– Поверь мне, Бьянка.

– Как я могу тебе поверить после того, что произошло? – Глаза превратились в щелочки, она вот-вот разрыдается. – Как, скажи мне?

Маттиа мягко обнимает ее за плечи.

– Бьянка, я люблю тебя, – эти слова, непрошеные, сами вылетают из его уст. Она теряет дар речи: меньше всего она ожидала услышать это от него сейчас. Это признание совершенно не к месту. Усилием воли она высвобождается из его объятий.

– Не думал, что скажу тебе об этом при таких обстоятельствах, – продолжает он. – Но должен был сказать, я больше не мог держать это в себе. Прости, что не смог найти лучшего способа.

Он смотрит на нее, и взгляд его совершенно искренен. Ее охватывает ледяная волна. Это какая-то бессмыслица, ей кажется, что она задыхается. Пытается дышать, но легким как будто не хватает кислорода.

– Я думал, что уже перестал верить в любовь. А потом появилась ты. – И снова он смотрит на нее, еще теплее, чем прежде. – Я люблю тебя, Бьянка.

– Довольно, – прерывает она его. – Это неправда. – При этих словах у нее чудовищно сжимается сердце. Ей хотелось бы произнести заклинание, чтобы избавиться от их близости, от той интимности жестов, слов, мгновений, проведенных вместе, вернуться в то время, когда они еще были чужими друг другу, две далекие точки, без следа ожиданий или обещаний – Я тебе не верю.

Ее глаза наполняются слезами, и она никак не может их прогнать.

– Ты должна мне верить! Я люблю тебя. – Он берет ее руки в свои. Если бы только суметь передать ей все то, что у него на сердце!

– Если бы ты меня любил, то не сделал бы того, что сделал. Ты бы позволил мне самой сделать выбор. – Она отстраняет его руки, но в голове на бешеной скорости проносятся проведенные вместе с ним моменты. – Все кончено, Маттиа.

– Что?.. – он снова пытается обнять ее, хоть это и кажется ему абсурдом после ее слов. И все же какая-то часть его старается не слушать слова, а лишь поддаться безымянным теплым течениям. Ему страшно, но это ощущение теплится внутри его, вибрирует и от него никуда не деться.

– Ты правильно расслышал, Маттиа. Все кончено. – Сердце ее сжимается все сильнее. Она готова сама вырвать его из груди – от гордости или от страха, что ей будет еще хуже, чем теперь.

Она оглядывается, вбирая в себя каждую частичку этого волшебного места, где все началось: роща, море, пляж, стены пансионата. Затем пристально смотрит на него.

– Послушай меня хорошенько. Прежде чем уйду, я все-таки скажу это: ты совершаешь огромную ошибку, продавая это место.

С этими словами она поворачивается и выбегает.

Маттиа в отчаянии бежит за ней.

– Постой, Бьянка! – Он чувствует, как незримая петля стягивает его горло. Никогда он не плакал из-за женщины, даже из-за Лары; должно быть, это в первый раз. Он бежит за ней по ступенькам.

Она больше не может здесь оставаться и не хочет, чтобы другие решали, как ей жить. Может быть, она совершает ошибку, но теперь разочарование слишком велико, чтобы оставаться здесь хотя бы секунду. Она минует последнюю ступеньку, выбегает в холл и оборачивается. Он – в двух шагах от нее.

– Отпусти меня, Маттиа. Пожалуйста, не усложняй, – голос ее срывается от слез. Слезы бегут и из его глаз. Так они стоят, друг напротив друга, и кажется, что сейчас возможно все – и ничего.

Наконец это мгновение позади. «Пока», – говорят они друг другу почти одновременно, не в силах посмотреть друг другу в глаза. Ни поцелуев, ни объятий; он лишь слегка касается ее руки, но она быстро отдергивает ее и молча выходит. Солнце вот-вот погрузится в море; в небе лишь несколько фиолетовых и оранжевых полосок. Воздух наполняется тяжелой, почти осязаемой печалью. Это грусть по уже свершившемуся и тому, чего никогда уже не будет. По неверному времени и месту. По пустоте. По тому, что было и чего уже не хватает.

Глава 39

Она вставляет ключ в замочную скважину, поворачивает и легонько толкает. Синяя дверь открывается со знакомым скрипом. Она снова дома – у Амалии. Единственный дом, что у нее остался.

Войдя, она чувствует тот характерный запах ладана, которым пропитаны стены, – запах святости.

Амалия на кухне, режет ананас на деревянной разделочной доске. Едва увидев ее, она кладет нож на стол.

– Наконец-то ты вернулась, – говорит она, светло улыбаясь, и раскрывает объятия.

– На самом деле я никогда отсюда и не уходила. – Бьянка идет к ней навстречу и изо всех сил стискивает ее в объятиях. Они снова вместе, и это соприкосновение проникает через кожу до самого сердца.

