросту чуть отвернулась, усилила голос на пару делений и продолжила восхваление Умбрии кому-то другому, позволив Тедди проследовать в угол комнаты.