– Я рада, что ты снова здесь, – шепчет Амалия ей на ухо, и ее голос дрожит от любви. И все между ними становится по-прежнему. Пару дней назад они разговаривали по телефону, Амалия выслушала ее, как мать слушает дочь, которая потерялась. Она поняла свою дочь, ее молчание и ее потребность в уединении.

– Я тоже рада, что наконец снова дома. – Бьянка так хорошо знает это тело, такое хрупкое и в то же время полное силы.

Амалия первой отстраняется и мягко берет ее за плечи.

– А знаешь, он тебя искал.

– Кто – он?

– Дэвид, – отвечает Амалия. – Но не волнуйся, – ее взгляд исполнен доверия. – Я сказала, чтобы он оставил тебя в покое и уважал твой выбор.

– Спасибо. – Бьянка чувствует, как к горлу подступает комок. – Жаль, что Маттиа не отнесся к этому с уважением, – она сглатывает и трет глаза, чтобы опять не разреветься, – но ведь это неправильно!

Амалия молчит. Ей хочется объяснить Бьянке, что нет правильных или неправильных вещей, что в этот самый момент все идет так, как должно, даже если тебе кажется, что все не то и не так.

– Все кончено, Амалия. – Бьянка все мотает головой, как будто сама не может поверить своим словам.

– Ты не можешь этого знать. – Амалия гладит ее по щеке. – В тебе говорят злость и гордыня.

– И омерзение! – выкрикивает она, кипя от ярости и разочарования. И вдруг ухмыляется: – Через два дня он возвращается в Милан – он ведь завершил сделку. – Бьянка нервно пожимает плечами. – Я только что была в пансионате – там уже висит табличка о начале работ. Все уже решено. – Она морщится от отвращения. – Он поступил со мной так же, как со своим пансионатом, – все решил за меня. Никогда его не прощу за то, что он сделал. Ни уважения, ни внимания ни к моим чувствам, ни к собственному имуществу.

– Я тебя понимаю, – отвечает Амалия. – Ты думаешь, что попала в ловушку и не можешь за это простить, потому что ее для тебя расставил тот, кому ты доверяла. Но иногда те, кто нас ранит, на самом деле хотят нам помочь. – Она не может полностью быть на стороне Бьянки: в любви нельзя действовать, повинуясь гордыне и страху.

– Я не просила о помощи, – отзывается та непреклонно.

– Что было, то было, Бьянка. Не будь слишком сурова.

– А что же мне – быть мягкой? Может, еще войти в положение человека, который даже не понял, что действует по отношению ко мне неуважительно? Это он все разрушил.

– Не торопись с выводами, твое сердце сейчас разбито.

– Я сама разбита, – огрызается Бьянка, щелкая пальцами. Она так устала, что кружится голова, и ноги нестерпимо дрожат. – Прости, я немного прилягу на диван.

– Конечно, родная. – Амалия отпускает ее, как раненого зверя, который скрывается в лесу, чтобы зализать раны. – Я пока закончу готовить фруктовый салат.

Бьянка сворачивается в клубочек на диване и смотрит на себя в настенное зеркало: под глазами темные круги, волосы всклокочены, платье пропиталось потом. Затем видит на стене гобелен с головой Будды с ангельской улыбкой: «Все идет так, как должно идти», – будто говорит он. И все же хоть она и старается об этом не думать, но в ушах все еще звучит голос Маттиа и это его «я люблю тебя», повторенное несколько раз, которое она не захотела слушать. Эти слова, как острые осколки, вонзаются в мозг. Он и эта его фраза – после того как они предавались любви на скалах, поддаваясь желаниям, – единственному, что есть в этом мире настоящего. Именно это она и сделала – полностью отдалась ему. И теперь сожалеет о том, что пошла на поводу у инстинктов. На мгновение ей показалось, что она нашла то, что искала, – товарища по играм, который всегда ее поймет, мужчину, который защитит, но в то же время всегда сможет удивить, с которым никогда не будет скучно и который не будет пытаться ее переделать. Но она ошиблась. Маттиа был ее большой ошибкой. Иллюзией. Он не мужчина – всего лишь эгоистичный самец.

Она думает о том, что они друг другу не сказали, о том, что могли бы сделать вместе. Ярость внутри ее не отпускает – она злится на саму себя, и эта злость не помогает идти вперед, а только задерживает. Неужели так будет всегда – кто-то за нее будет выигрывать в ее матче с судьбой? Если бы ее отец Раньеро был здесь, он сказал бы: не к чему сокрушаться о совершенных ошибках, нужно извлечь из них урок и идти дальше. Но есть ли оно, это «дальше»?

– Родная. – Из водоворота мыслей ее вытягивает Амалия, легонько коснувшись плеча. – Я только хотела сказать, что к тебе заходили Хавьер и Пабло, насчет работы в клубе.

– Спасибо. Я схожу к ним завтра. – Из-за всего случившегося она совершенно забросила танцы – свою единственную страсть, которая никогда ее не предавала. С них-то и следует начать, если она не хочет окончательно потеряться. Амалия протягивает ей чашечку фруктового салата.

– Хочешь?

– Прости, я не голодна. – Бьянка не чувствует ни голода, ни жажды – лишь холод, снедающий ее изнутри. – Пойду приму душ.

– Ладно, не настаиваю. – Амалия ставит чашку на столик. – Отдохни, детка. Послезавтра приезжает твоя подруга, так?

– Да. – Бьянка встает с дивана и вздыхает: никогда бы не подумала, что будет встречать Диану в таком состоянии.

– Уверена, она сумеет вновь заставить тебя улыбаться.

– Я тоже на это надеюсь, – отвечает Бьянка. Сейчас ей хочется лишь одного: смыть с себя грусть в этот августовский вечер.


Долгая ночь Эйвиссы наполнена огнями и звуками Дальт Вилы.

Диана достает из косметички зеркальце и оглядывает себя. Кислотно-розовые волосы падают на лицо, как ленты, тушь потекла, щеки и грудь покраснели от солнца.

– Боже, ну и чудовище! – вырывается у нее, прямо посреди оживленной толпы порта. Затем она поворачивается к Бьянке и улыбается: – Да кому какое дело? Vamonooosss![110] – Она поспешно завязывает волосы, проводит рукой по ногам, стряхивая песок, налипший, когда они танцевали на импровизированной вечеринке в «Ноу Нэйм», чирингито в дальнем конце Плайя-ден-Босса.

– Дай сюда. – Бьянка вырывает зеркальце у нее из рук. – Детка, мы как будто из дому сбежали! – Она смеется: рядом с Дианой невозможно грустить или быть серьезной. Она здесь всего несколько часов, но вихрь хорошего настроения, что она с собой привезла, захлестывает Бьянку с головой – она будто заново родилась.

– Ты и так красотка, уж поверь мне, – замечает Диана. Она наносит на губы немного блеска, сбрызгивает шею туалетной водой.

Они веселились в «Ноу Нэйм» до заката, а потом переместились в «Нассау» и заказали гигантсткую тарелку креветок на гриле. Теперь они въезжают в старый город Эйвиссы, окутанный веселой атмосферой «Фьестас де ла Тьерра», одного из известнейших фестивалей острова.

Из-за древних стен слышатся звуки хауса, смешивающиеся с гулом толпы.

– ¡Qué guapas![111] – восклицает пара двадцатилетних ребят с ошалелым взглядом, проходя мимо них.

Диана с улыбкой возводит глаза к небу:

– Знали бы мужчины, как они могут разочаровать женщин, они бы не осмелились даже ухаживать, – говорит она, размахивая руками с матово-черным лаком на ногтях.

– И правда, – отзывается Бьянка. Рядом с подругой она вновь ощущает прилив сил.

– Одни разочарования от них, – продолжает Диана, воодушевляясь. – Одно за другим, – она смеется, – но сегодня нам на них плевать. У нас – праздник! – Ее заразительный смех оглашает окрестности.

– И еще какой праздник! – соглашается Бьянка. У всех должна быть такая подруга, как Диана. Прошлой ночью они проболтали в скайпе почти пять часов – обсуждали трагические события последних дней. Диана слушала, плакала, злилась и смеялась вместе с ней. Для Бьянки она больше чем сестра; она и сама не знает, что делала бы без Дианы. Они идут меж лавочек, поднимаются к той части старого города, что стоит на возвышении. Чем дальше, тем отчетливее слышится пульсирующий ритм музыки. Толпа людей танцует на террасе – диджей-сет в самом разгаре: это похоже на безумную оргию, и не двигаться вместе с ними просто невозможно. Они бросаются в самую гущу, парят, легкие и пронизанные энергией, все во власти ритма. Диана поворачивается к Бьянке.

– Круто, да? – кричит она ей в ухо.

– Это Ибица, baby! И это ты еще не видела, как я танцую… – улыбается ей Бьянка. Кажется, что ты оказался на огромной волне – все раскачиваются. А они двое – в самом центре этой пестрой толчеи, среди людей, которые двигаются, разговаривают, смеются и целуются, как будто всю жизнь не делали ничего другого. Внезапно все руки на танцполе устремляются вверх. Слышится один лишь сухой звук, как многократно усиленное сердцебиение, все начинают свистеть и ликующе кричать. Свист все нарастает, пока диджей не заиграл ремикс «Missing» группы «Everything but the Girl».